Он смотрел на меня словно дикий волк, выжидающий удобного момента для нападения.
— Мы ж теперь, любимый, до конца дней с тобой в одной связке, — выплюнула я и отошла к столу, чтобы налить себе воды, — вместе и навсегда. Счастливое, твою мать, семейство!
В груди полыхал пожар, руки колотило крупной дрожью, графин отбывал звонкую дробь по краю стакана. Проклятье, похоже я только что подписала всем нам смертный приговор.
Краем глаза я заметила, как Кирилл стремительно метнулся в мою сторону, но не успела ничего предпринять. Он выбил у меня стакан, оттолкнул стене и вцепился мертвой хваткой за горло. Я перепугалась до потери пульса, начала вырываться, хрипеть, проваливаясь все глубже в бездонный взгляд голубых глаз и понимая, что этот конец. Воздуха не хватало, перед глазами начали клубиться черные тени, сознание заволакивала апатия.
— Хм, — ухмыльнулся он, продолжая крепко сжимать мою шею, не позволяя отвернуться, спрятаться, сбежать. Рассматривая меня, как забавную картинку в детской книжке, — знаешь, а такая ты мне нравишься больше, чем вечно ревущая тряпка. Пять баллов за смелось, девочка. Молодец, удивила.
Он разжал пальцы, отталкивая меня к стене. Я захрипела, схватилась за горло, пытаясь отдышаться, и в тот миг весь мой боевой настрой схлынул, будто его и не было.
— Отпусти меня, Кирилл. Пожалуйста. Я же не нужна тебе. Просто игрушка, которую ты используешь, чтобы позлить брата.
— В этом вся прелесть, дорогая Вероника, — он бесцеремонно сделал мне саечку.
— В чем? — я никак не могла понять, что движет этим чудовищем.
— В играх. Нет ничего приятнее, чем дергать за ниточки и наблюдать, как вы все корчитесь от боли. Порядок наведи, — кивнул на обломки телефона и осколки стакана, разбросанные по полу, — И жрать погрей. Я все еще голодный, как волк.
Глава 7
Полгода спустя
— Собирайся, в гости поедем, — с порога огорошил Кирилл.
— Куда еще? — я устало потерла поясницу и привалилась боком к стене. В последнее время ходить становилось все тяжелее. Хотелось прирасти к дивану и сползать с него только для того, чтобы доковылять до кухни и поесть. А уж о том, чтобы куда-то плестись вместе с любимым мужем — и речи не было.
— Ты еще не в курсе счастливых событий? — хмыкнул он, небрежно сбрасывая куртку.
Какие события?! Я последние две недели из дома не выхожу. Сижу в четырех стенах, ем зефир и грущу. Почти восемь месяцев — это вам ни хухры-мухры. Это живот, как барабан, отекшие ноги и походка аккуратного пингвина.
— Представляешь, братан-то мой на побывку приехал. Заскучал по родине.
Все это время я запрещала себе думать про Артура. Слишком больно, слишком обидно, слишком безрадостно и безнадежно. Я проиграла. Сама сломала, сама подставилась, сама расплачиваюсь. Смирилась со своей неудачей, спрятала свою боль за железными дверями и живу дальше. Как могу. Сконцентрировавшись на том, что у меня осталось.
Но слова Кирилла за одно мгновение ломают те заслоны, что я выстроила внутри себя в тщетных попытках защититься. И тут же из глубины поднимается паника. В висках стучит одна мысль
Он вернулся. Вернулся. Он снова рядом.
Мы снова дышим одним воздухом. Я снова его увижу. Прямо сегодня.
В груди клубится гремучая смесь радости и страха, желания спрятаться и потребности броситься к нему на шею. Снова упасть в пропасть, потому что отклика в любимых глазах не будет, или обрести крылья надежды.
Лучше бы он не возвращался. Я ведь уже успокоилась… Почти. А теперь все заново. Еще острее. Жестче. Ведь чувства никуда не делись, они сидят внутри, на цепи, которая дрожит от напряжения и вот-вот оборвется.
Интересно, а у него самого хоть что-то ко мне осталось? Хоть какие-нибудь отголоски тех чувств, которые нас когда-то сжигали дотла?
Ребенок в животе почувствовал, как я напряглась, и сильно пнул под ребра, напоминая о себе, о том, ради кого надо держаться.
— Я не пойду, — тихо сказала и покачала головой.
