*На немецком: Мус… геин… морген… ауф имма — должен, уходить, утро, навсегда
*На немецком: Их комэ видэ — я вернусь
***
Вера проснулась сама. После того, как увидела своими глазами, как Геллер скачет к деревне, а Мири в это время возвращается к своей лесной избушке.
Марина заставила Веру поесть перед уходом. После ужина отец пошёл провожать Веру на более дальнюю остановку, откуда ходил прямой рейс автобуса до бабушкиного дома.
Некоторое время Вера с отцом шли молча. Но, Веру терзал вопрос, который она обдумывала, не зная как задать. Наконец, решилась:
— Пап, а откуда я знаю немецкий?
Отец удивлённо посмотрел на Веру.
— А ты не помнишь?
Вера не помнила, поэтому отрицательно покачала головой. Отец, нехотя, продолжил:
— Когда тебе было года три, к твоему деду, отцу твоей мамы… — по голосу чувствовалось, что отцу неприятно было ворошить прошлое, связанное с матерью Веры. И, тем не менее, отец продолжил, — к твоему деду по матери, приехал после смерти жены твой прадед. Он немец… Не помню его фамилию… то ли Шульц, то ли Шольц… не важно… твой прадед был немцем, семья которого жила в Ростовской области ещё до революции. Там он встретил твою прабабку, женился… насколько я помню, он был врачом. А потом после смерти жены, то есть твоей прабабки, приехал к сыну — к твоему деду, отцу твоей матери… А там ты как раз была. Правда не помнишь?
Вера отрицательно покачала головой и дополнила:
— Правда, не помню. Расскажи, пожалуйста, что ты знаешь.
— Я помню, — всё так же нехотя продолжил отец, — что маленькая ты, буквально через месяц уже вовсю "шпрехала" с прадедом. И ходила за ним, как хвостик… Мы тогда ещё удивлялись, как ты смогла так быстро выучить немецкий и говорить на двух языках: на русском и немецком…
— А ты помнишь, как звали прадеда? — Очень осторожно спросила Вера.
— Его звали Теодор, Тео… Но все звали его на русский манер "Федя".
Вера на минуту задумалась:
— Пап, а как так получилось, что у деда русская фамилия?
— Вер, — отец искренне был обескуражен, — спроси лучше у матери. Это её родня и их история. Насколько мне известно, твой дед хотел воевать против фашистов, потому что воспринимал Советский Союз своей родиной, а ему почему-то не разрешали, поэтому он и сменил фамилию на русифицированный вариант. А прадед так и остался со своей немецкой фамилией… Не знаю почему… Вот, правда, не вдавался в такие подробности… Спроси, при случае у матери, или у деда…
Вера поблагодарила отца и крепко обняла его перед тем, как сесть в свой автобус. История с Мири и подсознательное знание немецкого языка, приобретали интересный поворот…
За эти каникулы произошёл ещё один случай, который Вера запомнила.
В один из дней, когда Вера собралась на море, почему-то все её друзья отказались поддержать компанию. Вера была настроена решительно, поэтому поехала одна.
После пляжа она возвращалась домой в переполненном троллейбусе. И снова, как это было на Херсонесе, резкая боль пронзила висок. Теряя сознание в наполненном людьми общественном транспорте Вера, издалека слышала приглушённые голоса:
— Девушке плохо! Тут есть врач? У кого-то есть вода?…
Погружаясь в темноту Вера увидела видение. Короткое и очень яркое видение: как всадник, укрывающий плащом ребёнка несется прочь от огней большого города. Путь всадника лежал через тёмный лес. Мужчина очень бережно держал на руках спящего ребёнка лет двух-трёх… Вера ощущала, что всадник торопится и, при этом, старается держаться ритма скачки, чтобы не разбудить ребёнка. А ещё Вера, на каком-то подсознательно-интуитивном уровне знала, что этот всадник — Геллер. И он очень бережно увозит прочь откуда-то своего ребёнка. Точнее, их с Мири… дочь…
Почему у Веры возникли эти видения? Она не знала. Как и в прошлых видениях вопросов было намного больше, чем ответов…
Вера открыла глаза, когда кто-то брызнул ей в лицо холодной водой.
— Девушка, как вы себя чувствуете? — Спросил голос одного из пассажиров.
