– Ну, почему это я пропавший? – пожал плечами Саша. – Я не пропавший вовсе. Вот в больнице у нас как-то сварили пропавшие сосиски – вот то, действительно, было…
Степанида звучно расхохоталась: видимо, она приняла Сашино откровение за шутку!
Санитары равнодушно переглянулись и перевели взгляды на стеклянный шар. После чего впали в оцепенение и перестали как бы то ни было реагировать на происходящее вокруг.
Степанида отложила колоду в сторону и схватила Сашину руку толстыми, похожими на те самые пропавшие сосиски, пальцами.
– Дорогой мой, – проворковала она. – Тебя послала ко мне сама судьба! А точнее – сама Игра тебя послала. Потому что я тоже Кандидат! И мне не хватало только твоей поддержки, чтобы победить на этих выборах!
Саша недоуменно похлопал глазами и осторожно вытащил руку из цепких сосисок.
– Я плохо вас понимаю, – признался он. – У меня и справка есть…
– Это ничего! – успокоила его Степанида. – Главное, что я все хорошо понимаю. Слушай, Игрок, а ведь мне не обязательно оставаться Кандидатом: вместо меня можешь выступить ты! Ты будешь кандидатом от Орды! Как тебе мысль, а? Если от нас будет выдвигаться самый настоящий Игрок – представляешь, насколько повысятся наши шансы?!
– Не-а, не представляю, – искренне сказал Саша Шум.
Однако он потихоньку начинал понимать, что к его скромной персоне стали проявлять немалый интерес. Причем, самые разные люди, даже такие важные, как тот летающий инспектор или вот эта чрезвычайно крупная женщина.
Жаль только, что он так ничего до сих пор и разобрался в происходящем. Просто не было рядом Андрея Алексеевича, который умел все разъяснять просты и доступным языком. Даже слишком доступным.
– Это не важно! – зашипел в ухо Шум. – Никто и никогда не понимает, для чего нужны эти выборы, кого надо выбирать и зачем! Главное – ты в центре внимания. Это хоть ты понимаешь?!
– Это я понимаю! – послушно сказал Саша.
– Вот и замечательно – оживилась Степанида. – Итак…
Ее голос перекрыл Шум:
– Ты просто делай вид, что все тебе ясно! Кивай, когда надо, головой там качай. А когда не знаешь, что сказать, говори просто «да, конечно!» или «нет, как можно!» – это уж по ситуации. Эти две фразы всегда имеют хоть какое-нибудь, да значение!
– Так я и поступлю! – согласился Саша.
– Что? – вздрогнула Степанида. – Ах, да, конечно! Так мы и поступим – объединим наши усилия – и кто бы из нас в, конце-концов, не стал Магом, это будет наша общая победа, верно?
– Да, конечно! – с легким сердцем воскликнул Саша Шум.
3
Светка вела за собой Тему – и не куда-нибудь, а в самую глубину мрачной и далеко не доброй Коломенской Чащи.
Надо сказать, Теме уже доводилось бывать в этом огромном колдовском лесу, который внутри казался неимоверно больше, чем снаружи (как и многие места в волшебном городе Москва). Только тогда, очень давно, Тема был совсем маленьким, и теперь почти ничего не помнил о своих лесных похождениях. Да и чего там говорить – к детям хищная и свирепая Чаща куда благосклоннее, чем ко взрослым. А Тема считал себя уже вполне зрелым, умудренным жизнью человеком, а, значит, по крайней мере, достойным быть слопанным какими-нибудь плотоядными деревьями из окружающих его зарослей.
Но рядом со Светкой Тема мог ничего не опасаться: ведь ведьмы, пусть даже и начинающие – это подлинные хозяйки леса.
Они шли молча, и Тема вдоволь наслушался странных лесных звуков, внушающих страх и тоску даже ему – грозе бетонных джунглей безумного города. В лесу вообще зачастую не нужны слова: здесь все иначе, здесь слова ни к чему, куда более важны чувства и внутреннее состояние. А потому Тема целиком положился на свою спутницу…
– Пришли, – сказала Света.
Тема и так уже понял, что пришли: они стояли у подножья огромной уступчатой пирамиды, доверху заросшей странной тропической растительностью – словно здесь, в сердце Коломенской Чащи зарождался островок экваториальных джунглей. Здесь и дышалось тяжелее, и воздух был наполнен непривычной тропической влагой, а таинственные письмена и рисунки на камне напоминали о том, что далеко не все в мире познано и разложено по полочкам, что есть еще в жизни место тайне и колдовству…
Светка прошлась вдоль нижнего уступа пирамиды, внимательно вглядываясь в камень и касаясь рукой его шершавой поверхности.
