Ответ:
Потому что они сами решали, где будут эти места.
На Фэйр-Грин-стрит у меня закружилась голова, пришлось прислониться к стене. Две женщины обошли меня широким кругом, и одна возмутилась:
— Надо же, еще ведь и одиннадцати нет!
По лицу ручьями тек пот. Кто-то коснулся моего плеча. Мне было так плохо, что я не возражал бы, если бы меня вырубили. Кто-то произнес:
— Ты в плохом виде, друг мой.
Этот знакомый голос. Пэдриг, главный пьяница! Он взял меня за руку:
— Вон там есть скамейка, пойдем подальше от этой толпы, от которой можно сойти с ума. — Он повел меня к скамейке.
Я подумал, что если моя мать, как обычно, наблюдает за мной, то вряд ли она сильно удивится. Мы сели, и Пэдриг предложил:
— Глотни-ка этого лекарства.
Я посмотрел на коричневую бутылку, и он сказал:
— Разве может что-нибудь быть хуже того, что ты уже принял?
— Правильная мысль.
Я сделал глоток. Жидкость оказалась почти безвкусной. Я думал, он даст мне метиловый спирт. Он понял:
— Ты думал, это метиловый спирт?
Я кивнул.
— Это состав на всякий случай, я узнал его в британской армии.
— Ты служил в армии?
— Не знаю. Когда-нибудь я буду клясться, что до сих пор служу.
Мне уже становилось лучше.
— Смотри-ка, срабатывает, — обрадовался я.
— А ты как думал. Британцы понимают, как облегчить боль. Увы, они не всегда пони мают, где это требуется.
Я не слишком понял, что он имел в виду, поэтому промолчал. Он спросил:
— Развязал?
— Еще как.
— Из-за чего?
— Мой друг умер.
— А, прими мои соболезнования.
— Я пропустил его похороны и наверняка разругался с теми немногими друзьями, которые у меня еще остались.
Подошел полицейский, остановился и рявкнул:
— Двигайте отсюда, тут общественное место.
Пэдриг вскочил, прежде чем я успел ответить, и забормотал:
— Да, офицер, мы уходим.
Когда мы двинулись прочь, я сказал Пэ-Дригу:
— Выскочка и говнюк.
Пэдриг слегка улыбнулся и заметил:
— Есть в тебе задиристая жилка.
— Знаю я этих ребят. Сам когда-то был таким же.
— Говнюком?
Я невольно рассмеялся.
— Наверное. Но я действительно служил когда-то в полиции.
Он удивился, остановился и смерил меня взглядом:
— Вот никогда бы не подумал.
— Это было очень давно.
— Но некоторая тоска по тем временам еще ощущается. Может, снова туда вступишь?
— Вряд ли. Теперь туда берут кандидатов со степенью.
— Со степенью чего?
Мы уже дошли до верхнего конца площади. Алкаши, гужевавшиеся у туалетов, окликнули Пэдрига. Я спросил:
— Пока ты не ушел, могу я тебя кое о чем спросить?
— Валяй. Не обещаю, что скажу правду, но постараюсь быть убедительным.
— Ты веришь в карму?
Он приложил палец к губам, молчал целую вечность и наконец произнес:
— Каждому действию всегда есть равное противодействие… Да, я верю.
— Тогда я в глубокой жопе.
Творчество — вызов каждому человеческому существу. Будешь ты творить с благоговением или с пренебрежением.Гари Закав.
«Недра души»Домой я принес всего шесть банок пива. В магазине, торгующем без лицензии, хотел купить виски, но не тут-то было! Ничего не вышло. Лекарство Пэдрига все еще действовало, так что я улегся спать в более или менее приличном виде.
Проспал до рассвета. Когда проснулся, то обнаружил, что я не попал в первый круг ада. Смог даже обойтись без опохмелки и выпить немного кофе.
Меня трясло как осиновый лист, но к этому я уже привык. Поставил пиво в холодильник, думал, что буду пить его постепенно. Стоял под душем, пока весь не покрылся мурашками, затем немного подровнял отросшую бороду. Взглянул в зеркало, и плюнуть захотелось.
В зеркале отразилась вдрызг помятая рожа.
Позвонил Энн. Сняла трубку после первого же звонка:
— Да.
— Энн, это Джек.
— Да? — Сплошной лед.
— Энн, я не знаю, с чего начать.
— Не утруждайся.
— Что?
— Я так больше не могу. Отправлю тебе чек в уплату за услуги. Мне они больше не понадобятся.
— Энн… пожалуйста.
— Твой друг лежит на кладбище, недалеко от Сары. Это на случай, если ты протрезвеешь когда-нибудь и сможешь туда добраться. Хотя сильно в этом сомневаюсь.