— Пойдешь! — уже из своей комнаты отозвался Кирилл, — Все семейство в сборе будет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А я тут причем?
— Ну как же? Ты — моя любимая жена, без которой и дня провести не могу, — ухмыльнулся Кирилл, показавшись на пороге. Он уже успел переодеться в домашнее, — так что будь добра причешись, надень какую-нибудь херню, в которой ты будешь выглядеть, как милый розовый беременный поросеночек. Достань из закромов блаженную улыбку и счастливый взгляд.
— Я не смогу, — упрямо покачала головой, — у меня плохо с улыбками. Тем более для тебя. Ты же знаешь.
— Знаю, дорогая, знаю. Но ты справишься, — дружески потрепал меня по щеке, — я в тебя верю. Заодно на Артура посмотришь. Соскучилась, наверное? Полюбуешься, голос послушаешь. Или что вы там женщины делаете, когда объект обожания рядом оказывается. Он, наверное, довольный, гордый как индюк придет. Может, даже Меленку с собой приведет. Или еще кого. В Европе-то знаешь, сколько невест? Одна краше другой, с образованиями, мозгами и стоячей грудью.
Мерзавец.
— Мне плевать.
— А мне кажется, что нет, — схватил меня за плечи и настойчиво развернул к зеркалу, — смотри, какая стала. Прям не узнать. Щеки покраснели, глаза заблестели. Ожила.
Ожила? Да у меня снова такое чувство, будто с меня шкуру пытаются снять и выпотрошить заживо!
Я сбросила с себя его руки и отошла.
— Кирилл, я не хочу ехать. Может, все-таки без меня? Соберетесь втроем, порадуетесь друг за друга, вспомните старые добрые времена.
— Это не обсуждается, — голос полоснул лютым холодом. Тот случай, когда спорить бесполезно, — собирайся. К семи едем к Демиду.
— Кирилл!
— Все! — резко отрубил он и ушел к себе, а буквально через пару минут я услышала, как он с кем-то болтает по телефону. Обсуждает какие-то планы, предстоящую встречу, материалы для работы.
Хоть я его и ненавидела всей душой, но не могла не признать, что гад этот чертовски умный и целеустремленный. У него постоянно были какие-то проекты помимо основной работы, созвоны, дедлайны и еще не пойми что. Я не испытывала особого желания вникать в его дела. Занималась тем, что важно для меня самой. А именно ребенком.
Беременность проходила совсем не так радужно, как бы мне хотелось. В три месяца я попала на сохранение и провела две недели в больнице. После этого Кирилл отправил меня на месяц в санаторий.
Помню, мама восторженно вздыхала, умиляясь тому, какой у меня заботливый и щедрый муж, и ей было совершенно невдомек, что я ему чертовски надоела и он просто хотел спровадить меня подальше. По той же причине он сам постоянно срывался в командировки. То на пару дней, то на неделю и больше.
В полгода я опять загремела в больницу и провела там еще больше времени, в тайне радуясь тому, что не надо возвращаться каждый день в опостылевший дом.
В общем трудностей было хоть отбавляй, особенно если учитывать какой упырь жил у меня под боком, но и плюсы были. Из-за здоровья мне категорически запретили вести половую жизнь, и Кир больше не делал попыток ко мне прикоснуться. Мне кажется, он даже своеобразно берег меня, опасаясь, что потеряю ребенка, и тогда у него не будет козыря в игре против Артура. Нечем будет хвастаться.
И вот Артур вернулся, и я с ужасом думала о том, что меня ждет этим вечером.
* * *
Всю дорогу я молча смотрела в окно, сжимая кулаки, пытаясь справиться с нарастающей дрожью. В голове стучало одно только имя.
Артур. Артур. Артур.
Полгода его не видела, а будто целая жизнь прошла. Как он? Изменился? Еще больше возмужал? Стал еще лучше, привлекательнее? Нашел себе невесту?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
От одной мысли об этом больно, и ребенок в животе начинал выделывать кренделя.
Какие могут быть претензии с моей стороны? Никаких. Я сама ношу под сердцем ребенка от его брата и не имею никаких прав на возмущение, но сердце заходится от тревоги.
Кирилл тоже был нервным и все время висел на телефоне. Что-то у него шло не по плану, какая-то заминка в большом проекте. А он чертовски не любил заминки, не любил, когда что-то шло не по плану.
