она добросовестно записывала разные методы лечения, что говорят врачи, кто пациенты и… не знаю. Я не разбираюсь в ваших медицинских штучках.
Да, в этом у Хульды не было ни тени сомнений.
– И что случилось потом?
– А потом ей пришлось собрать вещички. Руки у нее тряслись, она больше не могла ставить уколы. Ревела она тогда белугой… К тому времени Рита уже перебралась в маленькую квартирку в последнем подъезде, а в ее старую въехала большая семья. Сейчас так трудно с жильем, что иначе и быть не могло. Это ей еще повезло. Чем, скажите на милость, ей было платить за квартиру?
– А на что она тогда жила?
Госпожа Козловски снова посмотрела на Хульду со смесью торжествующего восторга и стыда.
– Нам остается лишь догадываться, милочка. Ходят тут разные слухи… Видимо, Рита пошла на панель. – Она пожала плечами. – В ее-то возрасте! Подумать страшно. Так низко пасть… А ведь у Риты было доброе сердце. Она такого не заслужила. С ее стороны было глупо не иметь запаса на черный день. Вот я как следует сберегла наследство моего Вильгельма!
Хульда встала. Ей больше не хотелось выслушивать язвительные замечания госпожи Козловски о своей покойной соседке, замаскированные под притворное сочувствие. Колени у нее подкашивались, словно она ступала по зыбкому песку. Ну и портвейн!
– Боже правый, – пронзительно засмеялась госпожа Козловски. – Бедненькая моя, на вас лица нет! Вам лучше сесть, милочка. Промочите горло на дорожку.
С этими словами она откупорила бутылку с прозрачной жидкостью, на этикетке которой было написано «Данцигский ликер «Гольдвассер». Хульда в ужасе отпрянула.
– Большое спасибо, госпожа Козловски. У вас здесь замечательно, но мне сегодня еще работать.
С этими словами она осторожно, по стенке подошла к двери, вежливо попрощалась и еще раз поблагодарила за гостеприимство.
Но стоило кастелянше закрыть за Хульдой дверь, как она глубоко вздохнула. Стойкий душок выпивки и немытого старческого тела был настолько тяжелым, что запах жареной капусты, витавший на лестничной клетке, казался почти приятным. «Мне срочно нужно перекусить и выпить чашечку крепкого кофе», – подумала Хульда и направилась к стоявшему во дворе велосипеду. Она решила пойти пешком, чтобы не рисковать, и теперь вела велосипед вдоль Бюловштрассе, глубоко вдыхая воздух раннего лета.
Небо было затянуто тучами, но дождя, скорее всего, не будет. Отменный мокко подавали в кафе «Винтер», но сегодня Хульда решила обойтись без него. Лучше она пойдет в какую-нибудь кофейню на Потсдамерплац, куда можно дойти минут за двадцать. Ей не хотелось портить Феликсу настроение своим присутствием. Кроме того, Хульда устала от его жалости к себе. При мысли о Феликсе у нее в душе поселилось странное смятение.
По дороге Хульде повстречались несколько желтых омнибусов, множество автомобилей, ехавших по широкой Потсдамерштрассе в северном направлении, и мальчишки-курьеры, которые пролетали мимо нее на велосипедах, звоня в колокольчик. Кто-то громко присвистнул Хульде вслед, и она усмехнулась: может, не такая уж она и старая.
На мосту неподалеку от площади Потсдамерплац толпились люди: добровольцы из Армии спасения раздавали голодающим горячий суп в жестяных мисках. Хульде было больно смотреть на изможденные детские личики, на беззубо улыбающихся стариков и смущенных матерей, которые не могли накормить свои семьи. Пока она пробиралась сквозь толпу, нескольких человек приняли ее за сестру милосердия – видимо, из-за чепчика.
На большом нарисованном от руки плакате было написано: «Сослужите Богу службу, пожертвовав на нужды полевой кухни».
«Полевая кухня. Что это за слово вообще такое? – покачала головой Хульда. – Почему все в этой стране, даже еда, имеет военный подтекст?»
Потом она подумала: «Интересно, а Рита Шенбрунн тоже стояла в очереди за супом или ей не позволяла гордость?» Почему эта женщина решилась на самоубийство? Потому что не смогла смириться с потерей семьи и любимой работы? По крайней мере, так думала кастелянша. А вот Лило решительно исключала такую возможность. Что же случилось на самом деле? Может, Рита упала в канал, потому что была пьяна? Или ее смерть как-то связана с тем, что она была проституткой? Может, Риту убил кто-нибудь из ее окружения? Может, кто-то хотел свести с ней счеты? В этой среде не брезгуют никакими методами.
«В любом случае, судьба этой женщины довольно трагична», – подумала Хульда, выискивая свободный столик в кофейне на углу. Она помахала официанту, заказала что-то поесть и рассеянно улыбнулась в ответ на его улыбку. Все это время какая-то смутная мысль не давала Хульде покоя, но она не могла понять, какая именно. Это неприятное ощущение навязчиво преследовало ее, заставляя заново прокручивать в голове разговор с госпожой Козловски. Казалось, Хульда что-то упускала, но что именно? Точно, теперь она вспомнила! Кажется, госпожа Козловски сказала, что Рита Шенбрунн вела какой-то дневник, в котором делала рабочие пометки. «Может, она также записывала свои личные переживания?» – подумала Хульда и с благодарностью отпила кофе из изящной чашечки, которую поставил перед ней официант. Лучик солнца пробился сквозь облака и заплясал на ее голых руках. Мир снова прояснился.
Известно ли Лило о дневнике? Возможно, там прячется подсказка, способная пролить свет на гибель Риты. Имя какого-нибудь человека, с которым она поссорилась или которому задолжала деньги…
Хульда спросит об этом Лило, когда приедет в следующий раз, но только если новоиспеченная мамочка не будет нервничать и волноваться.
Что-то в истории Риты Шенбрунн и ее скоропостижной смерти не давало Хульде покоя, поэтому она вцепилась в это дело и не могла отпустить, даже если бы захотела, – совсем как уличный пес, который в эту секунду перебежал через дорогу с дохлой крысой в зубах и направился в сторону вокзала.
Глава 9
Выдержки из дневника
Психиатрическая лечебница Далльдорфа, Берлин
13 декабря 1914 года
Я работаю в Далльдорфе уже больше двух лет. Сейчас я прочитала свою последнюю запись – не заметку о лечении и лекарствах, а запись, в которой делюсь своими мыслями и переживаниями. Мои тогдашние слова полны энтузиазма! Впрочем, несмотря на тяжелую работу и новых пациентов, которых переводят к нам со всей империи, я и по сей день уверена: то, что я делаю, преисполнено глубочайшего смысла. Всякий раз, когда вечером у меня болят ноги или когда на руках появляются синяки из-за того, что меня неожиданно схватил пациент, я думаю: ничто не сравнится с ощущением, что я помогаю своей семье, и с уверенностью в том, что здесь, в лечебнице, я исполняю свое предназначение.
У нас новый директор, медицинский советник доктор Кортум, который пришел на смену старику Зандеру. Не могу отделаться от мысли, что Кортуму не позавидуешь: он взял на себя управление лечебницей в тяжелые
