Зато тётя Оля повела себя, как настоящий психолог. Встретила нас на пороге, удержалась от охов и слёз, просто сказала:
— Женечка, наконец-то ты дома! Мы очень волновались за тебя.
Сестра беспомощно оглянулась на меня — видно, тётю тоже не вспомнила — и спросила:
— А у меня есть своя комната?
— Конечно, есть. Пойдём, я тебе покажу.
Я проводила её до комнаты, где на кровати валялась ленивая и уже почти здоровая Муха. Женька встала между кроватью и шкафом, открыла его, неуверенно провела ладонью по плечикам с аккуратно развешанной одеждой, наморщила лоб:
— Это мои вещи?
— Да.
— Ладно. Можно, я останусь одна?
Сердце рвалось на кусочки, у тёти Оли тоже, как я поняла, бросив на неё взгляд, но мы обе, не сговариваясь, отступили в коридор. Женька закрыла дверь. Я выдохнула:
— Боже мой, это просто кошмар.
— Зато живая, — философски ответила тётя Оля. — Пойдём, я вас накормлю.
Кузя остался на полдник и даже на ужин. Женька вышла из своей комнаты примерно через два часа, уже в обнимку с Мухой, посидела с нами и даже поулыбалась, но я видела, что ей не по себе в обществе по сути незнакомых людей. Я не стала её удерживать, не стала давить. Завтра, всё завтра.
— Ну что, дети мои, — сказала тётя Оля, закончив вытирать вымытую мной посуду. — Мне пора.
— Может, останетесь? — спросила я с надеждой, но тётя фыркнула:
— Мне пора спать! Что ты думала, что я вас оставлю одних? Поживу недельку, посмотрю, как оно. Как раз до начала учебного года есть время. А я в зале уже себе постелила. Ты же не против, Юль?
— Я не против, — радостно ответила я. — Я даже очень за!
— Ну и ладушки.
Тётя Оля оглядела кухню в поисках чего бы ещё сделать, но не нашла и отправилась в зал. Кузя подмигнул мне:
— Ура, мы остались одни!
— Кузь, я сегодня никуда не поеду! К чёрту марафон!
Настроена я была решительно, и он рассмеялся, встал, подошёл ко мне. Потянул за руки, поднимая с диванчика, шепнул на ухо:
— Глинская, по чесноку я рассчитывал, что ты мне покажешь свою комнату.
Прыснув, ответила:
— Комнату-то покажу, но…
— Никаких «но»!
Меня увлекли по коридору, Кузя толкнул одну из дверей:
— Эта?
— Эта.
Втащив меня в комнату, он закрыл её на ключ, который торчал изнутри, включил свет и прижал моё усталое тело к двери:
— Отличная спальня! Мне нравится. А кровать скрипит?
— Я никогда её не пробовала в этом плане, — фыркнула, уворачиваясь от его объятий. — Кузьмин, прекрати свои неприличные намёки! Тётя Оля в зале спит, а за стеной Женька!
Он покачал головой, закатив глаза, и легко переместил меня от двери на кровать, посадив, как маленькую:
— Глинская, ты всерьёз думаешь, что я маньяк? Я ведь тебе сказал, что домогаться не буду.
— Тогда что?
Он снял свитер через голову и бросил его на пол. Мышцы заиграли под кожей, напряжённые кубики пресса напомнили о вчерашнем удовольствии, но я упрямо мотнула головой:
— Кузя, не нервируй меня!
— Даже и не думал, — притворно обиделся он. — Раздевайся, Глинская! Спать будем!
— А?
— Ага. Раздевайся, говорю, или одетая собралась в кровать ложиться?
Секунду спустя я озадаченно созерцала его голые волосатые ноги, торчавшие из-под моего одеяла, а потом рассмеялась:
— Ты сумасшедший! Мы же договаривались не спать вместе!
— Ай, один раз не водолаз.
— Уже был один раз.
— Ну и второй раз не водолаз тоже. Давай быстрее, у меня глаза закрываются!
Отвернувшись, чтобы скрыть улыбку, я выключила верхний свет и зажгла прикроватную лампу. У Кузи блестели глаза. Но не от возбуждения и желания, как можно было подумать, а от искреннего (надеюсь) восхищения моим великолепным (нет) телом. Я разделась, повернувшись к нему спиной, а потом натянула длинную майку, которая служила мне пижамой. Села на кровать и спросила неуверенно:
— А как же Мирусь? Он скажет, что мы просрали марафон.
