Наконец, помощник капитана, которому было поручено присматривать за мной, увидав это, пришел на выручку и сделал все возможное, чтобы унять меня, но с малым успехом; успокоился я, лишь убедившись, что шлюпка отчалила. Вскоре мы подошли к Нору, где стоял Roebuck, и, к нашей большой радости, явился хозяин и забрал нас на свой корабль. (101)
Принудительную вербовку, увиденную глазами ребенка, взрослый рассказчик представляет происшествием скорее комическим, чем опасным, готовясь сообщить читателю в конце той же главы, как спустя три года уже более опытный Эквиано и его хозяин сами «занялись вербовкой, поскольку нуждались в людях для пополнения команды» (114). По-видимому, капитан Паскаль, руководя вербовочной командой, к которой присоединился Эквиано, придерживался весьма агрессивных методов. В 1760 году ему грозил суд по обвинению в вербовке людей, ошибочно сочтенных им дезертировавшими с флота. В письме Комитету Адмиралтейства от 5 мая 1760 года Фрэнсис Холбёрн, королевский инспектор порта Плимут, выступил в его защиту. Комитет последовал рекомендации Холбёрна и назначил Паскалю королевского стряпчего на случай, если бы делу дали ход.[98]
Маленький мальчик не старше десяти лет, которого можно поднять в воздух за ноги, тем не менее не выглядит трусом, даже «отчаянно крича и плача», особенно есть знать о возможных последствиях подобного похищения. Принимая во внимание «столь юный возраст», нетрудно понять, почему, когда за несколько месяцев до этого Паскаль в шутку предложил оставить его в Фалмуте, чтобы обручить с маленькой девочкой, Эквиано «расплакался и сказал, что не расстанется с ним» (99). Касается ли дело воспитания ребенка или щенка, страх оказаться брошенным – мощное средство формирования верности и привязанности. Ричард Бейкер, Эквиано и не названный по имени старший помощник составляли свиту, чьим главным объектом лояльности был сопровождаемый ими человек, Паскаль. Мы склонны ошибочно полагать, что известная с конца восемнадцатого века, когда Эквиано писал свою автобиографию, относительно горизонтальная структура общества, в которой люди самоидентифицировались с подобными им по экономическому и социальному положению, была свойственна также и более раннему времени. Но флотский опыт Эквиано формировался в период, когда «вертикальные связи покровительства и заступничества были еще много сильнее и важнее зарождающихся классовых интересов»[99]. Матрос Эквиано прежде всего хранил верность своему покровителю и защитнику, морскому офицеру Паскалю; маленький мальчик прежде всего был верен единственной своей семье, включавшей, в его представлении, Дика Бейкера и авторитетную фигуру Паскаля, которого он так боялся потерять. И с поступлением на корабль профессиональная и личная верность Эквиано стали подкреплять друг друга.
Удивление перед открывшимся новым мужественным миром, выстроенным из корабельного дерева, пересилило страх неведомого: «Я был поражен количеством людей и пушек. Вообще же по мере того, как прирастали мои знания об окружающем мире, удивление слабело, а мрачные предчувствия и страхи, овладевшие мною, когда я внезапно очутился среди европейцев, и мучившие первое время, начинали оставлять меня… Печаль, столь недолго занимающая юные умы, мало-помалу развеивалась, и вскоре я совсем развеселился и стал чувствовать себя вполне терпимо для своего положения» (101). Roebuck, на котором для обеспечения команды свежими продуктами держали даже живой скот, должен был показаться мальчику плавучей деревней. Восхищение и изумление, преисполнившие Эквиано, больше свидетельствовали о его юности и незнакомстве с морской жизнью, нежели о положении раба. Белый мальчик выразил не меньшее удивление перед флотским миром, где обычаи, одежда и язык столь разительно отличались от принятых на суше: «Я даже не мог решить наверное, в какой мир попал – духов или чертей. Все казалось чудным; язык был столь отличен, а выражения столь странны, что мне постоянно казалось, будто я пребываю во сне или забытьи и никак не могу проснуться по-настоящему»[100].
Самые крупные военные корабли делились на шесть классов, или рангов, в зависимости от количества пушек: корабли первого ранга несли 100 пушек, второго – 90, третьего – 64–80, четвертого – 50–60, пятого – 30–44 и шестого – 20–28. Обычно только корабли первых четырех рангов считались линейными, то есть боевыми кораблями, рассчитанными на кильватерный строй и стрельбу бортовыми залпами по противостоящему строю вражеских кораблей во время сражения, представлявшего собой в сущности дуэль между плавучими артиллерийскими батареями. Эквиано описывает Roebuck как «5th rate 40», иными словами это был двухпалубный военный корабль пятого ранга, несший 40 орудий (на самом деле, 44) и укомплектованный командой из 240–280 человек. Корабли пятого и шестого рангов в 1750-х годах представляли собой ранние версии фрегатов, часто применявшихся в качестве крейсеров[101] по отдельности или в сопровождении одного-двух других кораблей. Вне ранговой системы по размеру и огневой мощи находилось множество вспомогательных кораблей, включая бомбардирские кечи – существенно усиленные корабли, несшие на себе или перевозившие тяжелые мортиры, а также брандеры, начинявшиеся горючими веществами и сконструированные таким образом, чтобы поджечь вражеский корабль, сцепившись с ним или будучи пущенным в его направлении по ветру или по течению.
На кораблях высших рангов могло находиться до пятидесяти мальчиков в возрасте от шести до восемнадцати лет. Точные данные об их численности на том или ином судне появляются лишь с 1764 года, когда Адмиралтейство впервые потребовало указывать в списке экипажа возраст (и место рождения). Большинство мальчиков собирались стать уорент-офицерами или офицерами на комиссии, обучаясь без отрыва от службы. Многие начинали офицерскими слугами, хотя обязанности их редко ограничивались обслуживанием офицеров. Даже на кораблях низших рангов вроде Roebuck «находилось немало мальчиков» (102). Впервые в списке экипажа Паскаль появляется 18 июня 1755 года, а 28 июня к нему присоединяется и Ричард Бейкер, слуга. Лейтенант имел право иметь лишь одного слугу. Видимо, по этой причине, а также в связи с тем, что на флоте рабовладельцы ощущали необходимость скрывать социальный статус своих рабов, в списке личного состава за 6 августа, где впервые упоминается Эквиано, он назван «волонтером». Запись «Густ. Васа кап. сл.» следует понимать как относящуюся к одному из восьми слуг, полагавшихся капитану Roebuck Мэттью Уитвеллу. Отношения между офицером и слугой походили на отношения между хозяином и учеником. Подобно ученикам, офицерские слуги не получали жалованья, однако офицеры обеспечивали их содержание. Обычно на корабле они имели высокий социальный статус, поскольку в них видели будущих офицеров. Поэтому в море капитанский слуга Эквиано, невзирая на статус раба, занимал, вероятно, равное положение с теми, кто на суше стоял выше него на социальной лестнице.
Эквиано и другие мальчики «большую часть времени… проводили в играх». Наиболее живо ему вспоминается, как капитан и команда подначивали их драться друг с другом на шканцах; это «развлечение» приносило ему от пяти до
