Скомкав бумажку, Иван бросил её на тумбочку.
Нет, понятное дело, такое вещи не надо воспринимать буквально, Григорий об этом предупреждал. Но и просто счесть шарлатанством — тоже как-то не получается, ведь магия в этом мире — научный факт.
Если гадание — не полная лажа…
Если оно действительно отражает некие реальные вещи — ситуацию с магическим фоном или что-то типа того…
То выходит, что этот фон потихоньку отторгает Ивана. Подаёт прозрачный намёк — вали туда, откуда приехал.
Ну а как ещё толковать эту хрень с билетом?
Да, такие вот пироги.
При том, что начиналось-то всё отлично. Дружелюбный мир, престижная должность, яркие впечатления, даже погода — как на заказ… И только потом пошли все эти мелкие ссоры, дрязги, загадочный тип под окнами…
Или всё-таки совпадение? Можно наплевать и забыть?
Он размышлял над этим, мрачно уставившись в потолок, пока в дверь не позвонили.
23
Представив себе очередную встречу с кем-нибудь вроде обозревателя или Александры Андреевны, Иван сделал вид, что ничего не слышал, и остался лежать. Звонок, однако, повторился, потом ещё раз. Пришедший, похоже, знал, что хозяин дома, и сдаваться не собирался.
Матюкнувшись, Иван пошёл открывать.
На пороге, опираясь на палку, ждал отставной главред-старичок:
— Я вам не помешал?
— Заходите… Что-то случилось?
— Бросьте, Иван Егорович. Что может в моей жизни случиться? На службу ходить не надо — сижу дома целыми днями, вожусь потихоньку с внуками… А вот у вас, я вижу, настроение не ахти?
— Э-э-э…
— Впрочем, я не для того пришёл, чтобы вас допрашивать. Наоборот, хочу поддержать по мере возможности. Вам сейчас непросто приходится…
— Всё у меня нормально, — буркнул Иван, приглашая гостя садиться.
— Не хотите в жилетку плакаться? Тоже правильно. Но коль уж я к вам доковылял, не откажитесь выслушать — много времени это не займёт, даю слово.
Обижать дедушку не хотелось, поэтому Иван подавил зевок и выжидательно воззрился на собеседника. Тот, усмехнувшись едва заметно, продолжил:
— Во-первых, напомню вам очень простую вещь. Вы не просто переехали в другой город, но и, простите за просторечие, бултыхнулись прямиком в магию. Это влияет и на эмоции в том числе. То есть, к примеру, если у вас хандра, то всерьёз и без дураков — такая, что запросто не отделаешься…
— Угу…
— И вот вы теперь прикидываете — а есть ли вообще хоть какая-нибудь причина, чтобы вам оставаться в этой дыре? Признайтесь, бродят такие мысли.
— Простите, — сказал Иван, — а нельзя ли…
— Побыстрее и поконкретнее? Можно, Иван Егорович, можно — я уже перехожу к сути. Так вот, эмоциональный всплеск, который вы в эти дни испытали, бесследно пройти не мог. Он обострил ваше восприятие — вы теперь к М-эффектам ещё чувствительнее. Понимаете, к чему я клоню?
Иван молча пожал плечами — сейчас ему меньше всего хотелось отслеживать логические цепочки. Гость спокойно сказал:
— Вы меня давеча про знаки расспрашивали. Ну так вот, имейте в виду — в вашем нынешнем состоянии крайне велика вероятность заметить один из них. Может даже, вы его уже видели, просто толком не осознали. То есть ждать осталось совсем недолго. Неужели не любопытно?
— Как вам сказать…
— А ничего говорить не надо — решать-то вам. Никто вас не заставляет слушать моё брюзжание…
Отставной редактор поднялся и, по-стариковски шаркая, прошёл к выходу. Уже у самой двери приостановился и обернулся:
— И, знаете, ещё напоследок… Не всё у вас с первым номером получилось, честно скажу. Многовато огрехов, шероховатостей всяких — не буду сейчас вдаваться в детали. Но газету я читал с интересом.
Дверь за стариком закрылась. Иван, постояв в прихожей, побрёл на кухню и налил себе морса, купленного на днях в одной из соседних лавок. Кисловатая прохлада на языке ненадолго отогнала похмельную сухость, и соображать стало легче.
