Состояние здоровья Леши резко ухудшилось. Он не мог есть, зато беспрерывно пил воду. Два дня мы провели на одном месте, ожидая улучшения в состоянии здоровья раненого. Все это время с нами оставались разведчики эсманских партизан. Они не могли оставить нас в такой момент.
Создалось трудное положение. Товарищ ранен. Врача нет. Медикаменты ограничены. Продуктов нет. В то же время необходимо выполнять задание.
Ранение товарища удручающе подействовало на всех. Каждого тревожила не только судьба товарища, но и своя собственная. До ранения Леши никто об этом не думал. Теперь мы решали вопрос: как быть? Оставить раненого – эта мысль и в голову никому не приходила. Нести его с собою – невозможно. Всякое беспокойство ухудшает его состояние. Оставаться на месте и ждать его выздоровления – не выполнишь задания. Партизанского отряда близко нет. Возможно, и есть, но мы об этом не знаем.
О создавшемся положении я сообщил на Большую землю и просил совета. Надеялся, что за Лешей могут прислать самолет. Получили ответ. Он был лаконичен: «Действовать согласно обстановке».
Состояние раненого не улучшалось. Муки были настолько тяжелыми, что он просил пристрелить его или дать ему возможность сделать это самому. Пришлось установить непрерывное дежурство возле раненого товарища.
– Что ты, Леша, говоришь? — успокаивал его Петя. — Да я раненого врага не могу застрелить, а ты чепуху городишь… Надо думать, что предпринять для твоего лечения.
– Здесь и думать нечего. Оставьте меня в какой-либо семье…
Мы судили, рядили и так и этак. Выхода не было. Пришлось принять предложение самого раненого. Оставалось подыскать подходящее место и семью. Выполнение этой задачи я поручил Кормелицыну…
Петя возвратился из разведки и доложил, что нашел нужную семью. Железнодорожный обходчик и его жена согласились приютить раненого. Сын их в Красной Армии. Они обещали ухаживать за больным. Их дом на отшибе, возле леса. Железнодорожная ветка не работала. Это, по нашему мнению, обеспечивало безопасность.
Стрелюк пересмотрел все наличные медикаменты и половину отобрал для Леши.
С наступлением темноты группа подошла к дому. Нас встретили разведчик, оставленный Петей, и хозяин, пожилой мужчина с черной бородой.
Оставлять раненого в доме было опасно. В любое время могли прийти гости, знакомые или случайные путники, в том числе и враги. Во дворе сарай. На чердаке сарая сложено свежее сено. Туда и решили поместить Лешу.
Хозяйка, дородная украинка, постелила на сено перину, покрыла домотканой простыней, дала подушку, и мы уложили Лешу.
Стрелюк передал хозяйке бинты, реваноль и другие лекарства, какие у нас были.
– Использованные бинты сжигайте, чтобы не оставлять следов, — говорил Костя.
Хозяину я выдал пять тысяч немецких марок для покупки необходимого раненому и пообещал отблагодарить за услугу при первой возможности. Кроме того, я предупредил, что он головой отвечает за безопасность Леши.
Мы условились, что как только выйдем в свой район, создадим базу и организуем разведку, пришлем разведчиков за Лешей. Толя, в свою очередь, обещал дней через семь-восемь навестить раненого и, если его здоровье позволит, забрать с собою в отряд до полного выздоровления…
КАК ПОСТУПИТЬ?
Группе предстояло пройти еще около ста километров, уже без партизан. Мы старались наверстать упущенное, большую часть пути шли по азимуту.
Еще при подготовке к вылету в тыл врага мы много тренировались в хождении по азимуту. Теперь, совершая переход за переходом, разведчики настолько научились выдерживать направление, что к концу двадцатикилометрового пути выходили точно к намеченному пункту, как летчики говорят, «на цель».
Вот и сейчас группа уверенно шла по намеченному азимуту, стараясь до наступления дня достичь рощи – конечного пункта перехода.
На востоке загорелась заря. Она разрасталась с неимоверной быстротой. Восточная часть неба превратилась в гигантский солнечный веер. На горизонте появился красный холмик. Вот он превратился в огромную раскаленную копну. Копна росла и меняла свою красную окраску на оранжевую. В тот момент, когда мы входили в лес, копна переросла в шар. Шар оттолкнулся от земли и быстро начал набирать высоту. Подымаясь, солнце уменьшалось в размерах и становилось все ярче и ярче.
