Вечером Олаф неслышно отворил дверь покоев княжны Горлунг, незамеченный хозяйкой он любовался её красивым профилем, гордым поворот головы, смоляной косой. А дочь Торина ощупывала лоб лежащего на ложе возле окна воина, и видел Олаф, как преображается лицо княжны, глядя на раненого, как робкая улыбка касается её губ. Но стоило только Горлунг увидеть, кто пришел в её покои, как исчезла улыбка с её уст, словно и не было её мгновения назад. Ревность и злость ужом шевельнулись в сердце сына конунга Ингельда Молчаливого, но он не промолвил и слова.
ГЛАВА 10
Прошло несколько дней с момента приезда сватов к князю Торину, все эти дни проходили в развлечениях и пирах. Погода установилась теплая и, казалось, что сами боги благоволят союзу Карна и Прекрасы, всё вокруг цвело, наполняя воздух ароматом свежей травы и благоуханием цветом, точно также должна была рассвести любовь в сердцах нареченных. Однако, Лада [70] не одарила Карну и Прекрасу своей милостью.
Княжна не довольна была своим суженным, привыкшая с малолетства, что дружинники не сводят с неё восхищенных глаз, ловят каждое её слово, Прекраса была поражена равнодушием своего нареченного. Карн был к ней внимателен, почтителен, сопровождал её в конных поездках, прогулках по берегу речному, но глаза его смотрели холодно на княжну. Даже она понимала, что княжич не влюблен.
Чего только Прекраса не предпринимала: и одеяния меняла по несколько раз на дню, и песни пела про деву — лебедь, и сказки ему рассказывала о молодцах добрых, совершающих подвиги великие, да и просто заигрывала с ним. Карн безропотно слушал её песни и сказания, улыбался равнодушной улыбкой и не задерживал взгляд на своей нареченной. Что только раззадоривало княжну, привыкшую к поклонению. Но все старания Прекрасы были напрасны, и всё чаще плакала она тайком от того, что не жених у неё, а рыба холодная, не кровь у него в жилах течет, а водица студеная.
Сам же княжич с нетерпением ждал ночей, слушая пустую болтовню своей нареченной, Карн вспоминал жаркие ласки Агафьи. Вечерами, сидя в гриднице рядом с отцом и братом, он нетерпеливо постукивал ногой об пол, моля чтобы скорее все разошлись, и Агафья тайком пробралась к нему в одрину. Настолько полюбилась она княжичу, что Карн не представлял себе жизни дальнейшем без милой Агафьи. Влюбленные условились о том, что прислужница уговорит Прекрасу взять её с собой во двор князя Фарлафа. А там скоро и свой двор будет у княжича, где отведет он Агафье покои богатые, и будет коротать в них ночи сладкие.
Вот и в это погожее летнее утро Прекраса решила поехать на прогулку верховую в тщетной попытке очаровать суженного своего, Карн и Рулаф сопровождали красавицу. Чтобы ей не было скучно с женихом своим и братом его, княжна решила взять с собой свою верную подруженьку. И будь Прекраса повнимательнее, то обязательно заметила бы она, как смотрит жених её нареченный на шустроглазую рыжую девку, и какими полными обещания взглядами та одаривает княжича. Но Прекраса не замечала этого, все мысли её были лишь о том, как разжечь любовь в сердце своего жениха.
Так и выехали они за заборол вчетвером, но ехать пришлось медленно, поскольку лошадь Агафьи была медлительной и старой, поэтому придерживали спутники своих резвых породистых скакунов.
Княжич Карн ехал по правую руку от княжны, даже не замечая прикрас земли, которая должна стать его. Карна не интересовало то, за что его отец и его друг лили кровь, за что они боролись, не щадя себя и своих людей. Княжич не хотел править, его не интересовало решение жалоб людских, приумножение богатства, ему даже безразличны были рассказы о сечах добрых. Он хотел просто жить так, как живет нынче, беспечной и беззаботной жизнью, ездить на охоты славные, посещать пиры хмельные, любить красивых женщин.
По левую руку от княжны Прекрасы ехал княжич Рулаф, окрыленный своей первой любовью. Он не сводил восхищенных глаз с Прекрасы, ловил каждое её слово, стоило ей мельком взглянуть на него, как сердце Рулафа, казалось, пропускало один удар. Его терзала жгучая зависть к брату, наследнику отца, тому, кто будет обладать всей этой сияющей красотой. Каждую ночь Рулафа посещали сны, страстные, запретные, прекрасные сновидения, в которых Прекраса была его, она тянула к нему свои белые холеные руки, звала его, манила.
— Как солнышко пригревает нынче, — запрокинув голову, прошептала княжна.
— Да, погожий день выдался, — сказал Карн.
— Давайте поедем к речке, там за утесом такое место красивое есть, там такие цветы растут! — предложила Прекраса.
— Давайте съездим, — равнодушно согласился Карн.
Рулаф изумленно посмотрел на брата, разве можно на предложение столь красивой девицы отвечать так неохотно?
— Агафьюшка, ну, скажи же, что за утесом прелестные цветы растут, такие, что не стыдно в венок самой Леле [71] вплести, — обернувшись к прислужнице, сказала княжна.
— Правда чистая в словах твоих, княжна, — согласилась Агафья.
И Прекраса, победно улыбнувшись, пришпорила свою резвую кобылу и, вырвавшись вперед, быстро поскакала к заветному утесу. Княжич Рулаф старался не отставать от княжны и не щадил своего породистого скакуна.
Княжна, доехав до утеса, обернувшись, помахала рукой почти догнавшему её Рулафу, Карну, который отстал ненамного, и Агафье, которая была дальше всех. Обогнув утес по речной воде, доходившей до колен её Ромашке, княжна въехала в небольшой лесок, быстро миновав его, Прекраса подъехала к полю, сплошь покрытому прекрасными полевыми цветами.
Княжна хотела спрыгнуть с Ромашки, но та не стояла на месте, а пританцовывала, перебирая копытами на месте, поэтому без привычной помощи рынды спуститься оказалось не так просто. И тут на поле въехал княжич Рулаф и, гарцуя на своем скакуне, он весело сказал:
— Загнала же ты, княжна, лошадь. Так быстро скакала, словно сами Навьи [72] за тобой гнались.
— Ох, княжич, что за вздор ты молвишь, посмотри лучше сколько цветов! Кажется, что до самого видокрая [73] они растут, — восхищенно молвила Прекраса.
— Права ты, княжна, они красивы, — сказал Рулаф, не глядя на цветы, и окружающую их природу, он не мог отвести взор свой от алых губ Прекрасы.
Заметив его голодный взгляд, смутилась княжна, решила спрыгнуть с лошади своей, ухватилась за седло рукой, но Рулаф был проворнее, и вот уже стоит он около Ромашки и протягивает руку ей. Снял он Прекрасу с седла, но не смог рук оторвать от стана её, и вспомнил сны свои страстные, где любила она его, Рулафа, а не брата старшего, жениха своего нареченного. И прижал Рулаф Прекрасу к груди своей.