Визит дедули, надо признать, слегка поднял настроение. Выходит, не все словесники в городе разделяют скепсис училки и Бориса нашего Ильича с их заносчивым мозгоклюйством…
Интересно, а насчёт знаков — правда? Или дед просто нафантазировал, опасаясь, что его выдернут с заслуженной пенсии и вернут обратно в редакцию, если преемник свалит из Верхневейска?
Опёршись на подоконник, Иван посмотрел в сторону горы. Отчего-то ему казалось, что если знак и появится, то там, у подножья, в обширном ельнике, где однажды уже что-то светилось.
Сейчас, однако, в том направлении не наблюдалось ничего необычного. Тучи висели низко над лесом, почти целиком заслоняя гору; за последние сутки они разбухли и уже не могли удерживать в себе влагу. Начал накрапывать дождь, и пейзаж чуть смазался, утратил резкость, к которой глаза привыкли за время ясной погоды.
Взгляд, скользнув по намокшим крышам, перескочил на улицу перед домом.
Иван вздрогнул и ощутил, как шевельнулись волосы на затылке.
Возле афишной тумбы растеклась лужа крови.
Он потряс головой, надеясь, что наваждение развеется и улица вернёт себе прежний благостный вид, но результата это не принесло — лишь усилился гул в похмельной башке, и тошнота подступила к горлу.
Поборов искушение просто задёрнуть шторы и всё забыть, Иван взял куртку и вышел на лестничную площадку. Всё-таки он по-прежнему был главным городским журналистом, а значит, не мог оставить происходящее без внимания. Как говорится, профессионализм не пропьёшь.
Вокруг тумбы собирался народ. Прохожие чесали в затылках; две пожилые кумушки шушукались под зонтом, глядя на асфальт. Как ни странно, в их поведении не ощущалось особенного испуга; Иван приблизился — и лишь тогда рассмотрел подробности.
Красная жидкость на тротуаре была не кровью, а краской, стёкшей с афиши.
Первым чувством Ивана было колоссальное облегчение, но спустя несколько секунд к нему прибавилась озадаченность — разум вычленил нестыковки.
У афиши имелся довольно-таки большой козырёк, то есть краску не мог смыть дождь. И действительно — бумага была сухая и без разводов. Более того, все чёрные буквы по-прежнему пребывали в целости и сохранности; пострадали лишь красные.
Переползли вдруг с бумаги на тротуар и там превратились в лужу.
Иван очень явственно представил себе это переползание, как будто уже видел нечто подобное. А в следующую секунду вспомнил — да, действительно видел.
Накануне, когда следил за Борисом Ильичом из окна.
Ведь именно такая картина ему тогда и почудилась — буквы стекают с афиши на асфальт, потом возвращаются, потом снова стекают…
А теперь тот вчерашний глюк материализовался, проник в реальность.
Как это понимать?
— Позвольте, господа.
Полицейский в блестящем макинтоше остановился рядом. Бегло оглядев место происшествия, он спокойно кивнул Ивану:
— Пресса уже на месте? Завидую вашей оперативности.
— Стараемся, — нейтрально сказал Иван. — Как думаете, что здесь произошло?
— Всплеск М-поля, конечно. Или у вас есть другие версии?
— Нет, просто интересно, из-за чего этот всплеск вообще.
— А вот это, Иван Егорович, нам и предстоит выяснить. И надо ещё понять, откуда такие странные внешние проявления.
— То есть раньше такого не было? Ну, чтобы краска вот так стекла?
— Я не припомню, по крайней мере.
— Забавно…
Полицейский внимательно посмотрел на него:
— Вы хотите что-то добавить? Если да, то слушаю вас очень внимательно.
Иван покосился на зевак и сказал:
— Да, есть кое-какие мысли.
24
Ещё один сотрудник полиции, подойдя, принялся рассматривать лужу через какой-то прибор, похожий на автомобильную фару. Во взгляде у эксперта порой мелькало недоумение, но сама процедура выглядела рутинной.
Публика держалась поодаль, в нескольких метрах. Что интересно, для этого не пришлось выставлять барьеры или натягивать кислотно-жёлтые ленты с отпугивающими надписями — хватило вежливой просьбы.