– Ты уверен, что хочешь попробовать? – еще раз спросила Светка.
Спросила странным голосом, словно бы намекая Теме: откажись, пока не поздно!
Но Темино упрямство было слишком велико. Хотя и сам он иногда хмуро думал: почему он вдруг задумал повернуть время вспять? Уж не следуя ли совету того, кого вовсе не стоило бы слушать?
Но тут же одергивал сам себя: ведь он действительно не знал других способов исправить положение! То, нарастающее, словно снежный ком, предчувствие беды, из-за чего потеряли покой все близкие ему люди!
Нет, он попытается вернуть все назад и исправить ошибку!
– Уверен! – сказал Тема.
– Ну… Ну, тогда пошли, – сказала Света и протянула хрупкую, даже кажущуюся прозрачной, руку.
Тема осторожно сжал в ладони эту прохладную руку и ощутил, как тело его принялись покалывать тысячи мелких иголок, словно микроскопические разряды тока…
И они принялись подыматься вверх по крутым ступеням, высеченным в камне на одной из граней пирамиды. Только что Тема совсем не видел этой широкой лестницы, а теперь она была – и вела к высокой плоской вершине. Под их ногами со змеиным шипением расползались лианы, словно освобождая дорогу, и тут же, позади них, возвращались на место…
…Отсюда, с вершины, вся Волшебная Москва была, как на ладони – хотя со стороны городских улиц никак нельзя было разглядеть эту таинственную постройку. Только всевидящий оранжевый глаз злобно пялился на Тему с верхушки Останкинской башни: от Арбитра не спрячешься нигде, даже в Чаще, даже в темных лабиринтах метро. Одно утешает: Арбитр никак не может влиять на ход событий.
Хотя… Хотя, как оказалось, он может давать советы. По Правилам ли это?
Тема сжал зубы: он, только он, и никто другой, имеет право создавать Правила! И даже Арбитр в этом деле ему не указ!
– Ну, что мне делать? – нетерпеливо спросил Тема.
– Надо принести жертву, – спокойно сказала Светка. – Вот жертвенник, видишь?
Тема обмер. Так они не договаривались!
– Жертву? – переспросил он каким-то деревянным голосом. – А… А зачем?
– Только у древних духов этих камней можно просить о том, что тебе нужно, – глядя Теме в глаза, сказала Света, и взгляд ее вдруг сверкнул мертвенно-изумрудным пламенем. – А духи эти избалованы, они привыкли к жертвам. И хотят они только крови – человеческой.
Тема вдруг испытал совершенно необъяснимый ужас – словно тот подкрался сзади и обхватил его своими ледяными лапами. Ужас был не от сказанного – Тема испугался Светки.
Да, да! Он совсем не ожидал, что эта, знакомая с детства девчонка сможет вдруг совершенно неожиданно испугать его одним взглядом, да парой негромких слов! И страх, помноженный на страх, сделал его ноги ватными, а тело и разум совершенно безвольными…
Впрочем, длилось это секунды. Тема взял себя в руки и спросил дрожащим голосом:
– Но где же мы возьмем эту кровь? Кого-то надо… зарезать прямо здесь?! Или, что там еще – сердце вырвать?!
Светка вдруг изменилась в лице: она снова стала обыкновенной девчонкой, просто играющей в злую колдунью.
– Я… Я не знаю, – растерянно проговорила она. – Просто духи говорят мне: «Крови, крови!» Я думаю, достаточно будет просто проколоть палец и покапать на жертвенник…
Тема, не раздумывая, вытащил из кармана перочинный ножик и со щелчком раскрыл его.
– Давай! – решительно сказал он и занес лезвие над раскрытой ладонью.
Ему показалось, что жертвенный камень под его рукой задрожал мелкой дрожью, словно бы в предвкушенье лакомства.
– Подожди! – остановила его Светка. – Дай сосредоточиться…
Светка закрыла глаза и принялась тихо, вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее шептать под нос странную и даже страшноватую скороговорку:
Время приходитВремя уходитХодики ходятВарево бродитЛюди рождаютсяБыстренько старятсяКак ни стараютсяМожет не нравитсяДаже красавицаСкоро состаритсяСердце стремитсяБыстро разбитьсяВсе что родитсяСтремится развитьсяВремя скорееМчись все быстрее…
Лицо ее стало бледнее бумаги, губы посерели, тело била крупная дрожь. И Тема с ужасом увидел, как в волосах Светки стала пробиваться седина, как лицо ее прорезали морщины, а голос стал дребезжащим, старческим! Слова теперь звучали все медленнее и даже вроде слишком медленно – как на виниловой пластинке, которую притормаживаешь пальцем…
