— Квартиру получше? — говорит Маркус. — Что-нибудь получше той дыры, в которой ты сейчас живешь.
Я смотрю на Маркуса, мое горло сжимается от нервов и гнева. Мой голос срывается, звук его выдает водоворот эмоций, кружащихся во мне.
— Откуда ты знаешь где я живу?
Его глаза сужаются.
— Не задавай глупых вопросов. Я знаю о тебе все, Скарлет Рейнольдс.
Внутри сильное желание убежать. Дрожащими ногами я встаю.
— Я не могу сделать это. Извините. Ответ: нет.
Бекка кладет руку мне на плечо.
— Подумай.
Я вырываю свою руку из ее хватки и отступаю назад, оставляя некоторое пространство между нами, чтобы не схватить ее за горло.
— Не прикасайся ко мне. Никогда.
Подняв глаза, я сосредотачиваю всю свою энергию на том, чтобы не кричать.
— И если ты еще раз упомянешь моего сына, клянусь, я вырву тебе глотку.
Дверь хлопает так сильно, что я чувствую вибрацию на спине.
Я хочу вырваться. Прыгнуть в машину, и уехать, не оглядываясь. Но у меня дома лежит просроченный счет за аренду, и еще стопка таких же.
Все, что я могу сделать, это жить со своим гневом.
К тому времени, как я заканчиваю в пять тридцать, меня измотало напрочь. Я просто хочу убраться отсюда к чертовой матери. Я хочу уехать далеко-далеко, оставив все это дерьмо позади.
Запихивая вещи в сумку, я качаю головой, захлопывая шкафчик.
Мы с девочками ждем, когда Маркус отдаст нам деньги. Кристен так пьяна, что едва может держать глаза открытыми, и несколько девушек уже держат в руках бутылки пива, готовые отпраздновать конец еще одной ночи.
— Кто-нибудь видел Лию? — спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.
— Маркус сказал, что она ушла раньше, — говорит Кейт, пожимая плечами. — Думаю, он отправил ее домой.
Я быстро пишу ей сообщение, просто чтобы проверить, и убираю телефон обратно в сумку. Секунду спустя дверь распахивается, и Бекка следует за Маркусом, стоя в стороне, пока он раздает конверты.
— Отличная работа, леди.
Он бубнит о продажах баров и напоминает нам всем, что любого, кого он поймает за скрытием чаевых, он уволит. Но все это уходит на задний план, когда я пересчитываю деньги в конверте. В моем чеке больше на сто пятьдесят долларов.
— Маркус?
Он только закатывает глаза. Бекка перехватывает, качает головой и кладет руку на мою, когда я пытаюсь сунуть ей купюры.
— Просто возьми, — тихо говорит она. — Считай это стимулом.
Я смотрю на ее прекрасные черты: тонкий нос и миндалевидные глаза, длинные ресницы и пухлые губы, все покрыто густым макияжем, чтобы скрыть желтоватую кожу и темные круги, которые портят ее в остальном прекрасное лицо. Как такой умный человек может быть таким глупым?
— Мне не нужен стимул. Мне нужны дополнительные часы, а не сутенер.
Выражение ее лица остается нейтральным.
— Просто возьми это. Иди домой, посмотри на своего мальчика и подумай еще немного, а потом приходи ко мне на следующей неделе, хорошо?
Гордая часть меня отчаянно хочет сунуть деньги обратно ей в лицо. Я чувствую себя грязной. Как будто часть моей души была оплачена этими деньгами. Но логическая часть моего мозга знает, как мне это нужно.
— Мой ответ по-прежнему отрицательный, — выплюнула я, запихивая деньги в сумочку и выходя через заднюю дверь.
Я почти рада, что Джастин спит, когда я возвращаюсь домой. По телевизору показывают старый черно-белый фильм, и он выглядит милым, откинув голову на подушки и вытянув перед собой длинные ноги. В квартире холодно, за исключением коридора и комнаты Коди, где стоит обогреватель. Я достаю из шкафа одеяло — единственное, что осталось у меня от города Форкса, с которым не связаны плохие воспоминания. Светло-голубая шерсть мягкая и теплая, в одеяле есть несколько крошечных дырочек от моли, но оно чистое. Я накидываю его на Джастина, иду искать пульт, нахожу его рядом с подушкой и выключаю телевизор.