— Может быть…
— Ничего не хочу слушать. И не звони мне больше. — Она положила трубку.
Я влез в костюм и отправился в путь. У собора меня кто-то окликнул. Подбежал Фил Джойс:
— Я получил работу.
— Что?
— На почте. Сослался на тебя.
— Я думал, тебе работа не нужна.
— Ну да, не нужна, но приятно, когда тебя хотят нанять.
— Ну я рад. Когда начинаешь?
— Что начинаю?
— Работать.
Он посмотрел на меня так, будто я рехнулся:
— Да не собираюсь я там работать.
— Вот как?!
— Между прочим, у меня есть для тебя лошадь.
Я был уже почти уверен, что сейчас он выведет из церкви жеребца. Он сказал:
— В полчетвертого на площади. Кличка Рокетмен. Ставь по-крупному.
— Как по-крупному?
— Как в давние времена.
— Ладно… спасибо.
— Спасибо тебе. Я всегда хотел стать почтальоном.
Зашел в «Яву» выпить кофе. Официантка по-английски не говорила, зато лучезарно улыбалась. Что ж, справедливо.
— Двойной эспрессо, — попросил я. Ткнул пальцем в меню.
Пора узнать, как обстоят мои финансовые дела. Вынул бумажник. С радостью почувствовал, что он не пустой. Заглянул. Банкноты… виднеются банкноты. Очень медленно пересчитал. Две сотни. Не успел я возрадоваться, как на меня упала тень.
Огромный мужик, чем-то знакомый, но я никак не мог вспомнить чем, сказал:
— Поговорить можно?
Я положил левую руку на стол:
— Пришел переломать еще раз?
Это был парень из охранной фирмы, который избивал меня тогда, в первый раз. Он выдвинул стул и сказал:
— Я хочу объясниться.
Официантка принесла кофе и взглянула на него, но он отмахнулся.
— Я весь внимание, — заметил я.
Он начал:
— Вы знаете, я охранник. Охрана — дело хлебное, многие ребята этим занимаются. Когда мистер Форд сказал, что вы гоните волну, я еще не знал, какой он на самом деле. Он умер, вы в курсе?
— Слышал.
— Ну, выяснилось, что он извращенец. Положа руку на сердце, должен сказать, что мне это всегда было противно. После того… что мы с вами сделали… я выяснил, что вы служили в полиции. Если бы я знал, клянусь, никогда бы такое не сделал.
— Ну и что вам сейчас нужно, прощение?
Он опустил голову:
— Я возродился духом.
— Как мило.
— Нет, правда. Я уволился из полиции и ушел из охранной фирмы. Теперь собираюсь работать на ниве Господа.
Я отпил глоток кофе. Горький, как неуслышанная молитва.
— Говорят, вы все еще занимаетесь этим делом, самоубийством юной девушки.
— Да.
— Я хочу помочь. Искупить свой грех. — Он протянул мне листок бумаги: — Тут мой телефон. У меня все еще сохранились связи, так что если что-нибудь понадобится…
— Господь будет на моей стороне, так?
Он встал:
— Не надеюсь, что вы поймете, но Он нас любит.
— Приятно слышать.
Он протянул руку:
— Без обид, хорошо?
Я руку проигнорировал и сказал:
— Шагай.
Когда он ушел, я взглянул на листок. Там стояло его имя
БРЕНДАН ФЛАД
и номер телефона.
Я хотел было выбросить бумажку, но передумал и сунул в карман.
Зашел в цветочный магазин. Увидел ту же девушку, у которой покупал розы. Она улыбнулась:
— А я вас помню.
— Я тоже.
— Помогло?
— Что?
— Розы, которые вы подарили даме, помогли?
— Хороший вопрос.
— А… жаль. Хотите попытаться еще раз?
— Не совсем.
— А что?
— Мне нужен венок.
Ужас на лице, потом вопрос:
— Она умерла?
— Нет… нет, умер другой, мой друг.
— Мне очень жаль.
Мимо прошел маленький священник.
— Здравствуйте, — сказал он.
Я давненько не видел такого жизнерадостного лица.
Девушка спросила:
— Вы знаете, кто это?
— Маленький священник.
— Он епископ.
— Не может быть!
— И ужасно милый.
Я поразился. В детстве я встречал епископов, которые правили на манер феодальных лордов. То, что высокопоставленного сановника можно встретить на улице, где его почти никто не узнает, такого я не ожидал.
Девушка сказала, что, если я напишу на листке имя и адрес, она проследит, чтобы венок доставили на место.
— Вряд ли вам захочется ходить с ним, — добавила она.
