class="p1">— Нет! — крикнул он.
Нет. О нет. Только не это. Не для того он прошел через столько испытаний, чтобы вот так жалко окончить дни в безвестной, всеми покинутой глуши. Продолжать жить — это главное. Да, он — убийца. Иван даже приободрился, как ни дико это звучит. Всё стало на свои места. Вплоть до этой роковой ночи он наивно полагал, что ярлык дамнат приклеился к нему по ошибке. Он жалел себя, старательно искал врагов, зачастую путая это с поиском правды.
Что ж, он плохой парень, изгой. Пусть так. Но он всё равно выяснит о себе всё. От начала до конца. Кто сделал его таким.
Рогволод?
Иван вспомнил мать.
«Я был для нее уродцем, — напряженно размышлял он, прислонившись к стволу дерева. — Я — уродец, но брат… Кто мой брат? Воин? Плевать, он все равно давно мертв. Но меня превратили в чудовище, в кого-то, кого все боялись. Или я что-то натворил, что-то воистину серьезное, благодаря чему и заработал звание дамната? А потом меня изгнали вместе с монахом. Или не так? Что со мной произошло? Кто я?»
Иван против воли усмехнулся. Ему показалось, что он чуточку приблизился к разгадке тайны собственной жизни, и это принесло облегчение.
— Хватит, — резко произнес он и слова эхом прокатились по лесу. — Надо забыть старика.
Он постоял еще, подумал и добавил:
— Но я искуплю вину. Искуплю, клянусь.
Иван быстро отыскал дорогу назад, но на берегу ручья его ждал неприятный сюрприз.
Три волкана. Некоторое время Иван оторопело глядел на них. «Волканы не тронут меня», — подумал он. Откуда такая уверенность? И как они смотрят — пристально, изучающее, совсем как люди. А может, это и есть люди? Или их души?
Вожак — тот самый, с глазами-бусинками — зарычал и сделал шаг навстречу. Иван бросился бежать, оглядываясь на бегу — волканы не отступали, но и не делали попыток догнать. Иван, поначалу мчавшийся что есть сил, быстро понял, что если бы твари захотели его разорвать, то давно уже это сделали бы, и перешел на шаг.
К хижине пришел ближе к ночи. Остановился на краю опушки. Что-то мешало Ивану сделать еще шаг. От усталости и страха он не сразу понял, что именно. Возвращение далось тяжело. Его ни на секунду не покидал страх. Постоянно казалось, что волканы, пользуясь тем, что он их не видит, вот-вот вцепятся в него и поэтому всё время нервно оглядывался — не приближаются ли? За весь день отшельник так устал бояться, озираться, красться, что силы в конце концов покинули его. Остаток пути он брел, ни о чем не думая, загребая ногами снег (снегоступы он, наверное, оставил на Ахане), и тупо глядя вперед.
И сейчас он озирался, не понимая, почему не идет к заветной хижине, к теплой печке. Хотелось есть и пить. И больше ничего.
Иван обернулся — три волкана неспешно поравнялись с ним, не обращая на него внимания. В этот миг чувство страха покинуло его. Он вдруг понял, что эти дьявольские создания не тронут, скорее наоборот — они… может, они ощущают некое родство с ним?
От этой мысли Ивану стало не по себе. Он вздрогнул и будто очнулся. Понял, что мешало ему двигаться — сильная пульсация магии. Голова гудела и мысли путались, но что-то он всё-таки уловил, какую-то мысль, настойчиво крутившуюся в голове. Даже не мысль, а вызов.
Смотри. Смотри же!
— Куда? — вслух спросил Иван.
Открой глаза. Мы здесь, прямо перед тобой.
Нет, этот голос принадлежал не человеку. Это вообще не голос. Это было похоже на эхо.
Мы здесь.
Иван попытался сосредоточиться. Подслеповатый вожак равнодушно взглянул на него — удивительно, но именно так показалось отшельнику, хотя могло и померещиться, учитывая темноту. Не было даже луны — она скрылась за пеленой туч.
Наконец, Иван увидел. Отливающий синевой туман окутал хижину. В нём — шесть или семь высоких тучных фигур. Одна из них — вроде человек — выдвинулась вперед, и тогда Иван сумел рассмотреть его получше. Это был огромный медведь, стоявший на задних лапах, больше похожих на человеческие ноги. На голове — нечто, похожее на шлем, туловище втиснуто в причудливые шипастые доспехи, в правой руке-лапе — копьё.
Позади него стояли такие же человекоподобные существа в латах — Иван разглядел барса, лиса, горного барана.
— Уходи, — густым басом промолвил медведь.
— Почему? — спросил Иван, чувствуя, как обида, злость нарастают в нём. — Что я вам сделал? Ах да, я убил…
— Мы знали, что так произойдёт, — невозмутимо ответил медведь. — Мы его предупреждали. Но он не послушал нас. — Тут медведь не то улыбнулся, не то злобно ощерился и переглянулся с остальными, хранившими торжественное молчание. Один из них — барс — холодно кивнул. — Любопытство, — добавил медведь всё тем же ровным, ничего не выражающим голосом.
— Раз вы знали, что так произойдёт, почему не остановили его?
— Как? Мы не всемогущи. Он пострадал за то, что призвал Охотника к тебе. Так нельзя. Охотник свят. А ты — выходец из бездны. Охотник запятнался тобой, дамнат. Поэтому Баит умер.
Иван ошарашено глядел на медведя.
— Вот оно что… — пробормотал он. — Так это вы его убили?
— Нет. Убил его ты.
— Какая разница! То есть… да, я сделал это, но кто вёл мою руку? Ты, медведь? Или твои дружки, что за твоей спиной? Они даже не хотят смотреть в мою сторону! Лиса, баран, барс, кто там еще? — свита Охотника, великого бога, не пожелавшего марать свои чистые руки кровью человека, единственным желанием которого было стремление помочь мне! Мне — изгою! Проклятому всеми отщепенцу!
— Считай как хочешь. Но ты не пройдешь сюда.
В Иване клокотала безудержная ярость. Он готов был броситься на них, на эти странные существа. Он посмотрел на руки, сиявшие чистым белым светом.
— Один вопрос, — спросил Иван. — Что именно сказал мне Охотник?
— Уходи. И забирай своих гончих.
На отшельника вдруг навалилась сильнейшая усталость. Бороться с «тенями» было безумием. Он в отчаянии посмотрел на волканов, которых медведь назвал гончими, как будто ища совета. Ведь ему некуда было идти. Слепой вожак подошел к нему, словно почувствовав его смятение, и залаял. Иван прислушался — и лай сложился в слова.
— Приказывай, — пролаял-провыл безглазый. — Без приказа мы не можем ничего сделать.
— Я? — изумился Иван. — И вы меня послушаетесь?
— Ты создал нас. Ты повелеваешь. Приказывай и они умрут. Это будет славная битва. Эти обломки прошлого давно должны сгореть в огне бездны. Последний веривший в них умер
