— Нет. — Он усаживает меня и поворачивает лицом к себе. — Я видел тебя три воскресенья назад. Ты поздно вошла в церковь в черном платье. — Он был в нашей церкви? — Ты выглядела ужасно грустной, и с тех пор я не могу выбросить тебя из головы.
— Так... потому что я выглядела грустной?
Парень кивает, медленно приближаясь ко мне, пока его губы не оказываются в одном дыхании от моих.
— Я хотел посмотреть, смогу ли заставить тебя улыбнуться. — Ной убирает прядь волос мне за ухо, оставив горячий след там, где его пальцы скользнули по моей шее. В ушах у меня стучит пульс. Боже, я так отчаянно хочу поцеловать его, но мне очень страшно. Потому что почти уверена, что знание того, как его губы касаются моих, будет смертельной дозой наркотика, который мне не нужен. Но все же я закрываю глаза.
— Черт, — выдыхает он у моих губ. — Ты возненавидишь меня еще до того, как все это закончится.
— Эй! — Мужской голос эхом разносится над озером, прежде чем яркий прожектор освещает нас. — Эй, что вы делаете в моей лодке?
Боже мой!
Ной выпрямляется.
— Я вызову полицию! — кричит мужчина, продолжая светить на нас фонарем.
— Только не это, — стону я. Папа бы умер от стыда — дочь проповедника отправилась в тюрьму вместе с парнем, которого он нанял помогать по хозяйству. Парнем, о котором предупреждала ее лучшая подруга…
— Подожди, — кричит Ной. — Это твоя лодка?
— Именно это я и сказал, мальчик.
— Лейк-Вью, двадцать три?
— Нет, Лейк-Вью, двадцать восемь.
— Ну, черт возьми, — кричит Ной, озорная усмешка изгибает его губы. — Мне очень жаль, но парень, с которым я работаю, Тревор Дэвис, сказал, что я могу одолжить его лодку. — Ной поворачивает к берегу, прикрывая глаза от яркого света. Мужчина отводит прожектор в сторону. — Мне очень жаль, что произошла путаница, — кричит Ной, наклоняясь, чтобы завести мотор. — Я привезу её обратно.
— Ну. — Мужчина переступает с ноги на ногу, прежде чем подойти к краю пирса. — Восьмерка немного потускнела, поэтому ты ошибся.
Ной бросает на меня понимающий взгляд, и его улыбка становится еще шире.
— Я не позволю тебе попасть в беду, — шепчет он.
Боже, он слишком хорош в этом.
17
НОЙ
Двигатель работает на холостом ходу перед ее подъездной дорожкой.
— Спасибо за сегодняшний вечер, — говорит она, положив руку на дверь. — Даже если ты чуть не отправил меня в тюрьму.
— Подожди секунду. — Выскакиваю из грузовика и огибаю переднюю часть, остановившись, чтобы открыть дверь Ханны.
Уголки ее губ приподнимаются в улыбке.
— Настоящий южный джентльмен, как я погляжу? — спрашивает она, вылезая наружу.
— Не знаю, как насчет этого, но моя бабушка проела мне всю голову из-за хороших манер.
Поднявшийся ветер разметал ее волосы по лицу. Я пользуюсь этой возможностью, чтобы смахнуть их просто потому, что хочу прикоснуться к ней. Наши взгляды встречаются, и между нами возникает напряжение, какое-то притяжение, которого я никогда не испытывал. С каждой девушкой, с которой я был, мы никогда не ходили вокруг да около. Я точно знал, чего они хотят. Я мог целовать их, трахать их... но Ханна. Я нервничаю, даже держа ее чертову руку. Меня никогда не волновало, захочет ли девушка увидеть меня во второй раз. Никогда не хотел, чтобы девушка скучала по мне. До нее. Я хочу, чтобы Ханна Блейк скучала по мне. Черт, я хочу поцеловать ее прямо сейчас. Как только провожу большим пальцем по ее подбородку и смачиваю языком губу, она застенчиво смотрит вниз на землю. Невинно. Испугано.
— Ладно, — говорит она, машет рукой и медленно пятится от меня. — Думаю, увидимся.
— Эй, я ударил парня и украл лодку для тебя сегодня вечером, самое меньшее, что ты можешь сделать, это дать мне свой номер телефона.
— Мой номер? — она смеется.
