проковыляла в гостиную, где царил ужасный бардак. В первую очередь в глаза бросались неубранная постель, влажные полотенца и разложенные на низком столике остатки пряжи с бесчисленным количеством вязальных спиц. Посреди беспорядка можно было увидеть по меньшей мере десяток бутылок, некоторые из них валялись на полу. Хульда уже почувствовала исходящий от госпожи Козловски запах перегара и увидела под ее мутными глазами лопнувшие красные прожилки, указывающие на любовь к спиртному. Хульда была не понаслышке знакома с женским алкоголизмом.
– Выпить не хотите? – предложила госпожа Козловски и, не дожидаясь ответа, плеснула портвейн в два не очень чистых бокала на толстых ножках. Потом протянула один из них Хульде.
– Почему бы и нет? Благодарю! – Хульда пригубила кисло-сладкую жидкость и сразу же ощутила успокаивающее жжение в горле. «Главное – не переборщить», – подумала она. Завтракала Хульда давно, причем завтрак ее состоял из одной только ржаной булочки с медом, которую она проглотила за рулем велосипеда, потому что снова проспала. Она опьянеет, если выпьет сейчас больше одного бокала.
– Вы чего-то хотели? – поинтересовалась кастелянша, подливая себе портвейна.
Хульда скользнула взглядом по фотографиям на стенах. Люди в темных одеждах, мужчины в форме… По напряженным лицам позирующих было видно, что им приходилось долго оставаться в одном положении, чтобы фотограф запечатлел их черты.
Хульда с нарочитой беззаботностью сказала:
– Говорят, вам здесь все доверяют. Вас можно назвать хранительницей тайн этого дома.
– Да, можно, – хихикнула Козловски. – У меня память как у слона. Правда, когда мне нездоровится, то могу и что-нибудь забыть. Я очень чувствительна к изменению погоды, знаете ли… От этого у меня каша в голове и мысли путаются.
Хульда кивнула, сдерживая улыбку.
– Я хотела спросить, хорошо ли вы знали Риту Шенбрунн? Может, она доверяла вам какие-нибудь секреты?
Лицо госпожи Козловски искривилось от горя.
– Ужасное происшествие, правда? Да чего вы там стоите, садитесь! – Она скинула грязные вещи с видавшей лучшие дни кушетки, из которой торчали пружины.
Хульда осторожно села на краешек и ободряюще улыбнулась хозяйке.
– О чем это я? Ах да, вы спросили о госпоже Шенбрунн из третьего подъезда. Ужас, просто ужас! Мы с Ритой любили иногда пропустить по стаканчику. Какое-никакое развлечение для двух пожилых дам, понимаете? Ей нравился портвейн, который вы сейчас пьете… Но после того, что случилось с ее мужем и дочкой Хильдой… – Госпожа Козловски вытерла глаза и всхлипнула. – Рита изменилась.
Она выдержала театральную паузу и посмотрела на Хульду, явно ожидая вопросов. Хульда готова была подыграть.
– А что с ними случилось?
Кастелянша многозначительно провела пальцем по горлу.
– Померли, причем оба. Что муж, что ребенок, – мрачным голосом сказала она. Ее щеки и дряблая кожа на подбородке дрожали от возбуждения. – Случилось это в тысяча девятьсот восемнадцатом, вскоре после окончания войны. Эпидемия испанки. Да что я вам рассказываю! Только здесь, в нашем доме, погибло десятка два человек, если не больше! В основном, конечно, старики да маленькие детки… А ведь Конрад, муж Риты, был здоровяк каких поискать! Сначала у него разболелась голова, потом началась лихорадка, и он выблевал себе все кишки… А всего через неделю слегка и дочка! Никто такого не выдержит. Вот Рита и съехала с катушек.
Хульду не покидало ощущение, что, несмотря на сочувственные слова, госпожа Козловски наслаждается происходящим. Девушка быстро осушила стакан, вспомнив рассказ Берта об эпидемии, которая охватила город, как пожар. Еще Берт рассказывал, что философ-коммунист по имени Фридрих Энгельс еще после войны 1871 года предсказал, что Германию ждет очередная губительная война, которая закончится эпидемией и голодом. Хульда частенько вспоминала эти слова, поскольку на этом предсказание не закончилось. По словам Берта, Энгельс говорил, что Германия в конечном итоге будет разорена и уничтожена. Хульда не знала, что об этом и думать: ей казалось, что страна понемногу оживает.
Она задумчиво посмотрела на госпожу Козловски, которая наклонилась вперед, наливая себе третий бокал. Бигуди у нее на волосах заколыхались под своим весом.
– Давайте и вам плесну? – предложила кастелянша, кивнув на бутылку.
«Да пропади оно все пропадом», – подумала Хульда и протянула свой пустой бокал госпоже Козловски. Та наполнила его самых до краев. Хульде пришлось осторожно отпить немного портвейна, прежде чем она смогла поставить бокал на стол рядом со ржавой швейной машинкой. После этого она выжидающе посмотрела на госпожу Козловски. Раз уж она здесь, то попытается выяснить, что произошло с Ритой Шенбрунн.
– Вы сказали, что после потери родных Рита изменилась. В чем это выражалось?
– Она начала пить как сапожник, – ответила госпожа Козловски, слизывая капельки портвейна с тонких губ. – Даже прямо ходить не могла, качалась из стороны в сторону! Поначалу в лечебнице на это закрывали глаза, но вечно так продолжаться не могло, ясное дело. Через год или два Риту уволили.
– Госпожа Шенбрунн работала в клинике?
– Да, в далльдорфской психушке. У нее было время, чтобы работать. Малышка Хильда родилась спустя годы после свадьбы, а больше детей у них не было. Рита как-то сказала, что хотела бы иметь большую семью, но у нее не получалось. Не все в жизни получается так, как хочется, верно, милочка?
Хульда закашлялась, подавившись портвейном. Госпожа Козловски заботливо похлопала ее по спине, а потом с тоской указала на одну из фотографий, с которой серьезно смотрели четверо детей, выстроившиеся по росту перед деревянной лошадкой-качалкой.
– Даже если получается родить детей, которые прошли через войну и остались невредимы… В конце концов ты остаешься в одиночестве. Никто не приезжает навестить старушку-мать. – Госпожа Козловски вытерла слезы, которые потекли из ее покрасневших глаз.
Было видно, что она погрузилась в прошлое, поэтому Хульда поспешила уточнить:
– Значит, Рита работала медсестрой?
– До недавнего времени, – кивнула госпожа Козловски, взяв себя в руки. – Она пошла учиться, чтобы найти работу и помогать мужу. Конечно, он должен был дать свое согласие. Это сегодня девчонки вроде вас могут делать все, что им заблагорассудится, а тогда были совсем другие времена…
Хульда подумала, что времена, может, и изменились, но вот законы остались прежними. Если бы она вышла замуж, то чтобы работать, ей тоже пришлось бы получить письменное разрешение от мужа. Зато теперь женщинам разрешили голосовать! Правда, Хульда совсем не интересовалась политикой… Она попыталась сосредоточиться. Что кастелянша сейчас сказала?
– Какой-какой была Рита?
– Умной и сообразительной. Она с отличием выучилась и сразу же нашла работу. Конечно, не все мечтают работать с психами, но Рита повторяла, что ей нравится чувствовать себя нужной. Она вечно рассказывала про современные методы лечения и все такое. Я как-то поднялась к Рите в квартиру и увидела у нее тетрадку, куда
