— А здесь вообще кормят? — прервал он поток воспоминаний.
— О, иногда! Но такой прекрасной еды, как в Анк-Морпорке, не подают.
— Неужели? — пробормотал Ринсвинд, продолжая скрести трещинку.
Крошечный кусочек цемента вот-вот должен был поддаться.
— Я на всю жизнь запомнил вкус сосисок господина Достабля.
— Такое не забывается.
— Поистине выдающееся переживание.
— Многие считают точно так же.
Соломинка сломалась.
— Проклятье! Пропади всё пропадом! — Ринсвинд привалился к стене. — И чего поднимать такой шум из-за этой Красной Армии? — спросил он. — Кучка малолетних детишек. Недоразумение, а не армия!
— Тут всё очень запутанно, — откликнулся Двацветок. — М-м-м… Ты знаком с теориями, согласно которым вся наша история движется по кругу?
— Ну, я видел в одной из записных книжек Леонарда Щеботанского рисунки… — сказал Ринсвинд, выбирая соломинку покрепче и вновь принимаясь за дело.
— Нет, я не про то… Это как… колесо, вращающееся колесо. То есть всё повторяется.
— А, ты об этом… Проклятье!
— Многие верят в эту теорию. Считают, что каждые три тысячи лет история начинается заново.
— Может, оно и так. — Ринсвинд как раз искал другую соломинку, поэтому не слишком внимательно прислушивался к словам Двацветка. Но потом до него вдруг дошёл смысл. — Каждые три тысячи лет? Маловато, тебе не кажется? Вообще всё начинается заново? Звёзды, океаны, эволюция разумных форм жизни из выпускников художественных колледжей? Ты серьёзно?
— Нет, нет! Это так… мелочи. Настоящая история началась тогда, когда Одно Солнечное Зеркало основал империю. Он был первым императором. И с ним был его слуга, Великий Волшебник. Вообще, это всего лишь легенда. Только крестьяне верят в такие сказки. Они смотрят на что-нибудь вроде Великой Стены и говорят: какая удивительная вещь; наверное, её создали с помощью волшебства… Что же касается Красной Армии… вероятнее всего, это был просто хорошо организованный отряд обученных воинов. Первая Настоящая армия. До неё были только неорганизованные толпы. И магия тут ни при чём. Не мог же Великий Волшебник и в самом деле сотворить… В общем, крестьяне верят всяким глупостям…
— Каким, к примеру?
— Ну, например, поговаривают, будто бы Великий Волшебник оживил саму землю. А когда все армии континента выступили против императора Одно Солнечное Зеркало, Великий Волшебник… взлетел в небо на воздушном змее.
— Как раз это, по-моему, очень правдоподобно. Когда начинается заваруха, возьми себе выходной, таков мой девиз.
— Нет, ты не понял. Это был особый змей. С его помощью Великий Волшебник поймал молнию, после чего рассадил её по бутылкам, а потом взял грязь… запёк её молнией и превратил в армию.
— Таких заклинаний я не знаю. Даже не слышал никогда ни о чём подобном.
— И о реинкарнации у них тоже забавные представления…
С этим Ринсвинд спорить не стал. Наверное, пасёт крестьянин вола, пасёт долгие часы, не удивительно, что у него в голове возникают всякие странные мечтания типа: «Вот когда я умру, хорошо бы заново родиться в виде… человека, который пасёт вола, только при этом смотрит в другую сторону». Он изложил свои взгляды Двацветку.
— Э-э… нет, — покачал головой тот. — Согласно их представлениям, человек не рождается заново. Э-э… Трудно подобрать слова… Подзабыл язык… Это что-то вроде прединкарнации. Наподобие реинкарнации, только наоборот. Они считают, что ты рождаешься до того, как умрёшь.
— О, в самом деле? — Ринсвинд продолжал скрести камни. — Поразительно! Рождение, предшествующее Смерти? Жизнь перед Смертью? Всем расскажу — вот люди повеселятся.
— Тут всё немножко не так… Э-э. Всё завязано на предках. Надо чтить предков, потому что в один прекрасный день можно оказаться одним из них и… Ты слушаешь?
Кусочек цемента наконец отвалился. «Для десятиминутной работы — неплохой результат, — подумал Ринсвинд. — К следующему ледниковому периоду нас и след простынет…»
Вдруг до него дошло, что всё это время он расколупывал стену, отделяющую его камеру от камеры Двацветка. Ухлопать несколько тысяч лет на то, чтобы вломиться в соседнюю камеру, — вот истинный пример неэффективного использования времени.
Ринсвинд принялся за другую стену. Он скрёб… скрёб…
Раздался жуткий вопль.
