Я не спрашиваю его, куда мы идем, и что будем делать. Достаточно запаха чистого свежего воздуха, смешанного с удовольствием от пребывания в его компании.
Мы проводим утро разъезжая по городу. Джастин везет нас через промышленные зоны, давит на педаль до упора, заставляя Коди хихикать, когда двигатель ревет, а ветер хлещет в окна. Мы спускаемся к докам, где в ожидании погрузки стоят огромные контейнеровозы, и даже выходим на пляж, где Коди, Джастин и я гуляем по пустынному пирсу.
— Парнишке нужно подстричься, — говорит он, указывая на Коди, который гоняется за чайками прямо перед нами. Ветер растрепал его волосы. Они вьются у него над ушами и на затылке, и ему все время приходится смахивать их с глаз, но они снова падают.
— Обычно я делаю это сама, но я так занята, — Коди смеется, когда группа чаек хлопает крыльями и каркает, взлетая вокруг него. Ветер усиливается, я закутываюсь в куртку и натягиваю капюшон на голову. — Он ненавидит парикмахеров. Он так волнуется, начинает кричать, как будто его пытают…
— Ну… я знаю одного парня, — размышляет Джастин, потирая рукой подбородок.
— Ну уж нет…
Он так близко, что я чувствую, как его рука скользит по моей, когда он засовывает руки в карманы джинсов.
— Ты доверяешь мне, верно?
Повернувшись, я смотрю на него из-под капюшона, отбрасывая волосы, которые хлещут меня по лицу. Его лицо непроницаемо, глаза, которые обычно так выразительны, все еще скрыты за темными очками.
— Я доверяю тебе.
Он улыбается, уголки его рта подергиваются, и я могу сказать, что он подавляет настоящую улыбку, такую, которая может расцвести во что-то взрывоопасное.
— Тогда я знаю одного парня.
***
Если это вообще возможно, у парикмахера больше тату, чем у Джастина. Между костяшками пальцев и линией подбородка нет ни единой полоски чистой кожи; все это огромная мешанина цвета и оттенков, которая покрывает каждый дюйм. Он улыбается и смотрит на нас с Джастином, потом на Коди и обратно.
Он выглядит в равной степени смущенным и удивленным, и не понимает, как мы с Коди здесь оказались.
— Так вот куда ты теперь приводишь своих подружек? — он шутит, протягивая руку, чтобы пожать Джастину. Мне приходится скрывать улыбку, когда Джастин стреляет в парня взглядом. Когда я оглядываюсь, на щеках Джастина появляется легкий румянец, и он качает головой, выглядя немного неловко.
— Малышу нужно подстричься, — говорит он, указывая на Коди, который смотрит на парня в чернилах широко раскрытыми глазами.
Парикмахер протягивает мне руку. Его рукопожатие крепкое, глаза блестят, и я не упускаю от внимания то, как он пожимает мне руку.
— Вы пришли по адресу. Я Сет.
— Скарлет.
Сет наклоняется на уровень Коди.
— Как тебя зовут, малыш?
Я чувствую, как рука Коди сжимает мою ногу, он встает позади меня, используя мое бедро, чтобы защитить свое лицо.
— Это Коди, — отвечаю я, кладя руку на его белокурую голову.
— Коди любит Мстителей, — говорит Джастин, и глаза Сета загораются.
— Ах, вот как?
Может быть, это накидка с суперменом или татуировка Капитана Америки на его руке, но Сет не только умудряется усадить Коди в кресло без единой слезы, но, когда он стрижет ему удается заставить его сидеть спокойно и даже смеяться.
— Он хороший, — говорю я, слегка удивленная, наблюдая, как Сет работает, иногда останавливаясь, чтобы поговорить о супергероях с моим сыном.
— Он единственный, кому я позволяю трогать свои волосы, — говорит Джастин.
Я смотрю на его волосы. Я не часто вижу их, так как обычно они скрыты под кепкой или капюшоном.
— Ты не производишь впечатление парня, который только и думает о своих волосах.
Он искоса смотрит на меня и почти смущенно проводит руками по голове. Этот жест заставляет меня улыбнуться.
— Я не думаю только о них.
Я смеюсь, и он тянется, чтобы натянуть шерстяную шапочку мне на глаза.
