Освободили двадцать третий полигон. Курс сто восемьдесят пять градусов.
— Есть штурман... — И пока Володин еще не отключился от центрального, он услышал команду рулевому: — Курс сто восемьдесят пять градусов.
Володин проложил новый курс корабля и внимательно осмотрел по карте предстоящий им путь.
А там, в базе, его ждут письма, и обязательно должно быть от Аллы. По первым же ее строчкам он сразу поймет для себя основное: она еще не потеряна для него... А вдруг нет никакого письма? Что тогда? Тут Володин уже заранее обиделся на нее: не может же она не понимать, как ему нужны ее письма... А почему не может? Он сказал ей об этом на аэродроме? Написал когда-нибудь?..
— Штурман! — донесся до Володина резкий и уже нетерпеливый голос по корабельной трансляции.
— Есть штурман!
«Видно, не первый раз вызывает», — подумал Володин.
— Заснули, что ли?
— Никак нет, товарищ командир... Думал, — честно признался Володин.
— Я всегда подозревал, что вы думающий офицер, — добродушно сказал Букреев. — Но чтобы до такой степени... Доложите наше место.
— Есть доложить место корабля, — сказал Володин, склоняясь над картой.
— И учтите, штурман: нам на лодке гении не нужны. Правда, тупые нам тоже не нужны.
— Понял, товарищ командир. В дальнейшем учту.
9
Схода на берег пока не было: готовились к приезду командующего. Если весь день пройдет без заминок и план на сегодня будет до конца выполнен, офицеров и мичманов, не занятых вахтой, возможно, отпустят домой на всю субботнюю ночь. И тогда Букреев, не глядя на старпома, скажет поздно вечером: «Свободны до шести ноль-ноль». Не щедрость, конечно, после трехнедельного плавания, но ведь кто-кто, а старпом должен понимать, что и не от скупости...
Варламов, безусловно, поймет. Будь его воля, он бы и на ночь сегодня не отпустил: пусть у себя в боевых частях порядок наводят. Командующий не каждый день приезжает, и если что-нибудь окажется не так — боялся старпом даже не столько командующего, сколько его сопровождающих, которые умеют выворачивать наизнанку всю лодку, — если что-то такое не понравится, то Букрееву это надолго зачтется.
...А городок был совсем рядом. Днем как раз рассвело ненадолго, и, поднявшись по деревянным мосткам к зданию береговой базы, мичман Бобрик остановился на свой дом поглядеть хотя бы издалека. А заодно и передохнуть можно было: отвык за эти недели по земле ходить, уставал быстро.
Вон и окно его квартиры, жена, конечно, еще вчера убралась — они там в городке о возвращении лодки за день знают, исправный у них телеграф. «Нашим бы радистам у баб поучиться», — улыбнулся Бобрик.
А тесно с двумя ребятишками в одной комнате, пусть и в отдельной квартире со всеми удобствами. Попросторнее бы выхлопотать — да не получается, и командир сколько ходил за него, но даже и он не может.
Отдышавшись и еще раз взглянув на свое окно вдалеке, Бобрик вошел в здание береговой базы, постоял немного у дверей начальника продовольственной службы, сделал озабоченное лицо и шагнул в кабинет.
— А, Бобрик! — приветствовал его начпрод. — Заходи, заходи, с возвращением!
Бобрик устало улыбнулся, — решил, что для предстоящего дела так лучше, — поздоровался сначала с начпродом — по старшинству, а потом и с двумя женщинами, подчиненными начпрода.
— Как плавалось? — спросил начпрод. — Раздевайся...
— Как всегда — нормально, — небрежно сказал Бобрик, а шинель, несмотря на жару в комнате, не стал снимать, потому что должен был еще в несколько мест поспеть. — Вот, товарищ капитан, полюбуйтесь!..
Бобрик сел к столу, повозился со шнуровкой на парусиновом матросском чемодане, извлек оттуда старенький подстаканник и тарелку с выщербленными краями — нашел-таки в своем хозяйстве.
— Что это? — не понял начпрод.
— Посуда. Из нее я должен кормить завтра командующего.
«Завтра» — это уже было не когда-то, не в каком-то там отдаленном будущем, а все-таки завтра, вот-вот, то есть почти сегодня, — тут уж отказать труднее.
Капитан интендантской службы надел неторопливо очки, и, хотя он прекрасно понял теперь, к чему Бобрик затеял эту демонстрацию, вопрос был не совсем ясным пока: командующий мог и на другую лодку пойти.
— Ну? — Начпрод повертел в руках тарелку. — Ничего страшного...
— Нам-то с вами, конечно, ничего, — сердито сказал Бобрик. — А командующему? — Он повернулся к женщинам, как бы приглашая их в свидетели. — Стыдно даже показывать!
— Меня бы муж за такую тарелку из дома выгнал, — рассмеялась та, что помоложе, и подмигнула Бобрику.
«Молодец Люсенька, — подумал Бобрик, — не подвела!» Да он и знал, что не подведет, а он уж в долгу не останется.
— Еще бы! — сказал Бобрик и доверительно наклонился к начпроду: — «И кто тебе, спросит, выдал такую посуду?!»
Это, мол, командующий у него, у Бобрика, спросит.
— А никто! — возмутился начпрод. — Нормальную посуду выдали. Сами до такого довели! — Он отодвинул от себя подстаканник, но, подумав, снова взял его в руки и стал внимательнее рассматривать — уже с той точки зрения, что завтра этот подстаканник мог и в самом деле оказаться в руках командующего.
— Может, командующий вообще не к вам пойдет, — сказал капитан. — Может, в другом месте посуда нужнее?!
Тонким чутьем хозяйственника Бобрик все же уловил в голосе начпрода нотку неуверенности.
— Так вы позвоните начальнику штаба. — Бобрик с готовностью снял телефонную трубку и протянул ее начпроду. — Они подтвердят.
Бобрик ничем не рисковал сейчас, потому что не только от командира, но и через верных людей в штабе он уже твердо знал, что если командующий и не пойдет с ними в море, то уж лодку обязательно посмотрит. Бобрик знал об этом так же твердо, как и то, что капитан просто не посмеет звонить прямо начальнику штаба.
— Вот еще! Стану я Мохова беспокоить!.. — Начпрод отстранился от протянутой ему трубки. — Ну, хорошо, —