Скрёбскрёбскрёбскрёб…
— Наверное, император проснулся, — прокомментировал из дыры в стене голос Двацветка.
— Что-то вроде утренней пытки? — Ринсвинд замолотил отвалившимся кусочком по огромным каменным блокам.
— Он не виноват. Он просто не понимает.
— В самом деле?
— Это как с маленькими детьми. Ты когда-нибудь замечал, с каким интересом дети отрывают крылышки мухам?
— Лично я никогда никому ничего не отрывал, — ответил Ринсвинд. — Мухам вообще доверять нельзя. На вид маленькая, но может оказаться такой стервой.
— Нет, я детей вообще имею в виду.
— Да? И что?
— Ну а он — император. И никто не удосужился объяснить ему, что поступать таким образом плохо. Тут дело лишь в масштабе. Пять семейств боролись друг с другом за корону. Чтобы стать императором, он убил собственного племянника. Никто так и не объяснил ему, что нельзя убивать людей ради собственного развлечения. По крайней мере, все, кто пытался это сделать, не дожили до конца первого предложения. И все эти Хоны, Фаны, Таны, Суны и Максвини на протяжении тысячелетий резали друг друга почём зря. Это называется преемственностью поколений.
— Максвини?
— Семейство с очень древними корнями.
Ринсвинд мрачно кивнул. Наверное, это чем-то похоже на разведение лошадей. Создаешь систему, при которой выживают только вероломные убийцы, и в конце концов получаешь чистокровных вероломных убийц. Так дальше и живешь. Сто раз подумаешь, прежде чем наклониться над колыбелькой, где лежит твой любимый сынок…
Послышался ещё один вопль.
Ринсвинд принялся неистово пинать стену ногами.
В замке повернулся ключ.
— О! — только и сказал Двацветок.
Но дверь не отворилась.
Выдержав паузу, Ринсвинд подошёл к двери и осторожно толкнул её.
Дверь распахнулась, но не слишком широко: лежащее ничком тело стражника представляет собой необычный, но весьма эффективный блокиратор.
К ключу в двери было прицеплено кольцо, содержащее кучу разных ключей…
Неопытный узник, выбравшись из своей камеры, просто-напросто побежал бы куда глаза глядят. Но Ринсвинд с отличием закончил школу выживания и потому знал: в подобных обстоятельствах самое лучшее выпустить всех заключенных до единого, быстренько похлопать каждого по спине, крикнуть: «Быстрей! Стражники уже бегут сюда!», а после этого засесть в каком-нибудь тихом местечке и дождаться, пока затихнут звуки погони.
В первую очередь он отпер камеру Двацветка. У коротышки был более костлявый и неряшливый вид, чем помнилось Ринсвинду, к тому же у него отросла клокастая борода. Но одна, самая значительная особенность его лица, которую Ринсвинд запомнил яснее всего, не изменилась. Этой чертой была широкая, сияющая, доверчивая улыбка человека, искренне убеждённого, что нынешняя неприятность не более чем смешная ошибка и что разумные люди скоро обязательно во всём разберутся.
— Ринсвинд! Так это и в самом деле ты! Ну разве мог я подумать, что когда-нибудь снова повстречаюсь с тобой!
— Я надеялся примерно на то же самое.
Двацветок посмотрел мимо Ринсвинда, на валяющегося на полу стражника.
— Он умер? — спросил он о человеке с мечом в спине, причём от меча торчала только рукоятка.
— Я бы сказал, очень даже вероятно.
— Это твоих рук дело?
— Я же был внутри камеры!
— Поразительно! Отличный фокус!
Ринсвинд вспомнил, что, невзирая на несколько лет убедительнейших доказательств, Двацветок так и не пожелал поверить, что его компаньон способен к волшебству не больше, чем самая обычная муха. Все попытки переубедить его ни к чему не привели. Просто к списку несуществующих достоинств Ринсвинда прибавилась ещё и скромность.
Ринсвинд опробовал ещё несколько ключей, открывая другие камеры. Оттуда появлялись косматые, оборванные люди. Они подслеповато моргали, приспосабливаясь к полутьме подземелья. Один из узников, которому пришлось повернуться боком, чтобы пролезть в дверь, оказался Тремя Запряженными Волами. Судя по всему, его били, хотя с тем же успехом это могло сойти за следы чьих-то тщетных попыток привлечь его внимание.
— Это Ринсвинд, — горделиво произнёс Двацветок. — Великий Волшебник. Он убил стражника, не выходя из камеры.
Узники вежливо осмотрели труп.
— Я этого не делал, честно, — пробормотал Ринсвинд.
— А ещё он очень скромный.
— Да Живет Дело Народа! — выкрикнул распухшими губами Три Запряженных Вола.