— Спасибо, уже лучше… — приподнимая голову с грязного пола салона автобуса, сказала Вера. — Извините… и спасибо, — обратилась Вера к неравнодушным пассажирам, — наверное, давление упало… — Вера не знала, как обосновать свой внезапный обморок, поэтому сказало первое, что пришло на ум.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Кто-то из пассажиров протянул Вере сладкий чай в крышке от термоса. Кто-то с задних рядов передал мятный леденец.
С одной стороны, Вере было приятно, что незнакомые люди приняли участие, с другой… Вере было неловко, что она, пусть и неосознанно, привлекла к себе столько внимания…
Больше за те длинные двухмесячные каникулы не было ни снов про Мири, ни плохого самочувствия, ни видений… Вера терялась в догадках из разряда "что это было", но, как и раньше ответов не было…
Глава 8. Чудесное воскрешение
Сон-продолжение прилетел Вере неожиданно. В поезде.
На вокзал Веру пришли провожать все: отец с Мариной, тётушка с дядей, бабуля, Ростик с Юлей… Юля поглаживая большой живот, радостно рассказывала, что у них с Ростиком будет девочка. Так врач на УЗИ сказал. Девочка хитро показала "узисту" язык, так что врач, который придерживался принципа не говорить пол ребёнка заранее (хотя этот вопрос интересовал всех в первую очередь), не выдержал, засмеялся и показал медсестре: "Смотри, какая хитрюга, она нам язык показывает". По ключевой фразе "она", Ростик с Юлей и поняли, что у них будет хитрая дочь. Об этом Ростик с Юлей наперебой рассказали раза два дома, ещё раз в такси, и повторили "на бис" на вокзале. Тоже несколько раз.
На перроне бабуля утирала слёзы. За два месяца каникул бабуля уже привыкла к тому, что с ней Вера. А сейчас Вера уезжает. Да, запланировано. Да, билеты были куплены заранее… Но, всё равно оказалось, что два месяца пролетели незаметно и Вера уезжает быстро и "вдруг".
Вера стояла с семьёй до тех пор, пока из привокзальных динамиков не услышала марш "Прощание славянки". Пришло время прощаться и уезжать, хотя Вере и не хотелось… Вера было дело, заикнулась о том, чтобы остаться жить с бабулей и перевестись в лицей здесь, но мать была непреклонна: “Домой. И точка!”
Вера махала из окна отходящего поезда до тех пор, пока провожающие не исчезли из виду. После чего вернулась на свою боковушку плацкарта. Поезд был дневной, ехать меньше восьми часов, так что Вера не стала выбирать, просто вместе с отцом купили билет на то место, которое было свободным на удобную для Веры дату.
Вера смотрела в окно и, по сложившейся традиции, считала тоннели. Их было шесть. Их всегда было шесть. И тем не менее, Вера каждый раз считала каждый тоннель.
В Симферополе их полупустой вагон оживился новыми пассажирами. И напротив Веры, на боковушку грузно плюхнулась женщина.
— Вы домой? — Спросила соседка Веру.
— Я на учёбу, — неопределённо ответила Вера, стараясь не поднимать вопрос дома.
— А я домой, — радостно сообщила женщина, — вот гостила у дочки с зятем, — дочь моя с детства говорила, что выйдет замуж за военного в красивой форме. И вот вышла. Сбыла, можно сказать, свою мечту. А я по внукам соскучилась. Дочке так и сказала: хочу внуков видеть. Сначала хотела забрать их к себе, в деревню, а дочь сказала — мама, отдохни у нас, на море походишь. И вот я рванула.
Женщина была явно намерена пообщаться, но Вере говорить с попутчицей не хотелось.
Сначала Вера демонстративно надела наушники и достала общую тетрадь с записями. Потом, чуть позже, также демонстративно не вынимая наушники из ушей, достала альбом для рисования. Рисовать Вере не хотелось, поэтому она усиленно делала вид, что рисует, наводя тени на уже готовых рисунках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Сон пришёл внезапно. Сон про Геллера. Причём, как и в первый раз, сон про Геллера был, как бы издалека: как будто Вера находилась рядом и просто видела происходящее глазами негласного молчаливого наблюдателя…
