«Молчаливый Гангстер» прошептал те же слова, на этот раз с невыразимой тоской.
— Кофе и сандвичи.
Трое остальных смотрели с благоговением на рот «Молчаливого Гангстера».
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. И затем снова:
— Кофе и… — прошептал «Молчаливый Гангстер».
И замолк. «Молчаливый Гангстер», словно отгоняя преследующий его призрак «кофе и сандвичей», замахал рукой в воздухе.
«Молчаливый Гангстер» искал любое другое слово, кроме «кофе и сандвичей», игравшее роль в его жизни.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Лицо «Молчаливого Гангстера» побледнело, пот выступил на лбу.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
— Детка, — простонал «Молчаливый Гангстер».
— Восхитительно! — воскликнул я. — Продолжайте!
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
— Ушная сера, — выдавил «Молчаливый Гангстер». Плечи его со вздохом опустились.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
— Кровянка!!!
Слезы блеснули в глазах «Молчаливого Гангстера». Это были слезы отчаяния.
— Не торопитесь, — посоветовал я. — Спешить нам некуда, просто попытайтесь вспомнить еще что-то. Времени сколько угодно.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
«Молчаливый Гангстер» был убит своей неспособностью вспомнить хоть что-нибудь, готовый выбросить полотенце, признав свое поражение.
Белые страницы не кончались, сколько ни перелистывай.
Он устало упал посреди поля.
— Так держать! Не останавливайтесь! — закричал я. — Вы же гангстер, помните об этом! Вы справитесь!
— Давай, давай, — подзуживал «Толстый Гангстер».
— Мы вместе! — присоединился «Красивый Гангстер».
И вот непобедимый воинственный дух вновь воспылал. «Молчаливый Гангстер» продолжал борьбу за слово.
4
Время как будто остановилось.
Мы привели его в состоянии крайнего напряжения.
Наконец суровый голос «Молчаливого Гангстера» взрезал тишину:
— Мраморный шоколад!
«Толстый» и «Красивый» гангстеры победоносно потрясли в воздухе сцепленными руками. «Мелкий Гангстер», прищелкнув пальцами, крикнул: «Браво!»
— Мраморный шоколад! — снова завопил «Молчаливый Гангстер», словно подтверждая, что именно он нашел это слово, выговаривая каждый слог с признательностью и нежностью к этому продукту. Тон его сразу изменился, как и сама манера речи. Она обрела силу и выразительность обычного человеческого голоса.
— Продолжайте, — предложил я.
— «Крекер-Джеки», наслаждение в каждой коробке! — выпалил он без колебаний.
— Стуколка.
Чика.
Пристенок.
Сыграем в доктора.
Глист.
Грыжа.
Плакса.
Болван.
Кривоногий детина.
Остолоп.
Простофиля.
Дурень плосконосый.
Гайморит.
Деревенщина.
Извращенец.
Преждевременная эякуляция.
Дешевый болван.
Авантюризм.
— Спасибо, прекрасно, вполне достаточно, — прервал я этот поток.
«Молчаливый Гангстер» продолжал, не в силах остановиться, изливать вдруг нахлынувшие на него слова, лицо его по-прежнему хранило каменное выражение.
Положив руку на плечо, я усадил его на место.
Затем повернулся к «Толстому Гангстеру».
— Ваша очередь.
5
«Толстый Гангстер» встал, не переставая сосать леденец.
Он в точности соответствовал описанию особо опасного преступника на стенде «Их разыскивает полиция».
Имя: «Толстый Гангстер»
Вес: Максимальный
Характер: Флегматично-жестокий
Особые приметы: Все время сосет леденцы
Увлечения: Медитация
Любимый автор: Эдгар Райс Берроуз
Любимое изречение: «Мы должны любить друг друга, Пока не умрем». (Уистен Хью Оден)
— Я так понял, тему выбираю сам? — осведомился «Толстый Гангстер».
— Конечно, — поспешил откликнуться я.
— Ничего, если буду говорить о сластях?
— Как вам будет угодно.
