Лола.
При одной мысли о ней, при одном повторении ее имени у него увлажнялись ладони, а на шее сзади появлялись маленькие капельки пота. В мешковатых спортивных штанах засвербило, поэтому ему пришлось резко поднять голову и посмотреть на толстую девочку у окна, которая жевала картошку. Казалось, у нее постоянно открыт рот. Но это зрелище помогло Дуги справиться с эрекцией.
Нечасто женщины так действовали на Дуги. Пока в его жизни таких было только две. И он проделал больший путь с этой, чем кто-либо раньше до него.
Он до сих пор помнил, какой шок испытал, когда увидел ее в первый раз. Она села рядом с ним в баре, устало вздохнула и попросила виски с содовой. Он уловил слабый акцент, словно английский не был ее родным языком. Она сидела, отвернувшись от него, одетая в леопардовую курточку и джинсы в обтяжку с поясом ниже талии. Золотисто-каштановые локоны были раскиданы по плечам. Снизу торчали острые каблучки — она обвила ногами ножку барного табурета. Кожа на лице оказалась почти такого же цвета, как волосы, золотисто-коричневой. Вероятно, в ней была намешана разная кровь. На мгновение перед тем, как девушка повернула голову, Дуги показалось, что он знает, как она выглядит. По его мнению, она должна была походить на «перчинку» Мелани Браун[19]. У нее должно быть открытое лицо, красивое и немного недовольное. Может, на переносице есть несколько веснушек.
Но когда она все-таки повернулась, у нее изо рта свисала сигарета, а длинные пальцы сжимали невысокий толстый стакан с янтарной жидкостью. Ее нельзя было описать тривиальным словом «красивая».
Зеленые, как изумруды глаза уставились на него из-под тяжелых век, украшенных самыми длинными темными ресницами, которые он когда-либо видел. Кожа у нее была безупречной, цвета виски в стакане, и излучала какое-то опьяняющее или одурманивающее сияние.
На секунду Дуги вернулся на много лет назад в зал в Эдинбурге. Там собирались студенты, изучающие искусствоведение или художественное мастерство. Между столами лежали длинные узкие дорожки, горели лампы с абажурами из искусственного шелка, а на стене висела картина с изображением Марлен Дитрих в «Голубом ангеле». Девушка странно напоминала Марлен. Марлен с африканской кровью. Черного ангела.
Девушка вынула сигарету изо рта, и ее красные губы шевельнулись.
— Огонька не найдется? — спросила она. Зеленые глаза блестели и неотрывно смотрели в карие глаза Дуги. На ее идеальных губах то появлялась, то исчезала улыбка.
Дуги стал рыться в кармане на рукаве куртки в поисках зажигалки, а потом щелкнул ею дрожащими пальцами. Черный ангел глубоко вдохнул дым, опустил веки бронзового цвета и какое-то время держал дым внутри себя, потом выдохнул его ровной струей.
Длинные ресницы распахнулись, и девушка подняла стакан.
— За ваше здоровье! — сказала она, и Дуги снова уловил акцент в речи. Он сходит с ума, или она даже и говорит, как Марлен Дитрих? — Ах! — воскликнула девушка, откидывая назад копну курчавых волос. — Так хорошо, когда рабочий день заканчивается!
— Я выпью за это, — заявил Дуги.
У него возникло ощущение, будто язык стал слишком большим для рта, пальцы слишком большими для рук, и весь он — слишком громоздким и неловким. Дуги выпил половину пинты заказанного пива, чтобы попытаться хоть немного взять себя в руки. Нужно было как-то избавляться от этого странного чувства, подобное которому он испытывал только в подростковом возрасте. Оно могло парализовать его прямо под завораживающим взглядом зеленых глаз.
Ей было забавно.
— А где вы работаете? — спросила она.
Дуги ответил, как обычно:
— Ну, знаете ли, я занимаюсь разными вещами. То одним, то другим…
Ей понравился его ответ, поэтому она продолжила разговор. Она рассказала ему все о месте своей работы. Говорила она прокуренным голосом, лаконично, но растягивая гласные. Она трудилась в одном из ночных клубов на улице Олд-Комптон, из тех, цель которых — обдирать туристов.
— Он называется «Венера в мехах», — сообщила девушка Дуги. — Бред собачий, правда?
Он задумался, не из Хорватии ли она. Или, может, из Сербии? Предполагалось, что большинство девушек, которые теперь появляются в Сохо, украдены из бывшей Югославии.
Овал ее лица, скулы и разрез зеленых глаз казались славянскими. Но как такое может быть? Дуги считал, что в Восточной Европе почти нет чернокожих. И он не мог представить, что у кого-то хватило смелости украсть эту девушку. Может, она здесь совсем по другой причине. У него в сознании проносились различные образы. Шпионские фильмы, контрольно-пропускной пункт «Чарли», холодная война[20]. Он слушал голос девушки, возбуждаясь от акцента и не задумываясь о значении произносимых слов.
