В настоящее время лишь немногие теоретики уголовного права, как, например, Т. В. Кленова, продолжают отстаивать мнение о том, что уголовный закон является единственным (исключительным) источником норм уголовного права; ни Конституция РФ, ни другие акты, где правила об уголовной ответственности определяются неполно, без системы или как нормы-принципы, не могут признаваться формальными источниками уголовно-правовых норм279.
Сейчас, не отрицая значение уголовного закона как основного источника уголовно-правовых норм, в большинстве работ по уголовному праву авторы стали писать о множественности отраслевых источников, но вопрос об их количестве и видах является весьма дискуссионным. К числу источников уголовного права немалое количество ученых, основываясь на положении, закрепленном в ч. 2 ст. 1 УК, относят Конституцию РФ и общепризнанные нормы и принципы международного права (вариант – международные договоры РФ); ряд авторов включают в круг источников уголовного права еще и решения Конституционного Суда РФ, постановления Пленума Верховного Суда РФ и судебный прецедент (варианты: разъяснения Верховного Суда РФ, судебную практику; судебные решения)280. Помимо этого некоторые исследователи считают источниками уголовного права законы иной отраслевой или многоотраслевой принадлежности (либо шире – нормативные акты иных отраслей права), положения которых составляют содержание бланкетных уголовно-правовых норм281, и (или) нормативные акты РФ, включающие уголовно-правовые предписания (в том числе УИК РФ и УПК РФ), неотмененные нормативные акты СССР, содержащие уголовно-правовые предписания, постановления об амнистии282.
Множественность отраслевых источников отмечается и в процессуальной литературе, при этом оговаривается, что УПК РФ является основным (вариант – главным), но не единственным источником.
Заметное влияние на расширение научных представлений о круге источников уголовно-процессуального права оказало принятие в 2001 году УПК РФ283, установившего в ст. 1 «Законы, определяющие порядок уголовного судопроизводства» следующее: «1. Порядок уголовного судопроизводства на территории Российской Федерации устанавливается настоящим Кодексом, основанным на Конституции Российской Федерации… 3. Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью законодательства Российской Федерации, регулирующего уголовное судопроизводство. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные настоящим Кодексом, то применяются правила международного договора». Кроме того, ст. 7 УПК «Законность при производстве по уголовному делу» косвенно указывает на допустимость регулирования уголовно-процессуальных отношений иными федеральными законами.
Хотя, следует заметить, и в работах ученых-процессуалистов до настоящего времени вопрос о количестве и видах отраслевых источников не нашел единообразного решения. Сейчас, как замечает Л. М. Аширова, в силу ст. 1 УПК РФ безоговорочно к источникам уголовно-процессуального права относят только Конституцию РФ, УПК РФ, а также общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры284.
В части остальных источников единого доктринального мнения нет. Даже беглый контент-анализ уголовно-процессуальной литературы285 показывает, что разные авторы в различных сочетаниях выделяют от двух до тринадцати видов иных источников уголовно-процессуального права, относя к их числу: 1) федеральные конституционные законы, в которых содержатся отдельные нормы уголовно-процессуального характера; 2) иные федеральные законы, содержащие уголовно-процессуальные нормы; 3) законы СССР, продолжающие действовать на территории РФ, если они не противоречат Конституции РФ и уголовно-процессуальному законодательству России; 4) законы РСФСР, в которых содержатся нормы, имеющие отношение к порядку производства по уголовным делам; 5) указы Президента РФ; 6) постановления Правительства РФ, регулирующие уголовно-процессуальные отношения постольку, поскольку они не противоречат Конституции РФ и федеральным законам; 7) другие подзаконные нормативные акты, играющие вспомогательную роль в регламентации некоторых аспектов уголовного судопроизводства, правом на принятие которых обладает, кроме Правительства РФ, ограниченный круг субъектов – МВД России, ФСБ России, Министерство юстиции РФ; 8) постановления и определения Конституционного Суда РФ (вариант – только постановления); 9) постановления Пленума Верховного Суда РФ; 10) постановления Европейского суда по правам человека; 11) публикуемые для всеобщего сведения в «Бюллетене Верховного Суда Российской Федерации» решения Верховного Суда РФ по конкретным делам, которые становятся образцом разрешения правовых вопросов, на который ориентируются другие судьи, предопределяя, таким образом, направление всей судебной практики; 12) указания Генерального прокурора РФ по вопросам предварительного следствия и дознания, не требующие законодательного регулирования; 13) акты об амнистии.
Однако признаваемая доктриной множественность источников уголовного и уголовно-процессуального права не влияет, как думается, на вывод о том, что объективация взаимосвязи этих отраслей происходит в текстах УК РФ и УПК РФ. Безусловно, объективно взаимосвязь двух отраслей проявляется не только на уровне УК и УПК, но и на конституционно-правовом, и на международно-правовом уровнях286. Но в рамках настоящего параграфа заявлена только языковая форма объективации взаимосвязи уголовного и уголовно-процессуального права. Поэтому в нем анализируются лишь сопоставимые явления – язык двух национальных кодифицированных нормативных правовых актов287, специально предназначенных для регулирования соответствующей каждому из них группы общественных отношений, содержащих полноценные уголовно-правовые и уголовно-процессуальные нормы.
1.3.2. Общая теория языка и стиля уголовного и уголовно-процессуального закона
Сейчас общепризнанно, что конечный продукт законотворчества – текст закона, как и любого нормативного правового акта, должен представлять собой единство плана содержания и плана выражения288. Бесспорно также, что в этом взаимодействии ведущая, определяющая роль принадлежит содержанию, то есть содержание законодательных предписаний является первичным. Однако при общей известности, что закон имеет письменную форму, немногие представители юриспруденции четко обозначают эту форму как языковую. Ученые-юристы, даже если и признают существование языка закона как самостоятельного феномена, то рассматривают его преимущественно в качестве компонента (варианты: элемента, средства, области) законодательной (варианты: законотворческой, правотворческой, юридической) техники289.
Между тем многоаспектная постановка проблемы диалектики содержания и формы в праве в комплексе с проблемой законодательной стилистики, осуществленная теоретиком права А. А. Ушаковым, позволила ему еще в 1967 г. выделить языковую форму права290. Такой подход в принципе согласуется с положениями философии, логики и лингвистики о соотношении содержания и формы, мышления и языка, права и языка.
Юридические законы, в отличие от законов природы, создаются людьми, облеченными соответствующими полномочиями со стороны государства, и по своей сути являются идеальными объектами, имеющими логико-языковую природу291. По характеристике С. С. Алексеева «законы в сфере права… – продукты сознательной деятельности человека, его творчества, целенаправленного программирования поведения людей на настоящее и будущее»292. Если поместить закон в общую картину мира, сместив акценты с «чисто» юридических и оттенив те признаки, которые характеризуют его как писаную реальность, оказывается возможным обнаружить то, что, по выражению Е. Н. Атарщиковой, является первоэлементом и действительностью законодательной мысли и вещественностью законодательной воли293, – язык закона. По В. М. Савицкому: «…чтобы стать правилом поведения, воля законодателя должна объективироваться, получить выражение вовне. Другого способа материализации, кроме переложения этой воли на естественный язык и записи ее с помощью определенных знаков, человеческое общество не знает»294.
То есть закон, будучи продуктом сознательно-волевой деятельности его автора-творца, становится открытым к познанию и реализации только тогда, когда обретает языковую форму. В настоящее время законодатель не имеет (и никогда не имел!) другой формы воплощения своего волеизъявления, нежели чем через естественный (для УК и УПК РФ – русский) язык.
В лингвистике отмечается, что язык вообще есть естественно (на определенной стадии развития человеческого общества) возникшая и закономерно развивающаяся семиотическая (знаковая) система, обладающая свойством социальной предназначенности – существующая прежде всего не для отдельного индивида, а для определенного социума. Кроме того, на эту знаковую систему наложены ограничения, связанные с используемым субстанциональным (звуковым) материалом и ее функциями. Двумя главнейшими, базовыми функциями языка являются: коммуникативная – быть важнейшим средством человеческого общения и когнитивная (познавательная, гносеологическая, иногда называемая экспрессивной, то есть выражение деятельности сознания) – быть непосредственной действительностью мысли. Таким образом, проявляется общественная (социальная) природа языка как «средства коммуникации между людьми, средства выражения их мыслей и чувств, системы звуковых, лексических и грамматических средств»295.
