Давлюсь слезами обиды. Глеб протягивает руку, чтобы погладить меня по голове, но я демонстративно уворачиваюсь.
— Ты готов был всю жизнь воспитывать чужого ребенка? — сипло выдаю. — Вместо того, чтобы признаться мне во всем?
— Я и сейчас готов, Алисонька, — удивляет меня смелым заявлением. — Серьезно. Возвращайся ко мне. Обеспечу всем необходимым, родишь быстренько. И будем жить, как раньше…
— Нет, Глеб, это невозможно, — чеканю уверенно.
Не вернусь! Не смогу в глаза мужу смотреть, зная, что он сделал. Буду постоянно подвоха от него ожидать. Но главное: я больше не люблю Глеба. Выбросила из сердца и на ключ его закрыла.
— Дура, загнешься без меня! Еще и с прицепом! — орет муж, срываясь.
Мысленно прощаюсь с жизнью, импульсивно прикрывая рукой живот, и зажмуриваюсь. Однако скрип открываемых дверей дает мне надежду.
— Выйдите отсюда немедленно, — приказывает Ильин стальным тоном и повторяет. — Вон! Иначе вызову охрану!
Глеб выпрямляется, отстраняясь от меня и позволяя выдохнуть с облегчением. Несколько секунд уничтожает меня взглядом.
— Не отступлю! Моей опять будешь! — чуть слышно угрожает.
Сжимает руки в кулаки и разворачивается, направляясь к выходу.
— Не пускайте его больше, пожалуйста, — жалобно прошу доктора, как только за Глебом захлопывается дверь. — Он совсем не «папочка». И мы разводимся, — объясняю сбивчиво.
Ильин кивает, некоторое время сканирует меня, а потом смягчается в лице.
— Извините, я не знал о ваших сложных отношениях с мужем. Он говорил совсем другое. Впредь буду советоваться с вами прежде, чем пускать посетителей, — убеждает меня и добавяет приободряюще. — Так, успокаиваемся! И идем на узи. Вам сейчас о другом думать нужно. Покой, доброе расположение духа и хорошее настроение — вот ваши основные задачи. Об остальном позаботится медперсонал больницы.
В палате неожиданно появляется медсестра, отключает капельницу, снимает катетер и помогает мне встать. Сопровождает в узи-кабинет, куда с нами заходит и Ильин.
Саму процедуру проводит другой врач: пышная женщина в очках. Она немногословна. В давящей тишине елозит датчиком по моему животу, проверяет какие-то показатели, что-то тихо бросает моему врачу. В свою очередь, Ильин выдает лишь многозначительное «угу».
Почти впадаю в панику, но вспоминаю его «наказ» и подавляю пагубные эмоции. О другом надо думать! И не нервничать!
— Дихориальная диамниотическая двойня, — постановляет узистка и больше ничего не объясняет, потому что погружается в свои записи.
Моргаю недоуменно и обращаю испуганный взор на доктора Ильина.
— Все хорошо, — смеется он. — Это наиболее благоприятный тип двойни. Каждый плод находится в своей плаценте и не мешает другому. И они могут быть разнополыми, — подмигивает мне.
Киваю, стираю с живота гель, а потом кладу на него руки. Легко улыбаюсь, только сейчас начиная осознавать, что произошло.
Я беременна от мужчины, которого, кажется, люблю. И хоть он никогда не узнает об этом, но все же…
Я счастлива. Причем вдвойне…
Чувство второе Глава 1
Около трех лет спустя
Алиса
Топот детских ножек становится все громче и ближе. Сладко потягиваюсь, но не спешу открывать глаза. Утыкаюсь лицом в мерно вздымающуюся мужскую грудь, трусь щекой, чуть поднимаю голову и веду носиком вверх по мощной шее.
— Доброе утро, милый, — шепчу сбивчиво, обдавая дыханием горячую кожу.
— Доброе, А-Лиса, — звучит над ухом, а крепкие руки сжимают меня в объятиях.
Встречаюсь с черным взглядом, мурлычу томно: «Ста-ас» и тянусь за поцелуем. Сдаюсь в плен родных губ, чуть слышно постанывая. Нежно провожу ладонями по телу единственного мужчины, с которым чувствую себя живой, полноценной и… счастливой.
Но вскоре мы отстраняемся друг от друга, потому что в этот момент двойняшки заскакивают на постель и ложатся между нами. Стас улыбается, чмокает их в лобики поочередно, а потом протягивает мне руку. И мы сплетаем кисти над нашими малышами.
