— А вы случайно не варили кофе? — словно между делом поинтересовался Макдауэлл.
Он всегда вел себя высокомерно, но таким наглым, как сейчас, я его еще не видел.
Я покачал головой.
— Ах, ладно, все то же самое, — сказал он, скрещивая ноги. — Это не займет много времени. Частный самолет ждет вас — только вас, без мисс Колб — в BWI, — продолжил мужчина, имея в виду аэропорт Балтимора неподалеку от моего дома. — Вы будете на ферме мистера Атертона к десяти по местному времени.
Я прошел к креслу напротив него, подумывая сесть, но остался стоять.
— Зачем вы это делаете? — спросил я.
Макдауэлл нахмурился и слегка склонил голову в сторону.
— Зачем я делаю что?
— Вы знаете, о чем я.
Глядя на меня с нечитаемым выражением лица, он молчал.
Я не собирался тратить время, и мне было плевать на то, что он избегает честности. Тем более я прекрасно представлял его ответ. Именно потому, что он надменный ублюдок. Он никогда не упускал шанса выказать свое превосходство над людьми, напоминая всем и каждому, что все контролирует. Уверен, он ни за какие коврижки не сможет удержаться от того, чтобы рассказать мне, что сделал и почему.
Макдауэлл вытянул ноги и подался вперед, опираясь локтями на колени и складывая руки вместе.
Медленно пожал плечами и произнес:
— Почему я это сделал? Потому что должен был. Потому что мог. Больше никаких причин нет.
— Их до черта и больше, — сказал я, чувствуя, как сжимаются мои челюсти, а зубы практически скрипят. — Вы поставили ее в опасное положение.
— У меня не было такого намерения.
— Это не имеет значения.
Он ухмыльнулся.
— Почему розы? — настаивал я, повышая голос.
— Красивая девушка, красивые цветы… — Голос Макдауэлла затих, и он пожал плечами. — Кстати говоря, судя по произошедшим событиям, я делаю вывод, что она не поблагодарила вас за первую. — Он улыбнулся и медленно покачал головой. — Я даже представить себе не могу, как это — давать девушке деньги и даже не получать от нее «спасибо».
На самом деле я не искал ответа на вопрос «почему». Я был уверен почти на сто процентов, что он сделал это, чтобы напугать Кэтрин, ужаснуть, вызвать какую-то суматоху. Я нуждался лишь в подтверждении того, что это сделал он, и только что получил его.
Добавьте к этому не очень тонкое оскорбление, и вы получите классического Макдауэлла.
— Я понимаю, что мои усилия, мягко говоря, не оправдались, — посетовал он. — Это только заставило ее быстрее броситься в ваши любящие объятия.
Как и ожидалось, он не утаивал информацию. Ему нравилось рассказывать мне о своих поступках.
— Как вы получили информацию о парне? — спросил я.
Макдауэлл скрестил руки на груди в легкой, расслабленной манере, которая не походила на защитную позу.
— Вы использовали компьютер в книжном магазине, чтобы войти на сайт, так что мой парень нашел ее логин и дал его Джиму Удаллу.
После слов «мой парень» я понял, что речь идет о его собственном компьютерном гении, не о Джастине.
Сразу вспомнились все электронные письма, которые Макдауэлл, без сомнения, прочитал, всех интимные сообщения и фотографии, которыми мы с Кэтрин обменялись.
Я покачал головой.
— Блядь, невероятно, знаете?
Он вытянул руки ладонями вверх.
— Я делал то, что должен.
— И это включало в себя наем больного ублюдка Удалла, чтобы он проник в ее квартиру?
Макдауэлл покачал головой.
— Я не знал, что такое могло произойти. Но, как говорят, дерьмо случается. Назовем это… сопутствующим риском.
Никогда еще во время разговора я не испытывал такого сильного раздражения. Ощущая, как напрягается тело и нарастает гнев, я все же не хотел терять хладнокровие. Что бы ни случилось, следовало держать себя в руках, тем более так или иначе, это скоро должно было закончиться.