— Да, ну знаешь… в случае, если я найду хорошую песню, и мне нужно будет поделиться с кем-то.
— Что-то я сомневаюсь, что у тебя нехватка номеров.
Черт. Я улыбнулся, хотя мысль о том, что она так обо мне думает, заставила меня съежиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— У меня нет твоего.
Она разворачивается и поднимается по ступенькам крыльца.
— Девять-шесть-шесть-три-ноль-два-один.
— Ну, черт возьми, стой… — Неуклюже выуживаю телефон из кармана и начинаю записывать.
Девять шесть шесть три... Черт.
— Ноль-два... и что?
Ханна оглядывается через плечо, робко помахав рукой, прежде чем проскользнуть в дом. Я смеюсь себе под нос, качая головой, набираю номер и молюсь, чтобы он был правильным, прежде чем засовываю телефон в карман.
С улыбкой на лице забираюсь в свой грузовик, заметив, как загорелось окно перед деревом. Эта девушка сводит меня с ума всеми способами, которые мне нравились. Настолько, что я все еще думаю о ней, когда проезжаю мимо бабушкиного дома. Доезжаю до конца дороги и сворачиваю направо, затем сразу налево, припарковавшись рядом с крошечным арендованным домом, который я называл домом.
— Эй, говнюк! — Слышу я, как только открываю дверцу. Мой девяностолетний домовладелец нависает над сетчатым забором со смятой банкой пива в руке.
— Привет, Старик. — Так его называют все в городе. Если подумать, я до сих пор понятия не имею, как его зовут.
— Уже поздно, чем занимался?
— Просто работал.
— О, черт. — Его лицо кривится, и он отрыгивает. — Ты что, не остался на раздачу перепихона?
Морщу лоб, и захлопываю дверцу машины.
— Что?
Он трясёт передо мной пустой банкой из-под пива.
— Ну, те дамочки. Ты слишком молод, чтобы возвращаться сюда и проводить ночь со своей рукой и вазелином.
Отмахиваюсь на него рукой.
— Иди спать, Старик.
— Ну, как знаешь. Зря тратишь свою чертову молодость. — С этими словами он, спотыкаясь, возвращается к холодильнику, хватает новое пиво и падает на видавший виды шезлонг у задней двери.
Сумасшедший старик.
Отпираю дверь, щелкаю выключателем, прежде чем бросить ключи на край стола в комнате. В большинстве случаев я не возражаю против этой дыры, но по какой-то причине сегодня я чувствую себя неудачником. Одна спальня. Одна ванна. Кухня с тремя шкафами и неровным полом. Не поймите меня неправильно, я благодарен за это. Черт возьми, я платил всего три сотни в месяц за аренду, но... Смотрю на видавший виды диван, который получил в «Армии спасения», затем на голые стены с облупившимися обоями… Такие девушки, как Ханна… Их не приводят в такое место, как это.
Провожу рукой по лицу. О чем, черт возьми, я думал? Было легко притворяться, что все это не имеет значения, особенно с такой милой девушкой, как она, но на самом деле… Я мог бы отвезти её в Бирмингем и угостить хорошим бифштексом в приличном ресторане, но, в конце концов, у меня не было бы другого выбора, кроме как привезти ее обратно в мой дерьмовый дом, и что тогда? Тогда бы она увидела, насколько мы не подходим друг другу. Конечно, бедная девушка может заполучить богатого парня, но богатая девушка никогда не пойдет за бедным парнем. Ханна была не то чтобы богата, но уж точно не бедна.
Выдохнув, стягиваю рубашку по пути в постель, и когда плюхаюсь на матрас, чтобы заснуть, все еще чувствую ее запах на своей коже. Улыбаюсь и притворяюсь, что все может получиться.
Притворяюсь, что могу быть парнем, которого она полюбит. Притворяюсь, что могу быть тем парнем, который полюбит ее.
В конце концов, мечтать — это и есть жизнь, верно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
По радио ревет Уикнд, и я подпеваю ему, готовя бутерброд. Откусываю кусочек, и майонез течет по моему подбородку. Когда оборачиваюсь, чтобы взять бумажное полотенце, за спиной неожиданно оказывается Тревор, и я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи.
— Какого хрена, чувак? — Кусочек помидора выпадает у меня изо рта и шлепается на пол. — Ты не можешь просто так войти в чей-то дом.