Чувствую тяжесть в груди и резкий пинок в бок. Ворочаюсь аккуратно, пытаясь уклониться от дискомфорта. Но он становится все сильнее и настойчивее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ма-а! — в два голоса визжат дети. — Пливе-ет! — выдают привычно, потому что «доброе утро» нам говорить слишком долго и лень.
Образ Стаса стремительно тает. Размывается, пока совсем не исчезает в туманной дымке.
И я просыпаюсь, теперь по-настоящему. Ловлю своих двойняшек, которые радостно скачут по постели, а порой и по мне, обнимаю их крепко и сонно улыбаюсь.
«Как выбросить тебя из головы?» — шепчу в пустоту, но больше не чувствую боль. Только легкую грусть и что-то теплое в районе солнечного сплетения.
Я смирилась, что Стаса невозможно забыть. Особенно когда двадцать четыре часа в сутки проводишь с его уменьшенными копиями. Сынишка похож на отца внешне, такой же темноглазый и черноволосый. А дочь хоть и пошла в меня, переняв огненно-рыжие волосы, зеленые глаза и мягкие черты лица, но вот мимикой и повадками — вылитый Стас.
Виктор и Виктория — маленькие победители, которые появились на свет вопреки всему. В них никто верил, а они… просто случились. В одну дождливую ночь, когда «случайные попутчики» вдруг стали родными. Ненадолго. Но мимолетной искры хватило, чтобы высечь сразу двух маленьких человечков.
Если я и так не жалела о той ночи, то после новости о своей беременности — я и вовсе восприняла ее как подарок небес.
— Доброе утро, зайчики, — подмигиваю малышам, вызывая их звонкий хохот. — Нам пора кушать. Кашу? — специально говорю простыми предложениями, ведь мои двойняшки только учатся говорить.
Однако одно слово они знают наизусть. Выучили его, наверное, еще раньше, чем традиционное «мама». И готовы сказать прямо сейчас.
Вика многозначительно наклоняет голову набок, чуть прищуривая глазки. Витя тем временем серьезно смотрит на меня сверху вниз и слегка барабанит крохотными пальчиками по деревянной спинке кровати.
— Не-ет, — тянут хором.
Встряхиваю волосами, расправляю свою пижамную майку и искренне смеюсь. Чмокаю малышей в щечки, пока они зажмуриваются и хихикают, словно от щекотки.
— Так, переодеваемся. И идем завтракать, — произношу нарочито строго, а сама улыбаюсь широко.
Подбегаю к шкафу и нахожу домашние комбинезончики. Действую быстро, потому что знаю моих малышей: разбегутся в разные стороны, а потом разыскивай их по всему дому, чтобы переодеть. Притягиваю к себе Вику, а свободной рукой хватаю Витю за маечку, не позволяя ему залезть под кровать.
Мастерски освобождаю дочку от пижамы и облачаю ее в комбинезон. Следом принимаюсь за сына. Отвлекаюсь буквально на секунду, упуская из виду малышку, а она этим пользуется и приоткрывает дверь из спальни.
Грозно шикаю на Вику, и в этот же момент сквозь щель из столовой доносится бодрый голос Глеба.
Вздрагиваю и невольно покрываюсь мелкими бисеринками пота. Визит бывшего мужа не сулит ничего доброго. Наш разрыв был долгим и тяжелым: Глеб не мог смириться с тем, что все кончено, пытался убедить суд не разводить нас. И даже прикрывался детьми. Моими будущими детьми! Уверена, он и судью подкупал, потому что из заседания в заседание тот находил причину отказать мне и продлить срок «на примирение».
В конце концов, я не выдержала и пригрозила Глебу, что обращусь в прессу и расскажу в красках обо всех «трудностях» наших отношений. Бывший муж слишком дорожил своей репутацией, чтобы допустить подобное. Мысленно прикинув, что натворил и какие позорные факты могут стать достоянием общественности, он скрепя сердце сам подписал документ на развод.
Спустя почти три месяца нервов и переживаний я все-таки стала свободной. Фамилию сменила сразу же, чтобы записать малышей на свою девичью — Антипьева.
Что касается отчества, то… Я решила, Вика и Витя имеют право получить его от папы. К тому же, мало ли Стасов на белом свете? Никто и никогда не догадается, в честь какого именно названы мои двойняшки.
