в версиях ему было недосуг. Он ещё раз посмотрел на кухонную дверь, но уже с отвращением, и решительно встал из-за стола. Немного пошатываясь над чудодейственным холодцом, и проковыряв жирную верхнюю пленку пальцем, а затем, облизав её, наш герой почти боком, почти пританцовывая от страха, направился туда, куда исчезли высокопоставленные чиновники.
– Ну я же не девчонка, ну я же не девчонка! – повторял пред-сорокалетний Иван Петевич и «раком вдоль бараков», но всё же приближался к заколдованной двери.
Вот она, дверная ручка и свежевыкрашенная серой краской дверь, всё ещё пахнущая краской. И тишина, прямо-таки космическая многообещающая тишина.
Но бывают в жизни такие моменты, когда человек попадает в некую запутанную ситуацию, и он не то чтобы не видит выхода из неё (выход то как раз есть всегда, даже летальный – как бы дико это ни звучало), а настолько запутался в себе и в своем мироощущении, что в какой-то момент на него накатывает такое гипертрофированное Равнодушие к жизни и ко всему происходящему вокруг, что человек решается на поступки, в которые пуститься повседневное и обычное Неравнодушие ему бы не позволило.
И вот примерно через пять минут, когда месье Равнодушие в душе Водкина-Безделкина достигло своего критического максимума и уже готовилось пойти на спад, отчаянный Мужик (живущий внутри Ивана) потянул на себя ту самую злополучную дверную ручку.
Кромешная темнота вырвалась из комнаты и остановилась на пороге, дальше кухни она идти не захотела. Темнота и Водкин помолчали, всматриваясь друг в друга, покряхтели, помычали и сделали шаг навстречу друг другу. Вернее, шаг сделал человек, а темнота просто стала чуток светлее. Иван вгляделся внутрь полутемной комнаты: кафельный пол отсвечивал ворвавшимся из столовой светом, виднелись очертания больших общепитовских плит, вытяжек над ними, целый ряд моек и прочей кухонной утвари, включая огромные кастрюли и уже различимую посуду на полках и так далее. Со словами:
– Не так страшен черт, как его описывают в славянской прозе! – бедолага шагнул внутрь и осмотрелся.
Большое уличное окно приветственно кивнуло ему сияньем мелких звездочек и твёрдо дало понять:
– Уже стемнело, друг.
И друг вдруг понял:
– Это просто стемнело. А я то, дурак, испугался!
Иван Петевич расхрабрился и принялся шарить руками по стенам в поисках выключателя с большой надеждой в уме, что на кухне есть ещё хотя бы одна дверь, ведущая куда-нибудь, в которую наверняка и ушел Розгов с напарником подмышкой.
Иван нащупал выключатель и надавил на него. Яркий свет как-то уж очень легко и просто залил отсек для приготовления пищи. Иван зажмурился, а когда разожмурился, то побежался глазами по стенам, по полку и проемам, но дверей, ведущих куда-нибудь, не нашёл.
– Я так и знал! – воскликнул он с досадой, медленно сполз на пол, прислонился спиной к холодильнику и застыл на долгое время в непонятной медитации.
Холодильник автоматически включился и еле-слышно задребезжал на долгих четыре минуты, а затем выключился, пообещав отдохнуть каких-то пятнадцать минут, включиться вновь на долгих четыре минуты, и так цикл за циклом, снова и снова, опять и опять. Так прошло полночи. А потом Иван очнулся.
– Нет, ну это невыносимо! – воскликнул он и кряхтя поднялся, ещё раз огляделся, и инстинктивно открыл холодильник.
Нет, Розгов там не прятался, и даже трупом Шаньги оттуда ни несло.
– Странно, – подумал писатель и рассмотрел содержимое холодильника.
А вот внутри его ждал приятный сюрприз: тугобрюхий исполин, ростом под потолок, сверху донизу был забит непортящимися продуктами – солониной, бужениной, сырокопчеными колбасами. У писателя отлегло от сердца, он закрыл «погребок» и дообследовал помещение.
Сразу за холодильником стояли две морозильные камеры: в одной хранилось мясо и сливочное масло в полиэтиленовых пакетах, а в другой разноцветная лесная свежезамороженная ягода всевозможных видов. Из всего, что там было, Иван больше половины не пробовал, а посему захлопнул морозилку и побрел далее по кругу.
На пути он встретил микроволновку, хлебопечку, кофеварку, чайник, сковородки и прочее, прочее, прочее. А на полу бутылки растительного масла, мешки с мукой, картошкой, капустой, тыквой, кабачками и кедровыми орехами. На стене гордо висели сушеные грибы, лук, чеснок и амурское разнотравье. Причём каждый пучок сухостоя был подписан: «от желудка», «от похмелья», «от колик в печени», «от мигрени», «седативное» и так далее.
И тут мужчина понял сразу две очень важные вещи: 1) кухня – это центр его заточения, 2) и скорее всего его заточение надолго.
Нет, он привык жить одиночкой-бобылем и готовить себе сам, но не до такой же степени! Иван как-никак ещё и на работу ходил, а там, сами понимаете, люди, общение… и опять же, Светка Геновна. Иван постоял среди этого великолепия, подумал, покумекал и догадался:
– Пока я ни напишу эту чертову книгу, никто меня отсюда не заберет!
Да он в принципе уже и не хотел, чтобы его забирали. Госзаказ на бестселлер сладкой предвкушающей струйкой растекался по телу, план будущей книги сам собой полез в голову. И писателю срочно захотелось… кофе. Он подошёл к кофеварке, а та оказалась капсульной. Представляете, капсульной!
Главная особенность капсульных кофеварок заключается в использовании капсул для приготовления кофе. Конструкция подразумевает наличие отсека с прокалывающей поверхностью. Внутрь отсека закладывается капсула, и специальная игла прокалывает ее содержимое.
Бывший капсульный испытатель закрыл глаза, открыл и снова закрыл:
– Может быть, когда-нибудь потом я воспользуюсь этим мощным агрегатом?
Он с тоской посмотрел на груду лежащих на столе капсул с кофе, отвернулся и полез рыться на полках. Среди баночек, скляночек, пакетов и приправ, он нашёл растворимый кофе, кинул его на стол, взял в руки чайник и подошёл к раковине. Испытатель с опаской открыл кран, проверил воду на вкус, обмакнув в неё палец, а затем набрал жидкость в чайник, поставил его на стол и включил. И тут вдруг чайник заговорил, зашумел, забулькал:
– Чайник ты, Петров, чайник и есть!
– Я не Петров, – не согласился с ним Иван. – Я Петевич.
– Да какая разница, всё равно чайник!
– Чего это я чайник? – уже немного обиженно не согласился с ним Иван.
– А то! Все нормальные писатели в космос летают, а ты всё на запасном аэродроме сидишь!
Иван знал только одного писателя, летающего в космос, а вернее улетевшего и не вернувшегося, а именно Витю Олегича Пелевина. Но никто толком не знал, на какую планету улетел мэтр. Хотя, очевидно он был жив, так как регулярно отправлял космо-почтой рукописи своему литературному агенту, а тот перенаправлял их на улицу Дёрге, дом 1, издательство ЭСКИМО, прямо в компьютер Жеке Витявичу Коловратьеву. Но так ли
