А она смотрела на него, словно видела впервые, солнце золотило его русые волосы, глаза серые влюблено смотрели на Прекрасу, так, словно одна в мире этом для него. Никто никогда не смотрел так на княжну, и не было у Прекрасы сил оттолкнуть руки её обнимающие. После стольких усилий, приложенных к тому, чтобы Карн взглянул на неё так, по насмешке Лады, брат его не сводил с неё глаз влюбленных. Ах, как похожи два брата, хотя нет, Рулаф краше, милее брата старшего.
Рулаф понимал, что может быть это единственный шанс в его жизни, когда Уд [74] послал ему возможность сорвать поцелуй с этих манящих губ. Убедившись, что не слышно приближения брата, Рулаф припал к устам Прекрасы, и она, растерявшись, не оттолкнула его. И счастливый, не отвергнутый княжич, прижал Прекрасу к себе, слепо шаря ладонями по её спине, поцеловал девицу со всей страстью, которая накопилась в нем за эти беспокойные дни.
А за утесом княжич Карн, придерживая одной рукой лошадь Агафьи и своего скакуна, срывал сладкие поцелуи с её улыбающихся губ.
Во двор Торинграда они вернулись ближе к вечеру, счастливые, таинственные и довольные. Волосы княжны и её подруженьки украшали венки, а на губах играли загадочные улыбки.
ГЛАВА 11
В светлице Горлунг стояла звенящая, гнетущая тишина. Идущему на поправку Яромиру это безмолвие казалось тягостным, выматывающим и ненормальным. Дружинник, славившийся на весь Торинград веселым и легким нравом, с трудом выносил угрюмое молчание, царившее в покоях старшей княжны. Он не чаял, когда, наконец, сможет уйти отсюда, безропотно терпел все перевязки и пил отвары, которыми поила его Горлунг. Лишь бы скорее оказаться среди дружинников бравых, девок болтливых, пиров веселых.
Яромир недавно нанялся в дружину к князю Торину, и, несмотря на то, что был самым задиристым воином, раны свои ни разу еще не лечил травами княжны. Он слышал от других дружинников, что княжна Горлунг — целительница, но толком её ни разу не видел, издали мельком замечал он фигурку в темном поношенном навершнике, но в лицо княжну не знал.
В тот день, когда он очнулся, первым, что увидел Яромир, было лицо княжны, склонившейся к нему, черные брови хмурились, а глаза смотрели с беспокойством на него. Она была столь не похожа на всех женщин, что встречались Яромиру до этого, что он сказал единственное, что пришло на ум:
— Правы норманны, есть их рай, только стены и крыша иные.
Горлунг, решив, что раненый бредит, покачала головой, случай оказался тяжелее, чем она предполагала. Она ощупала горячий лоб дружинника и нахмурилась еще больше, видимо, всё-таки не выживет.
Увидев, что она качает головой, Яромир спросил:
— Разве не валькирия [75] ты, прекрасная?
— Я? Валькирия? — удивленно спросила Горлунг.
— Да, ты, прекрасная дева, непохожая на женщин, подлунного мира дева.
Княжна рассмеялась, так её не называл никто и никогда, привыкшая считать себя некрасивой, слишком отличающейся от других, она была польщена словами Яромира.
— Я — княжна Горлунг, воин, — посмеявшись, сказала она, и, помолчав, добавила, — а с каких пор в Вальхаллу попадают убитые в пьяной драке, или для славян бывают исключения?
Яромир хрипло засмеялся, несмотря на боль в боку. Теперь, хорошо разглядев её, он увидел, что княжна обычная женщина, просто с темными волосами, совсем непохожая ни на отца, ни на сестру свою младшую. Как ценитель женской красоты, Яромир заметил, что Горлунг по-своему красива, но уж слишком отличалась она от женщин славянским, белокурых, русоволосых, голубоглазых. Вообще у простого люда считалось, что темные волосы на редкость не красивы, и приносят несчастье, но контраст бледной кожи Горлунг с её черными волосами, смоляными бровями был потрясающим, и не единожды Яромир с интересом смотрел на княжну.
Привыкший к легким победам, он от нечего делать, пытался завести с княжной пустые разговоры, так любимые девками теремными. Но Горлунг отвечала неохотно, скупо, и в большинстве случаев сидела подле него, молча. Иногда она даже не считала нужным что-то сказать в ответ на его слова, просто смотрела на дружинника тяжелым немигающим взглядом несколько мгновений, а потом будто и не слышала его слов, принималась опять за свои привычные дела: шитье, приготовление различных зелий, раскладывание трав.
И как не пытался заигрывать с княжной Яромир, она не отвечала ему, для него привыкшего к женскому вниманию, это было ударом по самолюбию. Едва ему стало немного легче, как дружинник пытался, как бы невзначай коснуться своей исцелительницы, но Горлунг всегда мягко отстраняла его руки. Однако иногда дружинник ловил заинтересованный, ждущий, нежный взгляд Горлунг, хотя через мгновение глаза её были холодными и безразличными. После этого он сделал вывод, что всё-таки небезразличен княжне.
От безделья Яромир стал присматриваться к Эврару, но все его попытки завести с ним разговор о былых сечах, славных боях были тщетны. Рында ходил за княжной, словно привязанный, и редко что-либо говорил, обычно сидел подле неё и точил свой кинжал или мастерил какую-нибудь корзинку для трав, что собирала его госпожа.
Самым тягостным для Яромира моментом дня был приход высокого норманна, с больной рукой. Он разговаривал с княжной на своем языке, и Яромир понимал лишь отдельные слова, но он видел, как смотрит на Горлунг норманн, и эти взгляды ему не нравились. У местного «Любостая» никогда не было соперников, обычно женщины переставали смотреть на других дружинников, стоило только Яромиру улыбнуться. Одно только радовало дружинника: на все речи норманна Горлунг отвечала холодно и кратко, словно ей неприятно было присутствие этого человека в её покоях, будто обидел он её чем-то.
* * *
Князь Торин, по давнишней привычке, объезжал свои владения, Ветер нетерпеливо гарцевал под ним. Солнце стояло высоко над головой, на голубом небе не было ни облачка, лениво жужжали мухи. Князь с удовольствием глядел на засеянные поля, где работали рабы, осенью зерно, оставшееся после заготовок для Торинграда, продадут, выручив за него куны [76].
Фарлаф утром уедет за вено [77], скоро будет свадебный пир Прекрасы и Карна. Торину не слишком нравился жених дочери, уж больно он был изнеженным, не было в нем несгибаемой воли, как не блистал он и особым умом. Князю доложили уже о ночах, которые княжич проводил с рыжей Агафьей, не гоже это, не по-людски, в доме невесты устраивать сие безобразие. Хотя молодой ведь он, кровь бурлит. Да, и что значит развлечение с девкой теремной? Пустяк, ерунда. Хотя неприятно.
