и почему вообще набросился с таким отчаянием на меня?..
Я знала, что все это – не те вещи, которыми мне стоило забивать сейчас голову. Но внутри еще жила, еще болела отверженная, нелюбимая женщина, которой хотелось знать, пусть это уже ничего и не решало, что она все же желанна…
Кинув еще один взгляд на корзину, я нажала кнопку «заказать». Кирилл мучил меня – морально и физически, а я в ответ хотела наказать его. В конце концов в эту игру можно было играть вдвоем.
Тем более что, как я надеялась, это все скоро закончится.
* * *
Когда в замке входной двери повернулся ключ, я уже уложила дочь спать, а сама устроилась на диване в одном из тех нарядов, что заказала днем.
Муж вошел в гостиную и взгляд его сразу уперся в меня. Не глядя бросив на кресло кейс, Кирилл подошел ближе и, обведя меня взглядом, насмешливо заметил:
– Так вот на что ушла куча денег с моей карты.
Я усмехнулась в ответ, поведя плечом так, что пеньюар сполз набок, обнажая небольшой участок кожи.
– И не только на это. Нравится?
Глупо, но мне действительно хотелось, чтобы ему нравилось. И я испытала мстительное торжество, когда заметила, как Кирилл неторопливо скользит глазами по моему телу, с обманчивой ленцой, словно затаившийся хищник, нежелающий раньше времени спугнуть добычу; но я слишком хорошо его знала, чтобы не заметить, как на глубине его глаз постепенно разгорается пожар.
В считанные секунды он оказался совсем рядом. Его рука потянулась к вырезу пеньюара, потянула вниз, обнажая грудь. Пальцы коснулись кожи едва ощутимо, но от этого – не менее обжигающе…
– Нравится… А вот так… нравится еще больше, – прошептал он, когда пеньюар распахнулся почти до талии.
На его лице сейчас было все, что я хотела видеть: едва сдерживаемое желание, голод… и главное – осмысленность того, кого он перед собой видит. По крайней мере, мне хотелось на это надеяться.
В момент, когда его рука пробралась дальше, готовая полностью распахнуть пеньюар, я собралась с силами и хлестко ударила его, заставляя удивленно отдернуть ладонь.
Вновь плотно завернувшись в атласную ткань, я встала с места и холодно бросила:
– К сожалению, все это ты променял на призрака, за которым так упорно гнался.
Его губы поджались, словно он хотел что-то сказать, но изо всех сил сдерживался. И я поняла, что испытываю от этого неуместное разочарование и сожаление. Хотя хотела заставить жалеть его…
– Спокойной ночи, – обронила сухо и направилась наверх.
Что ж, по крайней мере у всего этого был один плюс: пусть он думает, что я хочу его вернуть, в то время как я буду думать лишь о том, как вернуть себе – себя саму.
Он нагнал меня неожиданно. Схватил за запястье, заставив к нему развернуться, выдохнул поспешно:
– Я не спал с ней, Софи.
Эти слова разлились по душе отравляющим довольством, но оно быстро сменилось разъедающей горечью…
– Зато ты спал со мной, а представлял при этом ее. Не знаю, что хуже.
И снова – глупое желание, чтобы он возразил, чтобы отрицал, даже если это будет неискренне. И его молчание в ответ – как приговор, как безмолвное признание.
Я зажмурилась на миг, сделала потайной глубокий вдох и вырвала руку из чужого захвата. Нет, его извинения и сладкая ложь ничего не изменили бы, не заставили меня передумать, но мне так хотелось перестать быть для него невидимкой, обрести собственные черты, занять свое место в его мыслях…
Мне все еще хотелось что-то значить в его глазах. Просто знать, что не напрасно прожила эти два года…
Впрочем, так оно и было. У меня появилась дочь и она навсегда будет лучшим из того, что мы оба создали.
А все остальное – пройдет. Когда-нибудь. Однажды.
Настанет день, когда я проснусь и пойму, что по-настоящему свободна. От боли и сожалений – в первую очередь.
А пока… я просто пыталась дышать. Глубоко и ровно, хотя сердце в груди не билось – оно разбивалось с каждым своим оглушительным ударом.
Глава 22
Я позвонила Льву уже на следующее утро.
Мысли были предельно собраны, когда набирала его личный номер. Я четко знала, что хочу сказать и что спросить. Какие ответы мне нужны и какая реакция.
С разочарованием, которое испытывала раз за разом в обществе Кирилла, постепенно пришло смирение, а с ним вместе – и способность мыслить трезво. Внутри еще болело и, наверно, это чувство не пройдет уже никогда, но, по крайней мере, я постепенно училась обуздывать свои эмоции ради того, к чему шла.
– София? – раздался в трубке знакомый мелодичный голос и я вынырнула из размышлений, в которые погрузилась, пока слушала размеренные гудки.
– Да. Доброе утро.
Я не стала долго ходить вокруг да около. Быстро перешла к самой сути:
– Мне нужна помощь.
Я замерла в ожидании ответа, но он молчал. И чем дольше длилось это молчание, чем тревожнее становилось у меня на душе. Я уже почти готова была услышать, что он передумал. Или как он рассмеется и скажет, что все это было шуткой. Или ловушкой…
Я уже судорожно набрала воздуха в легкие, чтобы попросить его сказать хоть что-то, способное прервать эту тягостную паузу, наполненную лишь моим нервным дыханием и его безмолвием, когда он неторопливо произнес:
– Вот как. Признаться, я уже не ожидал твоего звонка. Не думал, что решишься.
– Так твое предложение еще в силе?
– Да.
Я перевела дыхание, услышав это такое короткое, но столь важное сейчас для меня слово. И все же не собиралась прыгать в омут с головой.
– Мне нужны гарантии.
Услышав это, он негромко хмыкнул. Я, словно наяву, представила, как удивленно-насмешливо сейчас взлетели на лоб его брови.
– Какие тут могут быть гарантии, София? Ты либо доверяешь мне, либо нет. Я – либо помогаю тебе, либо – нет.
– Мои гарантии – твоя откровенность, – парировала живо.
– Что ж, справедливо. Что ты хочешь знать?
На уме у меня вертелись два вопроса. Их я и озвучила:
– Первое – что именно ты предлагаешь. Каков план? А второе… что вас связывало с Юлей?
Могло показаться, что этот вопрос не должен был меня волновать в принципе, но причины для того, чтобы его задать, у меня имелись. Я должна была знать, с кем имею дело. Должна была сознавать, к чему стоит быть готовой. Должна была понимать, стоит ли ждать от Льва удара в спину.
