и доску для резки. Я снова заглянула в рецепт – там требовался мелко нарезанный лук, зеленый перец чили и свежий кориандр. Скороварка выпустила пар во второй раз, и Ума сняла ее с огня. Подцепив деревянной ложкой крышку, она спустила давление, а потом слила воду и растолкла картошку в пюре.
– Вот.
Я добавила туда лук, чили и кориандр.
– Приправить солью и амчуром, – прочитала я. – Амчуром?
– Порошок из сушеного манго. Тайный ингредиент твоей мамы.
Когда я закончила, Ума достала выстоявшееся тесто.
– Раскатать тесто на кружки. На середину положить начинку. Сложить. Тоненько раскатать, – прочитала я.
– Смотри, я тебе покажу. Так будет проще.
Она оторвала кусочек теста и раскатала в кружок толщиной в пару миллиметров. Положила на серединку ложку пюре, а потом завернула тесто сразу с четырех сторон и плотно защипнула. Получился аккуратный толстенький квадратик с картофельной начинкой, который она раскатала заново.
– Твоя очередь.
В исполнении Умы это казалось проще простого. Но когда я попробовала повторить, тесто у меня порвалось, а начинка высыпалась. Я чувствовала себя, как когда только начинала учиться готовить – словно бы все годы практики вдруг взяли и растаяли без следа.
– Попробуй еще, – сказала Ума.
Вторая моя попытка вышла не лучше, зато третья уже туда-сюда, хотя лепешка все равно получилась толще и комковатее, чем у Умы, которая за это время успела сделать три идеальных парати.
– С тех пор как твоя мама меня научила, я их пеку раз в месяц, а то и чаще.
Через несколько минут мы навертели лепешек на ужин с запасом. Ума нагрела большую плоскую сковородку-таву, положила на раскаленную поверхность парати и смазала бока и верх маслом. От жара тесто начало пузыриться. Ума перевернула лепешку голой рукой и повернулась к холодильнику.
– Маринад, творог и гхи, – сказала она, выкладывая это все на стойку.
При виде пластикового лоточка с гхи меня кольнула странная ностальгия. Наверное, в моем детстве у нас такое тоже было. Вкуса я не помнила. Надо думать, похоже на масло. Когда Ума отвернулась к плите, я обмакнула ложку в вязкую желтую субстанцию. Она оказалась восхитительно ароматной, зернистой и чуточку маслянистой, растекающейся по нёбу.
Я сижу на краешке столешницы на кухне с красно-белыми шкафчиками. Полки уставлены пряностями и керамическими тарелками. У плиты стоит женщина с красным родимым пятном на щеке. На стойке рядом со мной большая банка с гхи. Я торопливо сую в рот полную ложку. Потом вторую, третью… Женщина поворачивается и видит меня, рот ее округляется от удивления. Она вырывает у меня банку.
Я поразилась четкости и ясности этого воспоминания. Кто эта женщина с родимым пятном? На всех виденных мной фотографиях у мамы никаких пятен на лице не было. Может, она научилась замазывать тональником или всегда поворачивалась к камере другим боком.
– У мамы было родимое пятно? – спросила я Уму.
Она повернулась ко мне:
– Нет. Зато у ее служанки было.
– Ой.
Я постаралась сдержать разочарование. Почему я увидела не маму? Видимо, воспоминания – это тебе не автобусы, которые довозят ровно туда, куда ты хотел.
– Что ты вспомнила? – спросила Ума.
– Как сижу на кухонной стойке и ем гхи. Служанка делала парати. Вот странно, а я-то думала, обычно у нас готовила мама.
– Когда могла.
– Ты о чем? Я думала, она не работала?
– Совершенно верно.
Чем же она занималась весь день, хотелось спросить мне. Неужели присмотр за мной был полноценной работой?
Входная дверь открылась, Ума дернулась от неожиданности. Через несколько секунд папа вошел на кухню.
– Парати? Обожаю.
– Сейчас тебе положу, – сказала Ума.
Она тут же начала болтать с папой и чуть громче необходимого смеяться его несмешным шуткам. Словно нарочно не оставляя мне возможности вмешаться в разговор и рассказать о произошедшем. Странная реакция Умы совершенно выбила меня из колеи.
– Майя, ты есть будешь? – спросил папа.
– Сперва зайду в ванную.
Громко топая, я прошла в свою комнату, а потом развернулась, на цыпочках вернулась обратно в коридор и остановилась за углом, откуда меня не было видно с кухни.
– Опять то же самое. Теперь она вспомнила служанку, – приглушенным голосом сказала Ума.
– Зачем ты дала ей готовить по рецепту Рену?
– Не смогла отвертеться. Ну и потом, она тут много всего разного ела, а воспоминания возвращались всего пару раз.
– Пока.
– Если ты так переживаешь, скажи ей.
– У нее сейчас в жизни и без того всяких перемен хватает, очень боюсь, как это на нее повлияет.
– Чем дольше ты тянешь…
– Давай потом поговорим, она вот-вот вернется.
Я торопливо прокралась обратно в ванную и спустила воду, чтобы им в кухне было слышно. От подслушивания ответов на мои вопросы у меня больше не стало, зато самих вопросов поприбавилось. От чего папа пытается меня защищать? Так странно было думать, что ответ кроется где-то в чернильных глубинах моего подсознания. Так близко – и так недоступно далеко.
16
Саджи и Тереса когда-то жили в том же доме, где и мама с папой, и Ума со своим мужем. Теперь у них был свой просторный дом с высокими стальными воротами и охранником на входе. В гостиной, куда нас провели, сразу же бросалась в глаза изысканная резная мебель, расшитые подушки и золотые распятия.
– Выпьешь что-нибудь? – спросил меня Саджи.
– А что у вас есть?
– На выбор: виски, вино, пиво, водка, джин…
– Джин с тоником, пожалуйста.
Джин был такой крепости, что обжигал рот, но я даже не поморщилась. Может, хоть меньше буду переживать, слушая рассказы о напрочь забытой странице моей жизни.
– У меня была квартира посередине, – сказала Ума. – Твои родители и Саджи с Тересой приходили к нам выпить в компании, а тебя, Джобина и его старшую сестру оставляли спать – так мы бы услышали, если кто-то из вас проснется.
– Такие были чудесные вечера, – добавила Тереса.
– Помните, как Амит зашел да так и остался? С виски? – спросил Саджи.
Все дружно заверили, что помнят, но Саджи все равно принялся рассказывать – «для Майи», пояснил он. Тереса закатила глаза. По ходу истории я поняла, что ее реакция более чем оправданна. Сколько часов она провела, слушая, как ее муж на вечеринках несет скучный вздор?
– Майя, а как тебе Арктика? – внезапно спросила Тереса.
Все уставились на меня.
– Я там готовлю для одной туркомпании.
– И сама ходишь в экспедиции?
– Слава богу, нет. На улице сейчас минус двадцать. И круглосуточная темнота.
– Молодец, Майя! – прогудел Саджи. – Сиди дома, в тепле.
Однако Тереса нахмурилась:
– Звучит просто ужасно. Может, тебе поискать работу