Из нагрудного кармана «Толстый Гангстер» достал носовой платок, расстелил его на столе и положил леденец, вынутый изо рта.
— Я без ума от коричных конфет, — сказал «Толстый Гангстер».
Голос у него стал жирным и сдобным.
— Мятные конфеты идут у меня на втором месте. У коричных вкус точно у ангелов, а у мятных — как у сатиров. Их вкусы сродни друг другу в их намеке на приключение, нечто вроде того, о чем пел Рильке:
Яблоко, банан ли, налитаягроздь — все шепчет в рот нам, прямо в насжизнь и смерть, не меньше.
Кокосовые леденцы у меня на третьем месте. В их вкусе две сугубо различных доминанты, точно выражение лица Венеры Боттичелли. В затененной левой стороне ее лика художник отобразил выражение отчаяния и меланхолии, в то же время на освещенной правой открывая вид воспарившего духа, исполненного силы и уверенности. Именно в этой жгучей двойственности тот, кто ценит синтез противоречивых элементов превыше упрощенного единства, обнаружит аналог вкуса кокосовой карамели.
«Толстый Гангстер» умолк с растерянным видом.
У меня просто не было слов.
«Красивый Гангстер» и «Мелкий Гангстер» остолбенели не меньше моего.
Лишь «Молчаливый Гангстер», глухой ко всему происходящему в мире, продолжал упорно пробираться по пустошам собственной памяти.
— Я просто хотел про леденцы, — оправдываясь, сказал «Толстый Гангстер». — Не знаю, откуда это вырвалось. Я не собирался тут выделываться.
— Конечно, понимаю.
— Я хотел быть точным в словах, — продолжал оправдываться «Толстый Гангстер».
Вид у него был довольно удрученный.
— Высказать все до конца редко получается за один раз. Возможно, вы могли бы рассказать нам подробности, пока сосете леденец. Это поможет?
— Ничего, если я буду выступать с леденцом во рту?
— Конечно, отчего бы не попытаться?
«Толстый Гангстер» отлепил леденец от платка и снова сунул в рот, затем повернулся ко мне с улыбкой.
И стал рассказывать по второму кругу, на этот раз неторопливо, старательно подбирая слова.
6
— Мы приняли судьбу гангстеров добровольно.
Нас никто не заставлял.
И, будь нам дан выбор снова, мы с той же решимостью опять сделали бы это, причем с превеликой охотой.
7
— Мы никогда не собирались называться «гангстерами» и вовсе не стыдимся своей профессии.
8
— Мы считаем, что гангстеризм — понятие довольно-таки условное.
Мы являемся гангстерами только по отношению к остальному миру, и лишь перемены в нем самом могли бы превратить нас во что-то другое.
9
— Мы переняли стили языка, одежды, поведения, которые принято считать гангстерскими.
Мы никогда не пытались выделываться, изображая из себя гангстеров, и никогда не пытались доказать свою гангстерскую уникальность.
Несмотря на все наши старания, наши манеры временами воспринимались как эксцентричные и антисоциальные. Однако мы наотрез отказывались вносить непривычные изменения в свой стиль жизни — просто для того, чтобы не быть неверно понятыми.
10
— Мы никогда не утверждали, что убийство людей и насильственное отъятие денег содержит в себе некий творческий манифест, обращенный к обществу. В конце концов, мы только гангстеры, а не пророки.
11
— Мы никогда не заявляли о своем превосходстве в области мировоззрения.
Мы не бросались такими понятиями, как СПРАВЕДЛИВОСТЬ, в любом смысле этого слова, и не опирались на него в своих действиях.
Наша точка зрения, как и любая другая, небезупречна и ограниченна; в то же время мы считаем, что она не связывает нам рук.
И если наше мнение лишь звено в бесконечной цепи относительности мнений, наверное, было бы осмотрительнее приветствовать данность нашего существования, чем закрывать на него глаза.
12
— Мы не принимаем близко к сердцу появление многочисленных подражателей, которые выдают себя за гангстеров, и не собираемся их поучать.
