Алекс посмотрела на часы. Было почти девять.
– Не знаю. Наверное, мне надо вернуться в гостиницу. Там меня ждут друзья.
– Позволь мне пойти в кухню и посмотреть, что она приготовила.
Когда он ушел, Алекс подошла к картине и стала внимательно ее изучать.
«Правильно ли вообще, что я здесь? – подумала она, рассматривая сцену «Тайной вечери». – Могу ли я доверять этому человеку?»
Нутром она чувствовала, что может. Но на всякий случай ей стоит кому-нибудь сообщить, где она. Но кому? Эрик исключается – тогда он узнает, что она не только позвонила клиенту банка, но и обедала с ним.
– Нам повезло! – Руди принес еще один столовый прибор и чистые бокалы для вина. – Там полно еды. Хватит на двоих. Пожалуйста, скажи, что ты останешься. Не хочу сегодня ужинать в одиночестве.
Алекс колебалась.
– Ты нервничаешь, потому что пришла сюда? – спросил Руди.
– Да нет, – соврала она.
– Не нужно. – Он откупорил еще одну бутылку вина – «Шато-Лафит», – еще более дорогое бордо, чем первое.
– Не волнуйся. – Руди передал ей наполненный бокал. – Если бы я собирался обидеть тебя, то не пригласил бы сюда, правда? – Он улыбнулся. – Благодаря тебе, полиции теперь известно, что ты у меня.
Глава 12
Цюрих
Понедельник, утро
Цюрих – это, знаешь ли, не Лос-Анджелес. Здесь просто так не убивают. – Руди и Алекс шли по широкому пешеходному мосту, который начинался у «листов», чуть выше по течению реки от гостиницы. – Если Охснера убили, на то есть какая-то причина.
– Вы уверены? – Алекс изо всех сил старалась не отставать.
– Мы будем знать точно, когда взглянем на тот счет. – Руди указал на узкую пешеходную улочку, ведущую к Банхофштрассе. – И не беспокойся: все, что тебе придется делать, – ждать на улице, как в ту пятницу. Уверен: как только я увижу счет, мы сразу поймем, почему погиб Охснер.
Он взял ее за руку и повел вперед.
– Быть того не может, чтобы Охснер без причины покончил жизнь самоубийством.
– Причина, вполне возможно, была. – Алекс остановилась.
– Какая, например?
– Руди, я обязана вам кое-что рассказать, причем до того, как вы зайдете в банк. Давайте присядем. – Алекс кивнула на низкую бетонную скамеечку на той стороне моста, которая смотрела на озеро.
Алекс села рядом с Руди и стала объяснять ему версии Сьюзан насчет поддержания маржи и того, как можно было бы использовать опекунский счет, чтобы временно покрыть убытки во время падения акций в октябре 1987 года.
– Так мы говорим лишь об одном старике, которого поймали с поличным? – Руди посмотрел Алекс прямо в глаза. – Но я не понимаю. Если бы Охснер действительно совершил какие-то махинации с куплей-продажей акций во время обвала рынка, неужели банк не обнаружил бы этого – рано или поздно? – Руди сощурил глаза. – Неужели никто бы этого так и не заметил?
– Необязательно. Код введен таким образом, что компьютер автоматически отдает распоряжение о продаже. Никто в банке никогда и не узнал бы об изменениях. Охснеру необходимо было всего-навсего показать банку фальшивый отчет, чтобы подтвердить наличие средств для покрытия убытков, – и концы в воду.
– Но эта уловка не дала бы долговременного результата. Что бы ни было указано в отчете о продаже, сделка-то была проведена с опекунским счетом моего отца, а не с компанией Охснера. Банк, дающий заем Охснеру для его маржинального счета, рано или поздно узнал бы, что распоряжений о продаже было два, не так ли?
– Да, но акции на рынке, по-видимому, выросли уже через несколько дней после обвала. В сущности, они выровнялись – достигли того уровня, который был перед кризисом. А значит, больше никакой необходимости покрывать убытки не было.
– Почему?
– Потому что не существовало никаких убытков. В фальшивом распоряжении о продаже больше не было нужды. Вырученная от продажи ценных бумаг с опекунского счета сумма могла быть инвестирована в другие акции – и никаких следов.
– Но мой отец, как он мог не знать, что происходит? – Руди не отрываясь смотрел на зеленоватую воду реки внизу.
Алекс развела руками.
Руди недоверчиво посмотрел на нее.
– Так ты думаешь, мой отец замешан в афере вместе с Охснером? Думаешь, поэтому он покончил с собой в Тунисе? И поэтому-то Охснер в пятницу свел счеты с жизнью?
– Почему бы и нет?
