Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаю, я могу попробовать, — сказал я женщине.
— Правда? Ты можешь? — всхлипнула женщина.
Глаза ее были влажными от слез. Меня поразил этот взгляд, в котором сквозила самая неподдельная невинность.
Тут меня осенило.
— Так ты школьница? Старшеклассница?
— Да нет же! Я студентка, первокурсница! Ну, говори, как ты хочешь?
— Ладно, что скажешь насчет такого варианта? Я бегаю вокруг раковины, прихрамывая, а ты можешь делать это сама с собой и в то же время смотреть на меня. Идет?
— О да! Мне нравится, давай!
Я открыл дверь нашей туалетной кабинки.
Я бегал и бегал перед раковиной, волоча за собой ногу по кафельному полу.
Женщина, прильнув к двери туалетной кабинки, наблюдала за мной.
Она щедро осыпала ласками собственное тело, предаваясь радостям самоудовлетворения.
— Беги, беги! Не останавливайся!
И снова, и снова, и снова, и снова я бегал, и бегал, и бегал, и бегал вокруг раковины быстро, как только мог.
Нога поскользнулась на мокром полу, и я растянулся. Чертово колено. Какая боль.
— Лжец! Ты сказал, что будешь бегать ради меня! Не останавливайся!
Я продолжал наматывать круги перед раковиной, раскачивая, словно маятником, своим достоинством.
Мне тошно. Мне смешно. О боже, как мне тошно.
16
У этой молодой женщины — или девушки? — был долгий взрывной оргазм.
Оргазм точно дитя, оргазм точно цветок.
17
— Ты в порядке? — спросил я молодую женщину.
Она бездвижно лежала на полу в туалетной кабинке.
— Так холодно, — пробормотала молодая женщина — скорее даже пропищала.
Она валялась, точно брошенная тряпичная кукла, пока я натягивал на нее трусики и платье. Одеть-то ее было куда труднее, чем ей раздеваться. А в таком состоянии голой оставлять ее никак было нельзя.
— Прости? Ты, кажется, что-то сказала? — спросил я.
18
— Слушай, так ты все-таки гангстер или поэт?
19
Я поднял молодую женщину и на руках вынес из уборной.
Молодая женщина спала как ребенок.
— Братец, старший братец, — сонно мурлыкала она.
Оказавшись снова в баре, я уложил ее на составленные вместе стулья.
Посетители бара летали под потолком со стаканами в руках.
— Братец, большой-большой братец.
Какой-то алкаш угнездился на люстре и хлопал оттуда крыльями, хрипло каркая:
— Невермор! Больше никогда!
20
— Сколько? — спросил я у бармена.
Бармен, выставив локти на стойку, рвал на себе волосы.
— О боже мой! Сегодня худший день в моей жизни!
Вы только посмотрите на это! У меня между пальцами выросли перепонки!
Бармен протянул мне руки. То, что было незаметно в сжатых кулаках, возникало на раскрытых ладонях.
— Слушайте, я ухожу. Сколько я вам должен?
— Я же их не прятал. Я даже не заметил, откуда они взялись, как появились. Пожалуйста, поверьте мне, ради всего святого!
— Я верю вам.
21
— Рассказать вам о моей жене?
— Может быть, в другой раз.
— Вам понравится, очень интересная история. Я еще никому не рассказывал.
— Меня дома ждет кот. Он ждет меня с томиком Томаса Манна. Я должен купить ему книгу. Мне пора.
И я отхожу от стойки бара.
22
Какой-то подвыпивший парень слетел вниз и навалился на спинку одного из стульев, где спала молодая женщина.
Пьяный парень разглядывал девушку.
У нее за спиной тоже вдруг начала расти пара крыльев.
— Большой братец, большой-большой братец.
Пьяный парень снова взмыл в воздух.
23
Я мог стать заместителем Томаса Манна. Это же просто, как я только раньше не додумался? Говорю же, голова у меня определенно работала.