Я думаю о том, как легко было бы сесть и прижаться к нему. Как мягко его поношенная футболка будет касаться моей щеки, и как ровный ритм его сердца будет приятно стучать, пока я засыпаю. Но когда он ворочается во сне, я чуть ли не подпрыгиваю и бегу в свою спальню, боясь, что он проснется и увидит, что я стою над ним, как придурошная.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я ворочаюсь около двух минут, прежде чем засыпаю. Сны о темных волосах, глазах, блуждающих руках и вкусе его пальцев во рту преследуют меня всю ночь, и когда я просыпаюсь через несколько часов, мне кажется, что я почти не спала.
Коди шуршит в своей комнате, когда я встаю в поисках кофе. Джастин ушел, как я и ожидала, но на кухонном столе лежит записка.
Его почерк мальчишеский, все буквы — заглавные.
ЗАЕДУ ЗА ВАМИ В ОДИННАДЦАТЬ.
Коди входит в гостиную, зевая, его светлые волосы падают на глаза и вьются над ушами. Мальчику действительно нужно подстричься. Я думаю о том, что мне нужно сделать по дому: стирка, уборка, множество других занятий. Но идея провести весь день взаперти, не имея ничего, кроме мыслей в голове, звучит так непривлекательно.
С кофе в руке я проскальзываю обратно в спальню и беру телефон с зарядного устройства.
Увидимся в одиннадцать. C. х
Глава 11
Скарлет
Холодный ветер врывается в окна мустанга Джастина, мои волосы развеваются вокруг лица. Снаружи солнечно, небо ярко-голубое и кристально чистое. Мы с Коди одеты в самые толстые куртки, и хотя на улице немного прохладно, воздух приятно щекочет кожу. Рука Джастина удобно лежит на рычаге переключения передач рядом со мной, его длинные пальцы сгибаются, когда он переключает движение. Я не знаю, что такого особенного в его руках, или предплечьях и кистях, но мысль о том, чтобы протянуть руку и коснуться его, посылает теплую волну через мое тело и волну желания глубоко в живот.
Не могу поверить, что одной мысли о том, чтобы взять его за руку, достаточно, для того, чтобы мое сердце забилось быстрее. Я на работе постоянно касаюсь людей, но не могу вспомнить, когда в последний раз я так хотела прикосновения.
Не обращая внимания, Джастин сидит на водительском сиденье, а я смотрю в окно со стороны пассажира, задаваясь вопросом, каково будет чувствовать прикосновение его пальцев к моей коже.
Как он пахнет.
Какие его губы на вкус.
— Прости, что уснул прошлой ночью, — говорит он, глядя на мои руки, лежащие на коленях.
Мои щеки горят, когда он смотрит на меня, и будто меня поймали за чем-то постыдным, словно все мои чувства написаны на лице.
— Ты шутишь? — успеваю сказать я, пытаясь сморгнуть неуместные образы с моих глаз. — Не извиняйся. Этот диван такой неудобный, что мне кажется, я должна извиниться перед тобой.
Джастин лениво пожимает плечами.
— Все не так плохо.
— Ты действительно выглядел так, будто тебе удобно, — признаю я, вспоминая его длинную, худощавую фигуру, растянувшуюся на моем диване.
Его губы растягиваются в едва заметной улыбке, и он смеется.
— Я спал в местах и похуже.
— И все же, — добавляю я. — Мне жаль, что тебе пришлось спать на моем дерьмовом диване, когда ты можешь быть в своей постели, — я смотрю на Коди, сидящего сзади и наблюдающего за проносящимся мимо миром. — Серьезно. Дай знать, когда тебе понадобится выходной. Эйзади не против сидеть с ним.
Джастин кивает, постукивая пальцами в такт музыке, играющей по радио.
— Ты уже говорила.
— Я знаю, — говорю я, наклоняясь вперед, чтобы согреть пальцы перед вентиляционными отверстиями обогревателя. — Мне кажется неправильным, что ты присматриваешь за Коди каждые выходные.
Джастин смотрит на меня, когда машина останавливается у знака «Стоп», его карие глаза скрыты за темными очками.
— Если я скажу, что подумаю об этом, ты будешь счастлива?
Я улыбаюсь.
— Да.
Удовлетворенно кивнув, он поворачивается к дороге, и машина катится вперед.
— Хорошо.
Я пришла к выводу, что Джастин не многословен. Он говорит, когда хочет, и тщательно обдумывает то, что говорит, как будто каждое слово может стоить ему чего-то. Но, как бы малы и далеки ни были его слова, я поняла, что цепляюсь за каждую фразу, желая большего.