— Господь с тобой, Глинская! Мы ему пошлём видосик, как тогда, наших симпатичных голых пяток под одеялом, он и не заметит ничего!
Выключив лампу, я скользнула под одеяло, прижимаясь к Кузе всем телом и закрыв глаза. А он устроил мою голову на своём плече, рукой обнял за талию и фыркнул в ухо:
— Какая ты стала сговорчивая, аж страшно!
— Я просто хочу сачкануть, — пробормотала, уткнувшись носом в его шею. Запах одеколона и пены для бритья закружил голову. Кузя сказал тихо:
— Сачкуй, Глинская, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Андрей.
— В последний раз ты так меня называла во втором классе, — сонно буркнул он.
Глава 17. Вспомнить всё
Понедельник 19 августа
Засыпать с мужчиной — это прекрасно.
Просыпаться от того, что мужчина вскочил посреди ночи — это так себе.
А вскочил он потому, что на кухне что-то упало с грохотом. Вслед за ним всполошилась и я, накинув халатик, выскочила в коридор. Ожидая увидеть набезобразничавшую Муху, решила даже не ругаться — мало ли, кошка перенесла стирку в машине! Но посреди кухни стояла растерянная Женька с ручкой в руке, а на полу ещё качалась турка с вылившимся красивым полукругом густым и вкусно пахнущим кофе.
Пауза затянулась. Кузя подтянул повыше штаны и сказал:
— Юль, подвинься, я швабру возьму.
— Надо сначала салфетками собрать, — возразила я и подошла к сестре: — Ну и зачем тебе кофе в четыре утра?
— Проснулась и не могла уснуть, — тихо ответила она.
— Ладно, я сейчас сварю, подожди только, уберу.
— Сядь лучше и не мешай, — посоветовал Кузя, ловко орудуя бумажными салфетками в гуще тёмной лужи на полу. — А потом я пойду досыпать, а вы пошушукайтесь за кофейком.
Я не стала возражать, усадила Женьку на диванчик и села на табуретку. Сестра явно плакала. Глаза припухли, нос красный… Бедная, натерпелась… А мы даже не знаем, что с ней произошло! Может, она вспомнила?
Кузя затёр пол влажной тряпкой, сполоснул её в раковине и повесил на батарею. Потом чмокнул меня в макушку и вышел со словами:
— Спокойного утра, девочки.
Я хмыкнула. Ага, спокойного. Впрочем, это ему на работу утром, а мне спешить некуда. Мне надо разобраться с Женькой. И сварить кофе.
Когда перед нами стояли две чашки сладкого ароматного кофе, я села напротив сестры и спросила мягко:
— Почему тебе не спалось? Ты что-то вспомнила?
— Наверное, это глупо… — замялась она, болтая ложечкой в чашке. — Я вспомнила почти всё… Но…
— Это же замечательно? — уточнила я. — Или нет?
Она избегала моего взгляда. Со вздохом я спросила:
— Ты вспомнила, где была?
— Нет. То есть, да, но я не знаю, где это.
— Загадочная моя, объясни!
— Мне стыдно…
— Ну мне ж — не кому-нибудь!
— Ну, я познакомилась с парнем…
— Женя!
— Ну вот видишь…
— Молчу, молчу! Рассказывай дальше.
Она отпила глоток кофе, поморщилась и обернулась:
— А где кофемашинка?
— Тётушка сломала, — фыркнула я. — В ремонте. Дальше, а то я озверею!
— Ну, что дальше… Мы поехали к нему, я хотела просто провести время, а потом поехать к тёте Оле, но он меня не отпускал.
— Ну а ты?
— А я… Он вышел за водкой в магазин, а я выпрыгнула из окна.
Она сказала это так просто, что у меня аж сердце зашлось. Выпрыгнула из окна? А позвонить в полицию не судьба?
Женя помотала головой и добавила:
— С первого этажа же!
— Ну и что, что с первого! Жень, ну позвонить же надо было! Хоть мне, хоть в полицию!
— Он спрятал мою сумку, чтобы я не ушла, а телефон забирал с собой, — оправдываясь, Женька посмотрела на меня, как на дурочку. — Ну, и когда я прыгала… ударилась головой, а потом оказалась уже в больнице.
— Хорошо, хорошо… — я пыталась сообразить, что дальше. — Мы пойдём в полицию, ты напишешь заявление…
— Я даже не знаю его адреса!
— Имя же знаешь?
— Тимур. А фамилии не знаю.
Ну вот, приехали… Что теперь делать?
— И сумку жалко… — сказала Женька.
