— Ну так вот, — сказал Иван сыщику вполголоса, — вчера я кое-что видел, как раз на этой афише…
Дослушав, полицейский спросил:
— А что предшествовало тем вчерашним видениям? Вы с кем-нибудь ссорились? Злились на кого-то, к примеру?
Иван замялся — не хотелось выставлять редакционные склоки на всеобщее обозрение. С другой стороны, нельзя было исключить, что Борис Ильич и его таинственный собеседник всё же как-то причастны к странностям, пусть даже без злого умысла. Обозреватель, конечно, вряд ли будет в восторге, если Иван натравит на него сыскарей, но отношения и так испорчены до предела…
— Только поймите правильно — я никого ни в чём не подозреваю… И вообще, понятия не имею, насколько всё это важно… Короче, ко мне вчера пришёл один из коллег и мы поговорили довольно резко…
Когда он закончил, сыщик заверил:
— Не волнуйтесь, Иван Егорович, мы будем действовать аккуратно. Побеседуем с Борисом Ильичом, уточним. Я его давно знаю, и он наверняка ни при чём, но формальности следует соблюсти. Спасибо, что рассказали… Да, и сделайте одолжение, не упоминайте пока в газете никаких конкретных имён…
— Я и не собирался. Но про эту растёкшуюся афишу написать всё равно придётся, скрывать нет смысла — куча людей уже её видела.
— Согласен. Даже попробую угадать — случай с афишей вы истолкуете как один из сезонных знаков?
Иван, не ожидавший подобной прямолинейности, ответил уклончиво:
— Может быть. А что, у вас имеются возражения?
Полицейский, в свою очередь, тоже несколько озадачился:
— Почему же вдруг — возражения? У вас, Иван Егорович, кажется, не совсем верные представления о наших законах. Полиция не имеет права ничего запрещать словесникам — если, конечно, не было соответствующих распоряжений суда. Я могу лишь о чём-то вас попросить, но решение остаётся за вами.
Иван хотел съязвить, что такие «просьбы» действуют зачастую не хуже прямых запретов, но решил не выпендриваться. Вместо этого сказал:
— Технический вопрос можно? На фоне всего остального — мелочь, но любопытно. Как получилось, что краска стекла вообще без разводов? Даже лист не запачкала?
— В её состав входит ауксилит, хоть и в очень маленьких дозах.
— При чём тут… Стоп, погодите, понял. То есть эта красная краска — она вроде как усилена магией?
— Да, это законный М-трюк, чтобы афиша лучше цепляла взгляды.
— А чёрные надписи — обычные типографские, поэтому остались на месте? Так…
Он снова задумался.
Магические всплески вокруг него, похоже, усиливаются. Напрашиваются два объяснения — либо недоброжелатели переходят к активным действиям, либо дело в самом Иване. Может, он эту кашу и заварил — самим фактом своего появления…
Да, но ведь местные тоже не дураки. Если бы иммигрант представлял опасность с точки зрения магии, вряд ли ему разрешили бы пересечь границу между мирами…
И вообще, он сейчас слишком плохо соображает из-за похмелья, чтобы решать теоретические задачи. Нужно думать о более конкретных вещах — и прежде всего о том, как осветить в газете происшествие с краской.
Выбор-то, собственно, невелик — публика уже рассуждает о новом знаке. Она не поймёт, если в статье напишут что-то другое. Решит, что власти и примкнувшие к ним словесники коварно утаивают подробности…
— Вы не против, — спросил Иван у полицейского чина, — если я в ближайшие дни буду к вам обращаться? Ну, в смысле, насчёт того, как там дела с расследованием?
— Обращайтесь, конечно. Надеюсь, что и вы, в свою очередь, поделитесь с нами ценными сведениями, если они появятся.
Промычав в ответ нечто неопределённо-утвердительное, Иван распрощался и вернулся к себе в квартиру. Если уж он собрался писать статью, нужна была свежая голова, а для этого требовалось поспать ещё хотя бы пару часов.
Мелькнула мысль — да, работа в еженедельнике всё же имеет несомненные плюсы. Есть простор для прокрастинации — не то что в онлайн-изданиях, где первую короткую новость надо выдать уже через четверть часа после события. А чтобы это событие не проспать, приходится ежеминутно отслеживать ленты информагентств, а заодно и всякие твиттеры с инстаграмами, где словесно фонтанируют личности, которых по необъяснимой причине принято считать крутыми ньюсмейкерами.