– Однако мой отец ничегошеньки не понимал в компьютерах. Он никоим образом не мог проделать манипуляции с кодом. Ну сама подумай. Он родился в 1906 году. Знаешь, сколько ему исполнилось в 1987-м?
– Восемьдесят один. Но это не значит, что он не мог найти человека, который сделал бы это для него.
– Но зачем ему использовать опекунский счет, чтобы покрыть маржу на каком-то совершенно чужом счете? Охснер сам сказал, что в тот период он был владельцем «Тоблер и Ко». Что он понятия не имел об опекунском счете, пока мой отец не поехал в Тунис. А это произошло через несколько дней после обвала рынка.
– Может быть, Охснер солгал.
– Все равно непонятно. Зачем Охснеру рассказывать нам об опекунском счете, если он использовал его для покрытия своих убытков? Охснер не из тех, кто может случайно проговориться. Он в таких делах собаку съел.
– Тогда как вы сами это объясните?
– Французы сказали бы: «Шерше ля фам» – ищите женщину. А американцы: «Ищите деньги».
– И что же?
– Если ищешь мотив преступления, всегда следует попытаться представить, кому это выгодно. – Его глаза расширились. – Имея на счете столько денег, за которыми никто не приглядывает…
– Кто-то все-таки приглядывал. Например, Охснер. Ваш отец.
– И посмотри, чем они закончили! – Руди встал. – Поэтому я и хочу увидеть счет. Это единственный способ узнать, что же произошло в действительности. – Он похлопал по вытертому кожаному портфелю. – Теперь, когда я собрал все необходимые документы, ничто и никто не сможет помешать мне выяснить правду.
Алекс видела, как Руди прошел во вращающиеся двери банка «Гельвеция» и передал служащему банка свои документы. После нескольких минут переговоров служащий протянул ему несколько листков. Руди внимательно их просмотрел, потом что-то сказал. Банковский служащий несколько раз отрицательно покачал головой.
Тогда Руди повернулся и вышел из банка. Молча прошел мимо Алекс. Затем не спеша перешел на другую сторону улицы, остановился перед магазином Луи Виттона и стал ждать.
Алекс подошла к нему.
– Что вы делаете? – удивилась она.
– Смотри, чтобы никто не видел, что мы разговариваем, – прошептал Руди.
– К чему такая секретность?
– Ничего не говори. Поймешь, когда увидишь.
Руди положил документы на карниз витрины магазина и пошел прочь. Алекс взяла их и стала читать. Вверху первой страницы стоял красный логотип цюрихского банка «Гельвеция» со словом «Kontoauszug» («Выписка о состоянии счета»). Ниже голубым – «Счет в долларах США».
Она заглянула в конец страницы: Общая сумма: $ 12104,65. Двенадцать тысяч сто четыре доллара шестьдесят пять центов. На следующей странице – баланс в евро. Ненамного больше. Она пролистала другие страницы – всего семнадцать, сложила суммы в других валютах: японских йенах, гонконгских и канадских долларах. В целом приблизительно на тридцать две тысячи четыреста долларов США.
А они-то думали, что на счету лежат миллионы! Это была какая-то бессмыслица. Она оторвала взгляд от бумаг и увидела, как Руди нырнул в приоткрытую дверь дальше по улице. Алекс поспешила за ним.
«Ерунда какая-то!» – подумала она. С чего бы это Охснер поднимал такой шум о том, как удачно они с отцом Руди вели операции со вкладом, если все время они крали с него деньги? С чего бы это Охснеру хвалиться экспоненциальным ростом и удорожанием активов, если тут не замешаны огромные деньги?
Она вошла во двор и увидела, как голова Руди мелькнула за большим чугунным фонтаном и исчезла в проеме двери на противоположном конце двора.
Она вышла за ним на улицу и нагнала его, когда он шел по мосту рядом с «Аистами». Уже на середине моста, почти дойдя до каменного здания криминальной полиции, Руди обернулся к Алекс и сказал:
– Это было идеальное преступление.
– Что вы имеете в виду? – удивилась Алекс.
– Идеальное преступление. Преступление, о совершении которого никто даже и не догадывается. – Он жестом указал на скамейку, предлагая присесть. На ту самую, на которой они сидели раньше. – Только подумай: деньги лежат себе на счете и ждут одного: когда кто-нибудь заявит на них свои права.
– И что же? – не поняла Алекс.
– После смерти отца Охснер остался единственным человеком, которому было известно про этот счет.
– Не считая тех, кто его открыл.
– А они, скорее всего, умерли. – Руди вглядывался в воды реки. – Так же, как и Охснер. – Он повернулся к Алекс. – Охснер покончил с собой, когда понял, что идеальное преступление вот-вот будет раскрыто. Это очевидно. Именно он все годы воровал со счета деньги.