Все, что мне оставалось, — принести любую другую книгу, сменив обложку. «Вот, „Генрих IV“, посмотри, я купил тебе Томаса Манна, как ты просил». После чего открыть книгу и сказать что-нибудь вроде: «Хм, теперь посмотрим, какой нам выбрать рассказ для начала…» Вот тут придется подумать. Какими рассказами подменить Томаса Манна? Надо сделать так, чтобы не вызвать подозрений «Генриха IV». Ближайшая пара дней самые ответственные. Потом «Генрих IV», конечно, начнет выходить из ступора. Придет день, и он скажет мне: «Кстати, меня позабавило то, что ты читал накануне. Быть может, я ошибаюсь, но меня не оставляет чувство, что на самом деле такого писателя не существует…» Но когда правда всплывет, я смогу просто извиниться и признать ошибку. «Прости, „Генрих IV“. Но ты так хотел ознакомиться с творчеством Томаса Манна, что мне пришлось придумать тебе этого автора для твоего же блага». И тогда он спросит: «Кроме шуток? Вот это да. Знаешь, а рассказы-то неплохие».
В таком случае мне предстоит загодя отобрать рассказ-другой якобы Томаса Манна. Причем как можно скорее. Но сперва нужна обложка, заглавие. «Джон Леннон против марсиан» — что-нибудь в этом духе. Хотя нет, такое вряд ли пройдет. Тогда, может быть, «Судьба человека»? Тьфу, и это ничем не лучше. Томас Манн не может быть неизящным, требуется нечто более утонченное, иронично-веское, даже увесистое, что-то связанное с «силой тяжести», и немного красок. Как насчет «Сила тяжести и отталкивания»? Нет, нет, это не годится для художественного произведения. «Любовь силы тяжести» тоже не слишком литературно. «Мясник и сила тяжести» — вот это здорово, в самый раз. Итак, пусть будет «Мясник и весы», а начало что-нибудь типа: «Первое, что бросалось в глаза, был мясник… В тот день все покупатели уходили с озадаченными лицами, один купив печенки, другой — первосортный филей, третий — свиные ребрышки, четвертый — куриные окорочка, и все до одного без исключения покидали мясную лавку со смущенными взорами, оставшимися после того, как они взглянули на весы. И пожилая дама, которая пришла за куриной кожей по двадцать иен за сто граммов, вскользь спросила мясника: „Сегодня что, день распродаж? Вы перевесили мне десять граммов“. Но, видите ли, этот мясник ничем другим не занимался, кроме своей лавки, вот уже полвека с лишком, он даже не смотрел на весы, никогда, всегда зная вес заранее, до грамма, и вот — как странно! — он снова и снова принимался взвешивать кожу, но всякий раз весы обманывали его, и тогда он опустил ставни, которыми закрывалась витрина на ночь, и вывесил табличку: „С сегодняшнего дня лавка закрыта. Спасибо за долгие годы покупок. Признательный владелец лавки“. И после душа, отмыв соль, чеснок и въевшиеся в кожу кунжутные семена, напоследок наведя в лавке порядок, он сунул сначала ногу, а следом и всего себя в грохочущую автоматическую мясорубку. „Дни мои сочтены. Адью, мраморная говядина мацузака, старый друг. Прощайте, мускулистые австралийские коровы с повышенной мясистостью. „До свидания“, как говорят русские, дорогие франкфуртские сосиски!“ И в тумане полного непонимания того, что происходит, мясник ушел в забвение, погиб в винтах мясорубки, хотя здесь не было ошибки мясника, а только сила тяжести, просто так уж случилось, что в этот особенный день сила тяжести оказалась чуть сильнее обычного…» Нет-нет-нет-нет-нет, это ужасно, это вообще не рассказ, а черт знает что, и название никуда не годится, я просто должен сделать силу тяжести темой рассказа, вот: «День, когда было невозможно летать, — так куда лучше, степеннее, — птицы падали с неба. Ласточки, певчие птицы в кустах, даже чайка Джонатан Ливингстон — все прильнули к земле. Люди смиренно ползали там, где вчера передвигались на ногах, слонов, гиппопотамов и торговые центры просто