Вместе с восходом солнца пробуждалась жизнь на земле. Трепыхнулся воробей и живо спросил соседа: «Жив?» В ответ со всех сторон понеслось радостное: «жив», «жив», «жив»… Бабочка встряхнула крылышками, но спросонья еще не могла лететь и, шевеля усами, уселась на листике. Застрекотал кузнечик. Из норки высунул мордочку суслик и огласил поле пронзительным «пи-и». Подсолнухи своими шляпками, увенчанными желтыми лепестками, жадно ловили солнечные лучи. Цветы раскрывали манящие объятия, готовясь принять пчел. Пчелы улетали на разведку… Из муравейника выглянул хозяин-муравей, выпучил на солнце глаза, потер друг о дружку передние лапки, как бы говоря: «Ну, что же? Начнем, пожалуй!» И пришла в движение многотысячная муравьиная семья, напоминая нескончаемую ленту конвейера.
В селе заскрипели калитки, по засохшим комьям проселка застучали колеса телеги. Для всех начинался трудовой день.
И только для нас наступило время отдыха. Но не того спокойного отдыха, в котором мы нуждались. А отдыха, полного тревог и неожиданностей. Нам предстояло отыскать убежище, как зверю берлогу, и затаиться до ночи.
Группа вошла в рощу, разрисованную множеством тропок, оставленных стадом. От кустов, благодаря старанию коз, остались лишь прутья, да и те без коры. Роща просвечивала насквозь. Уцелевшие дубки, липы и ясени имели истерзанный вид, как будто им пришлось перенести сильный артиллерийский обстрел. Колдобины, вырытые свиными «пятаками», напоминали воронки от снарядов. Ветки изломаны, кора с большинства деревьев содрана. На стволах деревьев клоки шерсти, оставшейся от прикосновения животных. Запах навоза неприятно щекотал в носу. Все это нам очень не нравилось. В довершение всех неудобств, в середине рощи находился загон для скота. Длинные жерди прибиты четвертными гвоздями прямо к деревьям.
Останавливаться на дневку в такой роще мы не могли. Но куда же идти? Вблизи другой рощи нет.
Время торопило нас. Солнце уже бросало свои лучи промеж деревьев, ярко освещая весь лес.
Идти дальше мы опасались. Не хотели снова нарваться на врагов.
– Надо под покровом тумана пройти к реке, — предложил Кормелицын. — Расположимся в камышах,
– В камышах сыро, — возразил я.
– Надо хоть на время укрыться, а там видно будет.
Выбора не было. Пошли…
Мы окунулись в туманное облако и пошли по высокой, густой траве. Желтые лютики и светло-голубые колокольчики, белая кашка, напоминающая мелкие жемчужины, ромашки, дикий горох задевали нас за ноги. Нам было не до них.
Вдруг из тумана показались кусты лозняка. Они занимали площадь в двадцать-двадцать пять квадратных метров и были настолько низки, что не скрывали стоящего человека. Пришлось довольствоваться тем, что можно было сидеть. Маскировке способствовала высокая и густая трава, заполнявшая кусты.
Располагаясь в кустах, мы рассчитывали на то, что они не привлекут ничьего внимания. Из двух зол выбирали меньшее.
На скорую руку перекусили и уже собирались спать, как до нашего слуха донеслись голоса и звон кос. Сквозь гибкие ветки лозняка мы увидели, что на луг пришли косари. Всего человек двадцать. Их сопровождали три вооруженных полицая с белыми повязками на рукавах и невысокий, лысый человек в очках, с портфелем в одной руке и саженью в другой. Несколько минут они стояли и громко разговаривали. А затем лысый начал вышагивать с саженью, отмеряя равные участки. Отсчитав несколько саженей, он оставлял одного из крестьян, гурьбою следовавших за ним. и продолжал шагать. И чем дальше он шел, тем меньше оставалось с ним косарей. Но вот задание получили все.
Вдоль луга на равном расстоянии друг от друга готовились к работе крестьяне. А лысый возвратился к полицаям, поговорил с ними некоторое время и ушел в село.
Покос, на котором располагалась наша группа, достался невысокому, широкоплечему мужику с рыжей бородой. Он снял пиджак, поправил белую косоворотку, поплевал на руки.
– Бог на помощь, — пожелал он не то себе, не то соседу и привычно взмахнул косой.
Коса мягко и легко вошла в зеленую массу и, издав первый «чшах», срезала целую охапку травы.
Приступили к работе и другие косари.
«Рыжая борода» спокойно и уверенно гнал двухметровую полосу, оставляя за собой вал зеленой, сочной и душистой травы. Видно было, что косу он держит не впервые и владеет ею, как опытный парикмахер бритвой. По-видимому, не один гектар земли пришлось ему «остричь». Только на этот раз, видно, крестьяне не для себя «стригли» траву. Об этом говорило присутствие трех вооруженных полицаев.