Ладно, всё это лирика.
Главное сейчас в том, что сезонный знак получается слишком мрачным. Лужа на тротуаре, как ни крути, была похожа на кровь, и следует как-то прокомментировать данный факт, подыскать ему объяснение.
Ну и как это сделать, чтобы не нагнетать?
Впрочем, за комментариями лучше обратиться к экспертам. С полицейским беседа уже была — тот ничего не знает или делает вид. Значит, пора потрясти учёных, причём сходить к ним на этот раз желательно самому, а не посылать репортёра Пашу.
Короче говоря, хотелось бы вникнуть и разобраться.
А бросить всё и уехать будет ошибкой.
25
Утром на редакционной летучке все выглядели немного пришибленно.
Собравшись к девяти в кабинете, расселись за столом и уставились на Ивана. Тот, обведя коллег взглядом, побарабанил пальцами по столешнице. На этот раз даже Катя явилась вовремя, а вот Борис Ильич, как писали в старинных пьесах, блистал отсутствием. Последнее обстоятельство нельзя было, естественно, игнорировать, поэтому Иван со вздохом сказал:
— Итак. Численность коллектива, как видите, сократилась. Наш уважаемый обозреватель уволился. Мотивировка — нежелание работать со мной. Говорю это прямым текстом, чтобы не было недомолвок. Я вообще-то рассчитывал, что он успокоится, передумает и придёт, но оказалось — нет. Сожалею, что так случилось. И да, не отрицаю — моя вина в этом есть…
Повисла долгая неловкая пауза. Сотрудники отводили глаза. Новость особенно удручила Павла — он сгорбился, свесил голову, будто сам был ответственен за все неприятности. Иван заговорил снова:
— Свежий номер вы все уже, наверно, прочли. А значит, оценили, какую глупость я написал. Насчёт «высокой палубы», да… Я, правда, и представить не мог, что Борис Ильич отреагирует так болезненно…
— Да ладно вам, шеф. — Катерина первой оправилась от смущения. — Мы все иногда ахинею пишем — и что теперь, застрелиться? Я, раз уж такое дело, честно скажу. Не жалею, что он ушёл, вот прямо ни капли. Пока он тут сидел, тоска была зелёная, сами помните…
Корректор шикнул на неё осуждающе, но замечание репортёрши, при всей своей неполиткорректности, разрядило мрачную атмосферу. Даже Павел слегка воспрянул и посмотрел на Катю с опасливым уважением.
— Спасибо за поддержку, — хмыкнул Иван. — Как бы то ни было, надо работать дальше. «Вестник» должен выходить, как положено, несмотря на наши внутренние проблемы. Поэтому давайте подумаем, как нам перераспределить обязанности и что мы будем писать в следующем номере…
В дверь постучали. Газетчики быстро переглянулись.
— Войдите.
Все были уверены, что за дверью — Борис Ильич, решивший-таки вернуться. Тем сильнее оказалось всеобщее изумление, когда на пороге нарисовался полицейский в фуражке и форменном макинтоше — тот самый, с которым Иван вчера разговаривал возле афишной тумбы.
— Прошу прощения, дамы и господа, — сказал новоприбывший. — У вас совещание? Не хотел помешать.
— Ничего, мы прервёмся, — буркнул Иван, чувствуя, как засосало под ложечкой. — Проходите. Какие-то вопросы ко мне?
— Сначала — ко всем присутствующим, с вашего позволения. Борис Ильич, насколько я понимаю, не появлялся?
— Нет, — за всех ответила Катя. — А почему вы спрашиваете?
— Не тревожьтесь, просто формальность. Может быть, кто-то разговаривал с ним вчера? Или сегодня утром, перед работой?
Таковых не нашлось. Гость спокойно кивнул:
— Что ж, благодарю за помощь. Господин редактор, коль скоро я вас всё равно отвлёк, не уделите пару минут? С глазу на глаз, имею в виду?
— Пожалуйста. Коллеги, продолжим позже.
Стулья задвигались, народ потянулся из кабинета, бросая встревоженно-любопытные взгляды на визитёра. Тот, оставшись наедине с Иваном, спросил:
