сойдет, для чего-то более серьезного – нет.
– Вент, Эрн!
Я тронул наконечник посоха – когда-то он считался подлинным посохом плетущего, – сплел потоки воздуха и повторил формулу, растянув воздушное кольцо в древний забытый круг огня. С наконечника взметнулось пламя и, превратившись в огненный шар, повисло перед гвардейцами, словно миниатюрное солнце.
Одно из копий дрогнуло – то ли от страха, то ли от желания немедленно проткнуть мне сердце. Скорее всего, и от того, и от другого.
Я стоял будто скала и читал мысли человека в красном, словно открытую книгу, наблюдая, как тот присел, зачарованно глядя на огонь.
Наконец он дернул уголком рта:
– Ах, так ты не просто рассказчик. Ты – сказитель… Понятно. Все же попрошу тебя подождать здесь, а я выясню, какого уровня гостеприимства ты заслуживаешь. Сьета?
Я кивнул, однако пламенный шар не погасил. Пусть охранники не забывают, с кем имеют дело, – на случай, если кто-то из них надумает решить вопрос со мной самостоятельно. Измененное состояние разума заставило меня выпрямиться, и маленькое солнце почти без усилий с моей стороны висело в воздухе. Вроде бы простенький трюк, однако он вдохнул в меня совершенно иные чувства.
Я успокоился, погрузившись в знакомую среду, и ощутил в себе прежний огонь, который приходит с возбуждением, голодом, гневом и страстью. Вспомнил то, что маленький Ари видел в мерцающих оранжевых всполохах. Мои плечи расправились; я гордо стоял перед стражниками, ожидая возвращения человека в красном.
Тот не заставил себя долго ждать. Шел быстро, почти бежал – его кожа блестела от пота. Когда он приблизился, я разглядел текущие по лицу струйки. На этот раз мак подошел ближе и сделал приглашающий жест:
– Прошу следовать за мной, господин. Буду только рад проводить тебя в апартаменты, специально выделенные до самого конца твоего визита.
Судя по его тону, рад он не был. Кстати, о сроке моего пребывания во дворце не прозвучало ни слова.
Я шагнул вперед, не сводя взгляд с копейщиков. Как и большинству людей, присутствие рядом вооруженных стражников внушало мне подозрение и тревогу. Ведь у копий цель одна – пронзать живое тело.
Мы добрались до входа во дворец, и я замедлил шаг, разглядывая тяжелые двойные двери. Покрытие темное, зернистое, что-то среднее между цветом шоколада и сырой земли. Изящная резьба изображала истощенного молодого человека, стоящего посреди группы копейщиков. Вокруг – толпа, с ужасом наблюдающая, как копья вонзаются ему в бок, в спину и в грудь.
Проколотый копьями юноша не падал, и из его глаз текли кровавые слезы. Кстати, кровь, бегущую из ран, резчик не раскрасил – только слезы. И все же молодой человек, судя по рисунку, боль переносил стоически и стоял прямо, вызывая к себе уважение.
Я постарался запомнить эту сцену в мельчайших подробностях.
Мы вошли во дворец. Пол и стены были отделаны белыми плитами и таким же белым камнем, однако внутренние интерьеры меня не слишком заинтересовали.
Мимо нас шли мужчины и женщины, разодетые кто во что горазд. Некоторые из них приостанавливались, бросая взгляды в мою сторону. Я надвинул капюшон, не дав им рассмотреть мое лицо, и испытал удовольствие, возбудив в них любопытство. Чем больше возникнет вопросов, чем сильнее они проникнутся ожиданием – тем лучше. Иной раз любопытство знати служит более надежным щитом, чем металлические доспехи.
Элойн была права насчет этих людей: каждый из них обладал уязвимым самолюбием. Стоит отвергнуть такого человечка, и он пустится во все тяжкие. Знать обожала таинственность и, насколько я знал, играла между собой в странные игры.
Что ж, будем секретничать.
Мой провожатый провел меня вверх по лестнице, сверкающей так, словно в мрамор подмешали стекло. При хорошем освещении некоторые ее участки наводили на мысль об алмазной пыли, припорошившей заснеженное поле. Наконец мне указали на предназначенную для меня комнату.
– Твои покои. От тебя ожидают отклика на любые приглашения, которые последуют от инфантов, лиц духовного звания или уважаемых и высокочтимых гостей дворца. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Я кивнул, не оборачиваясь, и шагнул через порог.
Комната поразила бы воображение любого простолюдина. В ней свободно поместилось бы несколько номеров, подобных тому, что я занимал в «Трех сказаниях». По одной из стен шел ряд окон, представлявших собой настоящие картины, выложенные из мелких кусочков цветного стекла. Подобные витражи изготавливали далеко от Этайнии, аж в Зибрате.
Произведения искусства, занимавшие целую стену, свидетельствовали об ошеломляющем богатстве. Однако осознать это мог лишь человек, имеющий тонкий вкус; другой посчитал бы витражи не более чем симпатичными картинками.
Судя по интерьеру, инфанты были любителями всего иноземного. Может, и меня, чужестранца, здесь примут гостеприимно?
Ковер на полу – тоже из Зибрата. Толстый, мягкий, сотканный знатоками древнего мастерства, которому можно всю жизнь учиться, да так и не выучиться. Центральная часть – сверкающая, красная, словно кровь, прошитая золотой нитью, с изображением льва, протягивающего лапу к маленькому солнцу. По периметру бежит кремовая отделка.
Стульев столько, что ни один нормальный человек не сообразит, что делать с подобным количеством. Может, вечеринку закатить…
Слишком много места, потому и не очень уютно. Словно плащ не по размеру – в плечах велик, толком не запахнешься, да еще и в длинных полах путаешься.
Я подошел к кровати и пристроил свои вещи рядом на полу. Вытянул из мешка книгу, открыл ее наугад: ага, старая, давно знакомая история. Я улыбнулся, вспомнив рассказ о рыжем мальчишке, выросшем в мужчину, которого многие считали демоном. Во-первых, из-за цвета волос, но более всего – из-за прославивших его дел. В конце истории он убивает принца. Как только не называют мальчишку в разных версиях – и королем, и волшебником, и менестрелем, и героем, и злодеем.
Впрочем, многие полагают, что в нем в равной степени уживаются добро и зло, однако наступают дни, когда его клонит в одну из ипостасей. А правду все равно знает лишь он.
До меня вдруг дошло, почему о ней никогда не рассказывает сам герой. Я захлопнул книгу, гадая, как найти нужного мне принца и как его убить, когда разыщу.
А кстати, нужно все же проникнуть в библиотеку, посмотреть, что там есть полезного.
В дверь постучали, и я пошел открывать.
На пороге возник мальчик – на вид не старше пятнадцати. Темные волосы и глаза, бледная кожа – наверняка нечасто бывает на солнце, что для этайнианца довольно странно. Брови тонкие, на лице едва заметный юношеский пушок.
– Господин… э-э-э… лорд… – Запнувшись, он прикусил губу и протянул мне бархатную подушечку цвета
