видеть твое личико.
Я подалась к экрану.
– Я по тебе соскучилась. У меня ощущение, что мы сто лет не общались.
– Это из-за меня. На работе завал, а потом я все в зал ходил. Как ты там? Как тебе твоя будущая мачеха?
– Очень милая. И вовсю старается узнать меня получше.
– Здорово. Говорил же, все будет хорошо. Тревожность не мучает?
– На самом деле нет, совсем нет. Мне тут нравится – и мы все время едим. Еда тут потрясающая!
– Один мой друг, как приехал из Индии, бредил тамошней уличной едой.
– Уличную еду я еще особо не пробовала. Только кулфи – индийское мороженое. И знаешь, когда я его ела, опять произошло то же самое.
– Ты о чем?
– Когда я попробовала кулфи, то вспомнила, как в детстве ела его и уронила на землю. А какой-то мальчик отдал мне свое. Наверное, мы с ним были знакомы.
– Правда?
– Ага! А папа с Умой как-то так странно отреагировали. Как будто ничуть не обрадовались… – Я осеклась. У Райана было такое выражение, словно я говорила про исцеляющие кристаллы или иглоукалывание. – Ты мне не веришь?
– В жизни ни о чем подобном не слышал.
– Прочти ты такое в каком-нибудь журнале по психологии, даже не поморщился бы, а как я рассказываю, сразу впадаешь в скептицизм.
Он заерзал на стуле.
– Ну ладно, малыш. Ладно, я тебе верю. Меня просто волнует…
– Что волнует?
– Не хочу, чтобы ты себе слишком много надумала, а потом расстраивалась, если ничего больше не вспомнишь. А вот это все про твоего папу и Уму – уверен, это тебе так просто кажется из-за повышенной тревожности.
– Хочешь сказать, у меня паранойя?
Он вздохнул:
– Я не это имел в виду. Просто хочу, чтобы ты получала удовольствие от поездки.
– А я и собираюсь, – огрызнулась я.
Мы оба замолчали. В голове у меня начинало гудеть. Я так радовалась его звонку, но разговор складывался совершенно иначе, чем я рассчитывала, вышел из-под контроля и грозил вот-вот обернуться ссорой, после которой ни один из нас не сможет и вспомнить толком, с чего началось. Надо выруливать обратно в безопасное русло.
– А как там Арктика? – спросила я.
– Вчера снова было потрясающее северное сияние. А в город, говорят, забредал белый медведь. Я сам его, к сожалению, не видел.
– Вот и хорошо. Не хотелось бы, чтобы тебя задрали насмерть, пока я в отъезде.
Райан засмеялся.
– Не волнуйся, когда ты вернешься, я все еще буду тут. Какие у вас планы на Рождество?
– Не знаю. Мы еще не обсуждали.
– Ты ведь помнишь, что оно уже завтра? Мы всю неделю готовимся.
– Мы?
– Мы с Астрид. Традиционный норвежский рождественский ужин, потом ночное катание на снегоходах. А потом вечеринка.
Он говорил с таким энтузиазмом, что у меня внутри что-то сжалось.
– Бьорн тоже с вами, да?
– Нет. Он на Рождество уехал домой. Вернется, кажется, через пару дней после тебя.
– Так что, вы просто вдвоем?
– Не, еще народ будет: несколько ее знакомых, несколько человек из лаборатории и бог знает кто там на еще.
– А, хорошо. Весело, наверное, будет.
– Ага. Так и задумано. Хотя с тобой было бы куда веселее.
Он улыбнулся, а мне вдруг страшно захотелось быть там сейчас с ним.
– Ладно, слушай. Мне надо бежать. Ничего?
– Конечно, ничего. Но мы ведь скоро еще поболтаем?
– Само собой. – Он послал мне воздушный поцелуй.
Когда он разъединился, я вдруг задумалась, куда это он так торопится. В зал, наверное. Но когда я проверила по Интернету, оказалось, что в канун Рождества спортзал закрыт. Может, Райан встречался с кем-нибудь выпить. Или, хуже того, предпочитал сидеть в комнате в одиночестве, чем говорить со мной. От Бангалора до Лонгйира 4594,19 мили – но мне вдруг показалось, что куда больше.
Услышав взрывы хохота из гостиной, я пошлепала по коридору посмотреть, в чем дело. Папа завернулся в отрез полупрозрачной ткани, и они с Умой так и покатывались со смеху. При моем появлении оба замерли и уставились на меня, точно напроказившие дети.
– Я тут примерил свадебный наряд Умы, – пояснил папа, торопливо выпутываясь из ткани.
Немногие оставшиеся у него волосы стояли дыбом, Ума ласково пригладила их.
– Тебе идет, – сказала я.
– Солнышко, с тобой все в порядке?
– Ага, я разговаривала с Райаном.
– Вы не поссорились? – спросила Ума.
Я покачала головой:
– Все отлично. Я в полном порядке.
Наверное, Райан прав. Это во мне говорит тревожность – вот я и выдумываю лишнее, анализируя их реакцию и его.
15
По дороге домой с какого-то очередного околосвадебного дела мы застряли в еле ползущей пробке и проторчали в ней, как мне показалось, несколько часов. Кондиционер в машине Умы не работал, так что я опустила окна и вдохнула полную грудь теплого, пронизанного мелкими пылинками воздуха. По крайней мере, вокруг было на что посмотреть. Какая-то женщина в бурке проехала перед нами на велосипеде прямо на красный свет, чудом не попав под поток текущего на нее транспорта. Совсем рядом со мной колыхался под тяжестью семейства из четырех человек хрупкий мотоциклетик. На тротуаре вокруг чайного прилавка толпились мужчины с картонными стаканчиками и сигаретами в руках, а школьники выстроились в очередь к уличному торговцу, который продавал чаат из жестяного ведерка. Мне было даже стыдно, что я смотрю на место, когда-то бывшее моим домом, глазами иностранца и нахожу отличия, а не сходства. Сколько требуется, чтобы незнакомое снова сделалось знакомым? Или разорванную связь уже не восстановить?
Я совершенно не представляла, как могла бы вписаться в этот лихорадочный, бурно разрастающийся город. Я постоянно ощущала на себе чужие взгляды. И что бы там ни говорила Нина, что, мол, Индия – страна с высококонтактной культурой, под этими взглядами мне было постоянно неловко. Вот по чему типично английскому я скучаю больше всего, внезапно поняла я, – по отсутствию любопытных взглядов. Там я могла провести целый день – ходить за покупками, ехать на автобусе на работу, – не привлекая к себе ни малейшего внимания, просто потому что я знала, как все устроено. По крайней мере, почти всегда.
И все равно сюда стоило приезжать – хотя бы ради одной только еды. Перекусы, которые мы покупали на ходу между бесконечными портными, флористами и поставщиками, становились для меня самыми яркими впечатлениями дня. Сегодня, например, мы взяли у торговца на углу кокосы. Огромные, зеленые, до краев полные жидкостью – свежей-свежей, почти искрящейся. А когда мы ее выпили, торговец разрубил орехи напополам, чтобы нам удобнее было выскребать ложками нежную, вязкую мякоть.
