И осушив большими глотками кубок, Торин грубо схватил Марфу за волосы. Княгиня проснулась и в ужасе смотрела, как её муж рвет на ней ночное одеяние. Муж, законный муж, которому и слово против сказать нельзя, которого сам Род [65] послал ей.
* * *
Княжна Прекраса от волнения долго не могла уснуть, ведь сегодня она наконец-то увидела своего суженного. Ох, он обязательно будет добр и нежен, ведь он так восхищенно глядел на неё! Хотя ближе к завершению пира, его мечтательный взгляд уже редко останавливался на ней. Прекраса нахмурилась, но никакие силы в подлунном мире не могли заставить её усомниться в своей привлекательности. Поэтому княжна пришла к выводу, что княжич Карн просто устал с дороги, да пир был долгий, утомительный.
И Прекраса продолжала рисовать в своем воображении красивые картинки своего будущего бытия, жизни мужней жены.
* * *
Княжичу Карну не спалось тоже, но в отличие от своей нареченной, его воображение не рисовало ему картины счастливой семейной жизни, нет, ему мечталось совсем об ином.
Убедившись, что всё смолкло во дворе князя Торина, Карн вышел из своей одрины на поиск рыжей красавицы. Он не боялся, что кто-то его увидит, ведь разве не может человек ночью выйти в уборную? Тихо ступая, княжич шел по пустым коридорам и покоям в поисках прелестницы, покорившей его бесстыдным взглядом. Но её нигде не было, коридоры были пусты, а из гридницы раздавался пьяный храп. Карн разочарованно вздохнул и развернулся, чтобы идти обратно в отведенные ему покои. Но в этот момент княжич увидел её.
Агафья стояла возле двери в ткацкую, перебирая пальчиками кончик косы. Увидев, что она замечена тем, ради которого она пришла, девка теремная медленно пошла по коридору в сторону одрин.
Княжич её быстро догнал и, зажав рукой ей рот, потащил в свою одрину, быстро, теперь уже боясь оказаться замеченным. Лишь только закрылась за ними дверь одрины Карна, он выпустил Агафью, она, выражая притворное возмущение, жарко зашептала:
— Что это ты, княжич, делаешь? Как не совестно тебе, нападать на девиц беззащитных в доме, где ты гость?
— Разве ты против этого? — улыбаясь, спросил Карн.
— Ага, против, меня же госпожа моя ждет, — сказала Агафья, — невзлюбит меня за нерасторопность еще.
— Как зовут тебя, красавица?
— Агафьей величают, — посмотрев на княжича лукавым полным обещания взглядом, ответила она.
— А госпожа, которая ждет тебя, это княгиня Марфа? — спросил Карн.
— Нет, княжич, это невеста твоя нареченная, — ответила она ему.
— И что сильно тебя невеста моя ждет? — лукаво осведомился княжич.
— Сильно, я же сказки ей рассказываю на ночь, без них она не уснет, — улыбаясь, молвила прислужница.
— Сказки? — усмехнулся он.
— Да, сказки о добрых молодцах и прекрасных девах, — молвила Агафья с придыханием.
— И что же в сказках делают добры молодцы и прекрасные девы? — поинтересовался княжич.
— Что боги велят, то и делают, — уклончиво ответила прислужница.
— И что же, ты только в услужении у княжны находишься? — спросил Карн.
— Нет, княжич, еще и княгиня Марфа дает мне указания.
— Сегодня княгиня Марфа велела тебе быть здесь, — прошептал ей на ухо княжич, — разве ты не помнишь? Неужели запамятовала? Как нехорошо, придется княгине пожалиться на тебя.
И с этими словами ладонь княжича легла на покатое плечо Агафьи, нежно поглаживая, а лицо склонилось к шее длинной, щекоча дыханием жарким. Она засмеялась и притворно испуганно зашептала:
— Ой, не губи, княжич, не жалуйся княгине, она ведь обязательно накажет меня за память плохую.
— Разве могу я такую красоту подвергнуть наказанию? Нет, не посмею. Мы — добры молодцы — народ жалостливый, — целуя её шею, шептал Карн.
И прижалась к княжичу Агафья всем телом, изогнулась, в объятьях его сильных, подставляя лицо для поцелуев жарких.
А после, лежа на плече княжича, укрытая лишь растрепавшимися косами, гладила Агафья тело Карна, заставляя его лишь сладко вздыхать и упрашивать:
— Приди ко мне завтра ночью, красавица.
Улыбалась она на просьбы эти и знала, что придет и завтрашней ночью, и следующими обязательно.
* * *
Княжна Горлунг сидела на своем ложе, глядя в оконце на луну, полная она нынче, знак хороший. Да, только не помог он ей, не полюбил её княжич Карн с первого взгляда, ошиблась Суль. Даже не глянул на неё сын князя Фарлафа, очарован Прекрасой проклятой. Почему так вышло? Ведь всё должно быть иначе. Она обхватила колени руками, вздохнула. Почему так вышло, поему? Где была ошибка? В чем она просчиталась? Горлунг не находила ответов на эти вопросы, и это пугало её.
Но руны и ей говорили, что их судьбы с Карном связаны, что суждено ей снять с него сапоги в брачную ночь [66]. Сам княжич вызывал у Горлунг лишь ледяное презрение, мальчишка, крови в бою не проливший. Не о таком муже она мечтала, хотя какая разница, какой муж, если он восседает на княжеском престоле? Но, видимо, не быть ей женой князя.
И так горько было от этого на душе княжны, что слезинки покатились по щекам её бледным. Столько лет ждала она этого дня, и он не принес желаемого. Несправедливость её жизни терзала Горлунг, словно угли горящие. Обидно ей было, что младшей сестре все, а ей ничего, только покои дальние. Видимо, так и будет она жить, приживалка никому не нужная, никем не замеченная. Как же обидно всё это, как обидно! Несправедливо, ужасно неспрведливо.
В этот момент раздался громкий стук в дверь, Горлунг вздрогнула от неожиданности. Вскоре она услышала, как Эврар ворчит и нехотя плетется к двери.
— Чего надобно, окаянные? — спросил он.
— Впусти, раненый у нас, надобно, чтоб княжна поглядела, — раздалось из-за двери.
Горлунг быстро надела на сорочку платье из черной домотканой шерсти, то, которое не жалко и испачкать было, повязала голову платком. Когда она вышла из своей одрины, два дюжих дружинника укладывали раненого воина на ложе возле окна.
— Прости, княжна, что разбудили, — сказал один из них, — нашего воина ранил дружинник князя Фарлафа.
— Что брага пошла не на пользу? — хмуро спросила Горлунг.
— Ну, да только оба хороши были, — ухмыльнувшись, сказал другой — Яромир сам просил, чтоб его угомонили, так уж он нарывался, что даже мы им мстить не стали, заслужил он. Эх, и задира же наш Яромир!
— Чем ранили — то его? — равнодушно кивая в сторону раненного, спросила Горлунг.
— Ножом, княжна.
— Ступайте, сделаю все, что смогу, — пообещала она.
Дружинники ушли, а княжна, осмотрев рану Яромира, принялась её промывать, да накладывать мази целебные. Она делала всё это не задумываясь, шептала молитвы богам, чертила руны оберегающие, она смотрела на дружинника и видела лишь раненого человека, а не всеобщего любимца, красавца.