расплющило, для них уже было невозможным делом вынести собственный вес, а ракетный космический корабль, запущенный с мыса Кеннеди, торкнулся ввысь всего на тридцать сантиметров и пошел вниз, с грохотом приземлившись на корму. Ситуация в целом была трагична, исключительно трагична, и все же, даже когда весь мир стонал под игом земной тяжести, под железными оковами гравитации, появилась группа людей, имевших дерзость войти в состояние совершенного экстаза О, это были члены „Общества антиаэропланеристов“. „За исключением птиц, ничто тяжелее воздуха не может добиться успешного полета в небе!“ — гласил их призыв. Члены этого общества отвергали факт полета братьев Райт: „Ну и что? Трюки Гудини были намного эффектнее!“ — и также запросто отметали существование двухпропеллерного самолета Линдберга, как и существование камикадзе, взмывавших в небо с японских авианосцев во время Второй мировой войны, вертолетов Сикорского, ракет Циолковского, искусственных спутников, межконтинентальных боеголовок и телетрансляции с Юпитера. „На такие дешевые трюки способны клюнуть разве что дети да коммунисты!“ — в такой манере „Общество антиаэропланеристов“ осыпало публику лозунгами, приплясывая от радости в день своего триумфа, и весь мир воспрял. „А мы вам что говорили? Вас же предупреждали, что вся эта авантюра с аэропланами не более чем откровенная ложь и организованная дезинформация, ни одна из этих штуковин просто физически не могла подняться в воздух, никоим образом! Ха-ха-ха, что, слопали, дурни?!“ И каждый день члены „Общества антиаэропланеристов“ лежали на животе в конторе общества, размахивая руками и ногами, изображая полеты, ерзая по полу, точно аллигаторы, постоянно собираясь там для совместных возлияний. И как только члены „Общества антиаэропланеристов“ добирали до определенного градуса, они ползли вверх по лестнице, гикая, каркая, ухая и воспроизводя шум ракетных двигателей, а потом из окна второго этажа осыпали насмешками всех этих ползающих по земле детей и коммунистов, поскольку все живые существа прикованы к земной поверхности, обреченные ползать, стелиться, пресмыкаться, перекатываться и прочая и прочая, а те, кто лишен удобных для этого форм, обречены вдвойне. А больше всех надрывался председатель общества, которого уже неоднократно тошнило: „Что?! Не нравится ползать — так, может, встанете да взлетите? Вы, тупоголовые! А ведь можете летать! Эй, там! Давайте еще немножко полетаем, а? Как не стыдно! Эй, ребята, что случилось с вашими самолетами? Где ваши славные форсунки, знаменитые дюзы и триумфальные сопла, отрывающие от земли? Ха-ха-ха-ха, безголовые оболтусы!“ И до чего же выводили они из себя, эти иеху, вопившие во всю мочь своих легких, эти дурни не могли уняться, пока под ними не проломился подоконник, и тогда вместе с рамой они посыпались наземь, а „коммунист“, со стоном упрямо ползущий по-пластунски к супермаркету за домом, чтобы купить пакет лапши, вдруг услышал дикие возгласы над головой и, подняв взор, обнаружил, что это члены „Общества антиаэропланеристов“ сыпятся с неба без парашютов, размахивая руками и ногами, изрыгая проклятия: „Эта чертова Земля перевернулась!“, медленно взбираясь в небо, пока не очутились в лоне Господнем».
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Нью-Йорк и обратно - Генри Миллер - Современная проза
- Небо повсюду - Дженди Нельсон - Современная проза
- Путь к славе, или Разговоры с Манном - Джон Ридли - Современная проза
- Черная Скала - Аманда Смит - Современная проза
- Остров мечты - Кэйдзо Хино - Современная проза
- Душевные смуты воспитанника Тёрлеса - Роберт Музиль - Современная проза
- Мэбэт - Александр Григоренко - Современная проза
- Синий мир - Роберт МакКаммон - Современная проза
- Отель «Нью-Гэмпшир» - Джон Ирвинг - Современная проза