— Я не говорила, что это плохо, — хихикаю я, убирая волосы с лица и поправляя шапку. — Ты просто не похож на парня, который тратит час на укладку волос по утрам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Одну вещь я понял о Джастине, — говорит Сет, которого я даже не сразу заметила. — Не смей говорить о его машине, тату или волосах. Он становится немного обидчивым.
Джастин корчит гримасу.
Смех Сета гремит по парикмахерской, когда Джастин скрещивает руки на груди.
— Видишь? — говорит он мне, кивая головой в его сторону. — Обиделся.
Я одариваю его заговорщической улыбкой.
— Постараюсь запомнить. Сколько я тебе должна?
Он фыркает и машет рукой в воздухе.
— Нисколько.
— Нет, Сет. Ты уверен?
— Конечно, — говорит он. — Просто пообещай, что больше никогда не подойдешь к тому чуваку с ножницами, хорошо?
Я смеюсь, но все равно обещаю. В конце концов, я настаиваю, чтобы мы купили Коди средство для волос, чтобы он мог уложить их так, как подсказал Сет. Он не дает мне ему заплатить, так что я убираю деньги обратно в кошелек.
Коди проверяет свое отражение в каждой отражающей поверхности, мимо которой мы проходим на обратном пути к машине, маленькая сумка с нашими покупками болтается у него под пальцами.
— Ребята, вы голодны? — спрашивает Джастин, придерживая для меня дверь, чтобы я могла пристегнуть Коди к креслу.
Я выпрямляюсь, и Джастин закрывает дверь.
— Тебе разве не нужно куда-то идти? Полдень воскресенья.
Он хмурится, между бровями появляется морщинка.
— Куда, например?
Я пожимаю плечами.
— Семейный обед, или церковь, или… я не знаю.
— Это просто пицца, Скарлет, — говорит он, открывая мне дверь. — Если бы мне нужно было быть в другом месте, я был бы там.
***
— Могу я задать тебе вопрос? — спрашиваю я, ковыряя в тарелке остатки пиццы.
Джастин медленно жует, и я вижу сомнение в его глазах. Но сегодня мне все равно. Если я иду сломя голову, то так тому и быть.
Он вытирает пальцы салфеткой и кивает.
— Сколько тебе лет?
— Это ты хотела спросить? — спрашивает он со смехом. — Мне двадцать восемь.
— Ты здесь вырос?
— Недалеко отсюда.
У меня в голове вертятся тысячи вопросов, один за другим, но он опережает меня.
— Когда у тебя день рождения?
— В сентябре. Мне будет двадцать четыре, — отвечаю я.
— А Коди?
— Через две недели ему исполнится пять.
— Какие планы?
— Ничего экстравагантного, — отвечаю я. — Он хочет торт с динозаврами, и я думаю, что у меня хватит денег, чтобы купить ему велосипед.
— Никаких родственников не будет? — спрашивает он, помешивая соломинку в содовой.
Моя нога касается бедра Джастина, когда я закидываю ее на другую.
— Нет. Как я уже сказала — здесь только мы.
Он хочет что-то сказать. Я знаю, что хочет. Он хочет что-то сказать, но не скажет.
— Просто спроси, — говорю я, толкая его бедро коленом.
Он колеблется еще немного, но потом напряжение покидает его мышцы, и он вздыхает, наклоняясь немного вперед, достаточно близко, чтобы я могла почувствовать тепло его руки рядом со своей.
— Что случилось с отцом Коди?
— Он в тюрьме.
— Почему?
Я фыркаю.
— Наркотики, воровство, нападение с применением смертоносного оружия — и это еще не все.
Брови Джастина поднимаются.
— Коди его помнит?
— Не могу сказать точно. Он знает, что у него есть отец, но я не думаю, что он сможет опознать его.
— Ты не боишься, что он будет искать его, когда выйдет из тюрьмы?
Скомкав салфетку, я качаю головой.
— Сначала он должен найти нас. Так или иначе, он отказался от родительских прав, когда Коди было полтора года.
Я поражена, как легко говорить об этом. С Джастином, сидящим рядом со мной, есть отчетливое чужое чувство, как будто все это случилось с кем-то другим.
— Значит, нет… — глаза Джастина сужаются. — Как его зовут?
— Эрик.
— Ни братьев, ни сестер?
Я качаю головой.
— И никаких близких родственников.