Наконец где-то перед рассветом она подняла палец и нежно провела по подбородку Дуги снизу, словно очерчивая его.
— Ты мне нравишься, Дуги, — она улыбнулась. — Мы еще увидимся?
На самом деле Дуги не любил зависать в питейных заведениях. Он зашел в этот клуб только потому, что ранее в этот вечер у него была назначена встреча в Сохо, а он просто терпеть не мог пабы, расположенные вокруг. В них всегда собиралось слишком много народу, было слишком шумно, все было на виду. Это место считалось одним из лучших. Тихое, старомодное, в такое не пойдет молодое поколение. В основном его посещали вышедшие в тираж актеры, которые грустили в тускло освещенном мире воспоминаний.
Этот клуб показал ему один немолодой гомосексуалист. Он был возлюбленным приятеля Дуги. Того приятеля обокрали — вынесли всю серебряную посуду, выполненную в стиле эпохи королевы Анны, и коллекцию черных пенсовых марок[21]. Виновным оказался корыстный молодой человек, которого приятель по глупости пригласил вечером к себе пропустить по стаканчику. Дуги удалось вернуть серебро, пока парень спал, отходя от выпитого на доходы с продажи марок.
Дуги нечасто приходил сюда. Наблюдая за девушкой, соскальзывающей с барного табурета и накидывающей короткую меховую курточку, он внезапно почувствовал, как у него все сжалось внутри, и заговорил:
— Подождите секундочку. Как вас зовут?
Она улыбнулась.
— Лола, — представилась девушка. — Увидимся, дорогой.
И она ушла.
На следующий вечер Дуги снова отправился в клуб.
Это было странно и непонятно, потому что он очень долго оставался один. Он считал, что его сердце превратилось в твердый, холодный камень, который никто не в состоянии растопить.
Он давно решил, что с его работой лучше ни к кому не привязываться. Из-за привязанностей можно допустить ошибку. Из-за привязанностей можно провалиться. Лучше, чтобы никто не знал его за пределами небольшого круга деловых контактов и клиентов, которых они приводят. Так безопаснее. В подростковом возрасте он провел полгода за решеткой. Тогда он был глупым, беспечным и неосторожным. Дуги дал себе клятву, что его больше никогда не поймают из-за этого.
Он думал обо всем этом, сидя у барной стойки. Он не знал, что здесь делает, просто каждый раз, когда звонил колокольчик при открывании входной двери, и новая группа людей спускалась по ступенькам, у него екало сердце. Лола приходила одна. Дуги предполагал, что о ней можно спросить у бармена, но это было бы не по-джентльменски. Он ведь не являлся постоянным клиентом заведения и не знал, как давно она сюда ходит после напряженного вечера «очищения карманов тупиц» под неоновыми лампами «Венеры в мехах».
Она спустилась по ступенькам в половине второго и направилась к нему. В уголках рта играла улыбка, и девушка явно была рада его видеть. Дуги стоило только раз взглянуть на ее длинные, голые, идеальные ноги, едва прикрытые кожаной мини-юбкой, — и он испытал те же ощущения, что и вчера. Как и вчера, на ней была короткая леопардовая курточка.
— Привет, Дуги! — воскликнула девушка.
Дуги почувствовал опьянение, какого не испытывал никогда раньше.
Лола постепенно рассказала ему о себе за стаканчиками виски с содовой, в которых позвякивал лед. Звучало очень интригующе.
По ее словам, отец у нее был русский и раньше служил в КГБ. После краха коммунизма ему удалось создать собственную империю, торгующую электронными товарами. Он был бандитом, но очаровательным. Он назвал ее в честь героини одной из книг Рэймонда Чандлера, которую читал еще подростком. Эту книгу в их страну ввозили контрабандным путем.
У них было много денег, но отец оказался очень строгим родителем. Он заставлял дочь напряженно учиться и никогда не позволял ходить на вечеринки. Между ним и матерью не существовало никакой эмоциональной связи.
Ее мать была сомалийкой, что казалось странным. Лола не знала, как они познакомились, но у нее имелись определенные подозрения. Вполне возможно, отец выкупил мать из фактического рабства в одном из московских борделей. Мать всегда заявляла, что является принцессой, но она сильно пила, так во что было верить Лоле? Определенно мать была красива. Красива и суеверна. Она постоянно раскладывала колоду странных карт и гадала по чайным листьям. Возможно, она владела черной магией, но так никогда и не выучила русский язык — вероятно, просто не хотела. Поэтому Лола выросла двуязычной в большой пустой квартире в Москве.
