Путешественники заказали двойной кофе с молоком и рогалики.
— Очень устали? — спросил Венсан Тиссер.
— Нет, только немного замерзла.
Пока их обслуживали, посетительница поднялась, взяла свой чемодан и вышла. Все четверо посмотрели ей вслед. Марта Р. выпила только кофе и закурила.
— Я все время курю, — сказала она. — Думаю, что это последняя сигарета.
Она молча сделала несколько затяжек, и вдруг лицо ее стало суровым и даже чуточку вызывающим. Венсан Тиссер хорошо знал это выражение, такой была Марта Р. в те годы… когда ей пришлось постоять за себя.
— Марты Р. больше не будет, — сказала она. — Там мне дадут другое имя.
Она встряхнула головой, словно желая избавиться от какого-то тягостного воспоминания или обиды. Этот жест Тиссеру был тоже хорошо знаком. Перед тем как начать работать над мемуарами Марты Р., он много раз беседовал с нею.
— Во всяком случае, — продолжала она, — это имя сейчас уже никому ни о чем не говорит. Вот вы, молодой человек, — обратилась Марта Р. к фотографу, — вам известно мое имя? Вы помните, что я совершила?
— Не очень хорошо. Кое-что, конечно, помню. Многое было непонятно. Кстати, когда все это случилось?
— Я провела в тюрьме десять лет и вышла из нее полтора года назад. Сколько вам было тогда? Одиннадцать, двенадцать? Родители позволяли вам в то время читать в газетах про убийства?
Репортер подозвал официанта и расплатился.
Когда Марта Р. вновь очутилась в машине, она сказала:
— Теперь мне получше. — Она улыбнулась своим спутникам и обратилась к Венсану Тиссеру: — Так как зовут вашего товарища? Я забыла.
— Фред.
— Ах да! Он очень славный.
— Он очень славный и уже настоящий фоторепортер. Только слишком много болтает, задает вопросы, которых не следует задавать. Портит нам все дело.
— Не ворчите, папочка, — сказал Фред.
— Вполне естественно, что мое решение удивило всех, — продолжала Марта Р. — Провести десять лет за решеткой и, едва выйдя из тюрьмы, снова запереть себя в четырех стенах, только теперь уж навсегда… Но я поняла, что для такой женщины, как я, в современном обществе нет места. Чтобы понять это, мне вполне хватило восемнадцати месяцев.
Она опять покачала головой, словно мысленно беседуя сама с собой и отказываясь признавать свои собственные открытия.
Город Труа и кафе были уже далеко позади, ушли в прошлое. Пейзаж становился более строгим — пологие холмы, окруженные темными лесами.
— Здесь мрачновато, — сказал Венсан Тиссер. — Этот восточный ландшафт годится лишь для поля боя.
Марта Р. с любопытством посмотрела в окно, до через минуту снова съежилась в своем углу, уставившись в пустоту, и, казалось, ничто уже не могло больше привлечь ее внимания. Равнины, леса, холмы сменяли друг друга, по небу плыли тяжелые облака, грузные вороны кружились над полями, темный асфальт, казавшийся даже голубоватым, уходил под колеса.
— Когда мы приедем?
— Полагаю, что к часу.
Они действительно добрались до Безансона в начале второго.
— Город, похоже, красивый, — заметила Марта Р.
Автомобиль миновал несколько мостов и покатил по набережной.
— Вы не хотели бы пообедать перед тем, как отправиться туда? — спросила Марта Р.
Они изучили меню двух или трех ресторанов неподалеку от рынка.
— Вот, кажется, спокойное местечко, — сказал шофер.
— Спокойное… — повторила Марта Р. — У меня впереди такая спокойная жизнь…
Они долго колебались и наконец сделали выбор. Заказывала она: паштет по-деревенски, форель, утка.
— Давайте, давайте, — говорил молодой фотограф, — не стесняйтесь, за все платит газета.
Венсан Тиссер посоветовал взять розового прованского вина.
Во время обеда Марта, Р. казалась оживленной, почти веселой. Но когда подали форель, она принялась кромсать ее, пока рыба не превратилась в кашу.
— Почему вы не едите? — удивился фотограф.
— Я сыта.
— Может, вы все же передумаете? — мягко спросил Венсан Тиссер.
Она отрицательно покачала головой и взяла немного форели, вернее, того, что от нее осталось. Тиссер подлил еще вина. Она отодвинула свою тарелку, закурила сигарету, потом еще одну.
— На этот раз, — сказала Марта Р., — и в самом деле последняя.
Даже фотографу не удавалось возобновить разговор.
Они выпили кофе.