— Мистер Уоттс, — проговорил он, снова откидываясь на спинку кресла. — Вы совершили ужасную ошибку, вовлекая мисс Колб. Вы поставили себя и других под удар. Вы упоминали опасность, в которой она оказалась из-за меня? Вам следовало бы подумать о той опасности, в которой я оказался из-за вас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Бред, — заявил я. — Вы не можете оправдать того, что сделали ей. Мы были посланы сюда не для того, чтобы наносить вред невинным людям и не для того, чтобы обратиться друг против друга. Вы сделали и то, и другое.
Он начал подниматься.
— Мы поговорим об этом, когда вы вернетесь в…
— Сядьте, — приказал я, потянувшись за спину, вытаскивая пистолет и направляя на него.
Макдауэлл замер на пару мгновений, а затем встал полностью.
— Что вы собираетесь делать, мистер Уоттс? Мы оба знаем, что вы не станете стрелять в своего начальника…
Пуля попала в лоб, и Макдауэлл моментально умер, хотя его телу потребовалось несколько секунд, чтобы среагировать и упасть обратно в кресло.
***
Когда я вышел на улицу и сел в машину, Кэтрин спросила:
— Кто этот мужчина?
— Никто. Не волнуйся о нем.
На смерть Макдауэлла я никак не отреагировал: пульс не ускорился, дыхание не изменилось, и не было никакой необходимости успокаиваться перед тем, как выйти к машине. Я знал, что Кэтрин спросит о мужчине, и подумал, что она могла бы также поинтересоваться, почему он не вышел со мной на улицу, но она этого не сделала.
Пока частный самолет Макдауэлла ждал меня в Балтиморе, мы с Кэтрин вернулись в Вашингтон. Несмотря на раннее утро, без пятнадцати шесть, в понедельник в международном аэропорту Даллеса оказалось многолюдно. Я купил два билета первого класса в один конец, и через два часа мы находились в небе за пределами Америки.
Когда Кэтрин увидела, куда мы направляемся, очень разволновалась. Я подыгрывал ей, не желая портить настроение, но немного тревожило то, что должно было произойти, как только мы приземлимся.
***
— Ты издеваешься надо мной? — спросила Кэтрин, глядя на меня с разинутым ртом. — Это выглядит лучше, чем все, что я когда-либо пробовала в ресторане.
— В этом «Британским авиалиниям» нет равных, — ответил я.
Подошедший стюард установил наши подносы, накрыл их белой скатертью и расставил столовое серебро и пустые стаканы, пока мы просматривали меню. Кэтрин краем глаза наблюдала за мной, пока все это происходило. Я смотрел на ее лицо, наслаждаясь тем, как девушка получает от всего удовольствие.
Полет был утренний, так что наш день начинался с традиционного английского завтрака: яичницы-болтуньи, сосисок, картофеля-рости и конфи из помидоров черри.
— Не думаю, что проголодаюсь днем, — заметила она, когда мы закончили и у нас забрали подносы.
— К вечернему чаю мы все еще будем в воздухе, и я уверен, что к тому времени ты захочешь перекусить.
— Вечерний чай, — произнесла она, позволяя словам повиснуть в воздухе, а потом сказала: — Наверное, мне придется начать привыкать к этому?
Я кивнул.
— Несомненно.
Я предложил Кэтрин сесть у иллюминатора. Однако она отказалась, сославшись на то, что изначально не любит летать, а когда смотрит в окно, то еще больше нервничает.
Когда из динамиков раздался голос капитана, сообщившего, что мы приземлимся примерно через двадцать минут, я спросил, уверена ли Кэтрин, что не хочет выглянуть.
— Вид с высоты птичьего полета ошеломительный.
— Может, взгляну вместе с тобой.
Наш рейс задерживался, и двадцать минут превратились в сорок. Виновницей всего этого оказалась погода, и наш борт вынужден был держать курс, кружа высоко над городом. Я все это время смотрел в иллюминатор, не видя ничего, кроме верхушек облаков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Медленно тянулись минуты, а я вспоминал наш разговор во время полета. Кэтрин призналась, что ей кажется, будто она ничего не оставляет после себя — ни людей, ни корней, вообще ничего — и из-за этого чувствует, что может жить где угодно.
