Я чуть было не убежал, но ребята толкнули меня в сени, тихонько повторяя:
— Фрицель, Фрицель… да он их наверняка тебе одолжит…
— Не одолжит!
— Одолжит!
— Не хочу я…
Тут Ганс Аден распахнул дверь, и я вместе со Сципионом пулей влетел в каморку старика, а мои приятели столпились за дверью и, пригнувшись, смотрели блестящими глазами и слушали.
Как же мне хотелось удрать! Но, на беду, Франц Сепель придерживал дверь снаружи; она была полуоткрыта, и места хватало лишь для его головы да головы Ганса Адена, стоявшего на цыпочках сзади.
Старик Шмитт обернулся.
— Смотри-ка, да это Фрицель! — промолвил он, поднимаясь. — Что тут происходит, а?
Он открыл дверь, и ватага мальчишек разлетелась, как стая скворцов. Я остался один. Старый солдат удивленно смотрел на меня.
— Что же вам, однако, угодно, Фрицель? — спросил он, беря уголек из очага и разжигая потухшую трубку.
Затем, увидев Сципиона, он стал задумчиво разглядывать его, пуская большие клубы табачного дыма.
Я чуть-чуть приободрился и сказал:
— Папаша Шмитт, они насели на меня, чтобы я попросил у вас санки — спуститься с Альтенберга.
Старый солдат стоял перед пуделем, улыбался и подмигивал. Вместо ответа он почесал за ухом, приподняв колпак, и спросил меня:
— Собака-то ваша, Фрицель?
— Да, папаша Адам. Это собака женщины, которую мы приютили.
— Вот оно что! Надо полагать, собака солдатская. Она, должно быть, знает военное дело.
Сципион настороженно смотрел на нас, а папаша Адам, вынув трубку изо рта, сказал:
— Ясно, собака полковая. Она похожа на старика Михеля, который был у нас в полку в Силезии.
И вдруг, взмахнув трубкой, он крикнул:
— Встать под ружье! — да так громко, что вся его хибарка загудела.
Но каково же было мое изумление, когда Сципион сел на задние лапы, свесил передние и застыл, как подобает настоящему солдату!
— Ха-ха-ха! — расхохотался старик. — Так я и знал!
Все мои приятели вернулись. Одни смотрели через полуотворенную дверь, другие — в окошко. Сципион не двигался, а папаша Шмитт, который казался прежде таким угрюмым, совсем развеселился и снова приказал:
— Слушать команду к маршу!
И он стал отступать, гремя деревянными башмаками, громко крича и подражая барабанному бою:
— Шагом марш! Там-трарарам-там… Р-раз… два… Р-раз… два!
И Сципион стал маршировать! Вид у него был удивительно серьезный, длинные мохнатые уши свисали, а хвост торчал трубой.
Да, это было чудесно! Сердце у меня готово было выпрыгнуть из груди!
А ребята, стоявшие за дверью, просто остолбенели от восторга.
— Смирно! — крикнул Шмитт, и Сципион остановился.
Я и думать забыл о санках; я так гордился талантами Сципиона, что мне хотелось поскорее побежать домой и сообщить дяде: «Собака у нас ученая!»
Но Ганс Аден, Франц Сепель и все остальные ребята, ободренные тем, что у старого солдата хорошее расположение духа, вошли в комнату и были вне себя от восторга; они топтались у дверей, держа под мышкой вязаные колпаки.
— На место, вольно! — приказал папаша Шмитт, и Сципион встал на все четыре лапы.
Он затряс головой и, скребя затылок задней лапой, словно говорил: «Вот уже минуты две, как меня грызет блоха, но чесаться под ружьем не положено!»
Я просто онемел от радости, глядя на все это, и даже не решался окликнуть Сципиона из боязни обидеть его. Но он сам подошел ко мне и скромно стал рядом, что доставило мне несказанное удовольствие: я просто вообразил себя фельдмаршалом во главе своих армий! Все остальные ребята мне завидовали!
Папаша Шмитт с умилением смотрел на Сципиона; видно было, что пудель напомнил ему старое доброе время, полковую жизнь.
— Да, — произнес он, немного помолчав, — это настоящая солдатская собака. Остается еще узнать, смыслит ли она что-нибудь в политике — ведь многие собаки в политике ничего не смыслят.
Он взял палку, стоящую за дверью, протянул ее и крикнул:
— Слушать приказ!
Сципион уже был начеку.
— В честь республики — прыг! — крикнул старый солдат.
И Сципион перепрыгнул через палку, как олень.
— В честь генерала Гоша — прыг!
Сципион снова прыгнул.
— В честь короля Пруссии — прыг!
Но тут Сципион сел на свой хвост с непреклонным видом, а добряк Шмитт тихонько засмеялся, жмуря глаза и приговаривая:
— Да, он обучен и политике… хе-хе. Ну-ка, поди сюда!
И он погладил Сципиона по голове, чем доставил ему, казалось, большое удовольствие.
— Ну, Фрицель, — обратился тут ко мне папаша Шмитт, — вашей собаке цены нет. Настоящая солдатская собака.
И, взглянув на всех нас, он добавил:
— Такая у вас отменная собака, что я вам одолжу санки. Но в пять часов вы их вернете. Да осторожнее, шею себе не сломайте!
Он вышел вместе с нами и отвязал санки, висевшие в сарае над дверями.
Во мне шла борьба чувств: хотелось побежать к дяде и поведать о необыкновенных талантах Сципиона, хотелось и покататься на санках — спуститься с Альтенберга. Но стоило мне увидеть, как Ганс Аден, Франц Сепель и другие мои приятели — кто спереди, кто сзади — толкают и тянут санки, как скачут с сияющим видом, и я уже не мог отказаться от удовольствия и присоединился к гурьбе мальчишек.
Шмитт смотрел нам вслед, стоя на пороге.
— Осторожней скатывайтесь, — снова сказал старик.
Он вошел в свою лачугу, а мы все бежали по снегу. Сципион прыгал около нас. Представьте себе, как мы радовались, кричали и хохотали вплоть до самой вершины горы!
А когда мы взобрались на вершину, Ганс уселся впереди, ухватившись обеими руками за загнутые полозья, мы все — позади, по трое в ряд, а Сципион посредине. И какой же нас охватил восторг, когда санки вдруг понеслись под горку!
Ах, ведь молод бываешь только раз в жизни!
Как только санки остановились, Сципион перескочил через наши головы. Ему больше