— А вы помните, — спросила Марта Тиссера, — когда вы работали над моими мемуарами, мы все время варили себе кофе.
Венсан неожиданно понял всю бессмысленность этого путешествия. Ему хотелось крикнуть: «Позвольте, то, что вы собираетесь сделать, нелепо! В наше время такое никому и в голову не придет!» Но решил, что лучше не начинать этого разговора и не задавать вопросов, на которые она станет отвечать готовыми фразами. Он подумал, что Марта Р., вероятно, подражает какой-нибудь героине некогда популярного, но теперь уже забытого романа и думает, что для нее это выход. Если бы он попытался заставить ее объяснить свое решение, то наверняка убедился бы, что она неумна и даже немного примитивна. Венсан Тиссер попросил счет.
Марта Р. открыла сумочку, достала помаду и подкрасила губы. Затем она взяла свою чашку с кофе и выпила до дна. Когда она поставила чашку, на ней были видны следы помады.
— Как глупо, — сказала она, — я совершенно машинально накрасила губы.
Она вышла из-за стола, прошла в туалетную комнату и вернулась уже без помады.
— Теперь я вполне подхожу для того заведения, куда мы едем, — сказала она.
Они вышли из ресторана и направились к машине, стоявшей на площади.
— Осталось километров десять, — объявил шофер.
Машина выехала из города и очутилась на дороге, удивительно похожей на те, по которым они колесили с самого утра. И все же эта дорога была совсем особенной — она была последней для Марты Р. Лицо женщины вдруг задрожало и исказилось. Венсан Тиссер внимательно наблюдал за ней, следил за уголками ее губ, подбородком, глазами… Он уже давно привык к женским слезам, но все еще сомневался, что она заплачет, пока по ее щекам не побежали первые слезинки. Венсан поспешно взял ее за руку.
Они отыскали поворот, свернули на узкую дорогу и, проезжая мимо садовых оград, впервые за все время путешествия почувствовали, что они действительно за городом. Когда автомобиль промчался мимо какой-то деревни и снова выехал на неширокий проселок, впереди внезапно появился монастырь. Он грозно возвышался прямо перед ними, словно дорога кончалась здесь, хотя на самом деле она шла дальше, огибая монастырь слева.
— Останови машину где-нибудь тут, — сказал Венсан Тиссер.
Шофер съехал на обочину, и все четверо вышли. Увешанный фотоаппаратами Фред выскочил первым. Они осмотрели входную дверь и пошли вдоль монастырской стены, пока не наткнулись на открытую калитку какого-то двора, который с одной стороны замыкала высокая глухая стена монастыря, а три других граничили с огородом, позади которого тянулись поля, где разгуливали куры и коровы.
— Может, зайдем сюда и сделаем пару снимков? — предложил Фред.
Марта Р. отказалась наотрез.
Они вернулись обратно к машине, не зная, что делать дальше.
— Мне все же надо идти туда, — сказала она.
— Вы позвоните, а Фред щелкнет, когда вам откроют дверь и вы войдете в монастырь, — сказал Тиссер.
— В последний раз я вас сниму, — подчеркнул молодой фотограф.
— Хорошо, только не идите за мной следом. Постарайтесь, чтобы сестры вас не заметили. Боюсь, как бы не было неприятностей.
Она стала прощаться, сперва с шофером, затем с молодым фотографом, потом подошла к Венсану Тиссеру и бросилась к нему в объятия. Журналист вспомнил их первую встречу — Марта Р. тогда только что вышла из тюрьмы. На ней было платье с высоко поднятыми прямыми плечами — в соответствии с модой десятилетней давности. Эта одежда, как и ее хозяйка, провела в заключении десять лет, провисев на тюремном вещевом складе. Тиссер и Марта Р. быстро нашли общий язык и долго беседовали в каком-то кафе, потом бродили по улицам, потом сидели на скамеечке в городском саду. Он был таким чутким, таким внимательным во время их первой встречи, что, когда настало время прощаться — там же, на скамеечке, в темноте ночи, — Марта Р. схватила его руку и поцеловала ее. Ему стало стыдно, потому что он не считал себя ни добрым, ни чутким, более того, он понимал, что использовал все средства, чтобы внушить доверие этой женщине и уговорить ее продать газете свои мемуары. К тому же совершенно невыносимо видеть, что человек настолько признателен вам, что способен в знак благодарности поцеловать вашу руку. Кто он, собственно, такой, чтоб ему целовали руки?
Марта Р. отстранилась от него, и репортер в последний раз посмотрел в ее серые глаза, которые стали знамениты так же, как и ее преступление, — ведь убийца, лишенный привлекательности, обычно не способен заинтересовать публику.
