Царь, видимо, был в добром здравии: как обычно, дружески принял он Михаила, спросил, хорошо ли отдохнул. Однако ж оттягивать разговор не стал – то ли не хотел долго испытывать Михаила, то ли торопился поскорее покончить с неприятным делом.
– Ну что, – напустив на себя грозный вид, спросил Иоанн, – знаешь про болезнь государыни? А причина ее хвори тоже тебе известна? Не отпирайся, по глазам вижу – знаешь, заметил царь смущение постельничего. – Не ждал я подвоха с этой стороны, не думал, что твоя женушка напоганит мне.
Несколько смягчив тон, Иван Васильевич продолжал:
– Тебя, Михайло, я ни в чем не виню. Много худого нашептывали про тебя злые языки, да концы-то с концами у них не сходятся. Верно, запамятовали: вместе из похода с тобой вернулись; один кров делили, неотлучно при мне ты находился.
– Но не скажу ничего хорошего о супруге твоей, – с мрачным видом продолжал Иоанн. – Уж больно шустрая она у тебя; неспроста она с государыней быстро сдружилась и бывать так часто у нее стала. Да с начала их дружбы больно много бед на голову государыни сваливаться стало: то споткнется Анастасия с женой твоей на ровном месте, то с крыльца упадет, а давеча, угостимшись от нее, чуть Богу душу не отдала. Челядь и та шушукается, искоса на твою супругу поглядывает. Как другу говорю тебе: бросай ее поскорей, она и тебя до добра не доведет. Мало что ли на Руси девок приглядных? Любая твоею будет, только скажи слово…
– А ежели не прислушаешься к совету друга, как государь приказываю: сослать Анастасию в дальний монастырь! – сверкнув очами, отрубил Иван Васильевич.
Какое-то время в палате царило тягостное молчание. Государь, вопросительно глядя на Михаила, явно ожидал ответа. Наконец, собравшись с духом, Михайло ответил:
– Радуется сердце, что заслужил я веру, Иоанн Васильевич. Всегда я прислушивался к советам друзей, а к государевым советам и подавно. Не стал бы перечить и сейчас, кабы не случись ничего в моем тереме… – на эти слова Иван удивленно поднял брови.
– … Уж больше двух лет прожили мы с Анастасией, а не привел Господь за то время детишками порадовать. Радостной вестью встретила меня на этот раз супруга – в ожидании она. Какая из Настасьи теперь монашка? Ужели ж мой наследник вдали от отца должен родиться, как неприкаянный всю жизнь без материной ласки прожить? А ежели девку какую возьму, каково ему с мачехой будет? Я – то на службе государевой, то в поход с войском; невзлюбит вдруг, то-то малец намается. Самому не привелось даже поглядеть на отца, и вам, государь, ведомо, каково без родителей жизнь начинать. Неужто и моему отпрыску такая же участь предстоит, али вовсе без наследника жизнь прожить придется? – поведал Михаил.
Словно у испуганного зайца, часто забилось сердце Михаила: не только перед другом детства кривил он душой – самому государю солгал!
От Бога наделенный каким-то особым чутьем, умел он за живое, наболевшее задеть. Так и в этот раз подгадал Михайло: помнил он, как вырос Иоанн, по сей день не имеющий детей.
Речь Михаила возымела на государя должное действие: долго молчал Иван Васильевич, обмозговывал сказанное. Раньше Михаила женился Иоанн, счастлив был в браке, но порой мучили государя мысли: когда у них с Анастасией дети будут, кому престол предстоит оставить? И хотя суетиться да переживать было еще рано, все ж беспокоился Иван: с поздним отпрыском могла повториться та же самая история, что и с отцом. А теперь вот государева Настенька больна, неизвестно, сможет ли после болезни дитя выносить, а жена Михаила уже брюхатая; – нечто недоброе зарождалось в сердце Ивана…
Однако странным образом душа государя могла содержать в себе самые розные чувства – ужасен в гневе Иван Васильевич, но столь же пылок бывал он и в милости. Воистину по-царски поступил на этот раз Иоанн – подавив зарождавшуюся зависть, решил он не торопиться с возмездием.
– Хотя, Михайло, и рано тебя еще поздравлять, но все ж рад я за тебя. Ссылать сейчас твою супругу, так и быть, не стану – пускай спокойно носит. Но чтоб даже духу ее не то что подле государыни – в Кремле не было! Родит твоя Анастасия, подрастет малец – тогда и посмотрим, может, ты сам меня об услуге просить будешь, – уже подмигивая, закончил Иван.
У Михаила даже не было сил радоваться: теперь другие, но не менее горькие мысли мучили его. В скором времени может раскрыться обман, а ежели даже поверит государь в байку о том, что, дескать, потеряла Анастасия ребеночка, придется ей постриг принимать. И впервые за годы семейной жизни пожалел он, что нет у них с Анастасией детишек.
Однако Иван Васильевич не собирался более продолжать эту беседу. Не дожидаясь благодарности и ничего не добавляя к сказанному, повел он разговор уже о делах государственных, и к полуживому Михаилу вновь вернулось прежнее расположение духа.
Прискакав домой, Михайло как ошалелый кинулся в палату Анастасии:
– Настасья, ты где? Разговорчик есть.
Перепуганная Анастасия не нашлась, что и ответить – первый раз за все годы супружества видела она таким Михаила.
– Настенька, – увидев испуг жены, уже более спокойно продолжал Михаил, – обошлось все: сменил государь гнев на милость, вот только изолгался я.
– Да что ж ты эдакого сказать-то мог, что теперь на душе неспокойно?
Михайло открыл было рот, собираясь что-то сказать, но осекся на полпути: проверил, не стоит ли кто за дверью, плотно запер ее, пошарил глазами по углам для верности и, удостоверившись, что никого кроме них в палате больше нет, сказал уже тише:
– Сослал бы тебя государь в дальний монастырь, кабы не сказал я, что ребеночка ты ждешь…
Анастасия смутилась – на больную мозоль наступил Михаил, давно уж сетовала она, что не дал Бог детишек.
– … Коли не порадуешь ты меня радостной вестью, придется тебе с подушкой ходить, а подойдет время родов, привезу ребеночка только родившегося – мало ли их, брошенных, да сиротами оставшихся. Надумал я после сказать Ивану Васильевичу, что, мол, потеряла ты ребеночка, так ведь не смилуется тогда государь – велит, как выздоровеешь, в монастырь отправляться.
Растерянно смотрела Анастасия на мужа – ей-то казалось, что самое себя не знает она лучше, чем Михаила. Хитрая баба, и та лучше не смогла бы выпутаться из подобной истории. Странно, конечно, что ей молодой, здоровой да при живом муже придется воспитывать чужого ребенка. Не так она представляла свою семейную жизнь, но деваться было некуда – тысячу раз еще должна была благодарить Михаила, что не бросил в трудную минуту, шкурой своей рисковал, не побоявшись гнева государева.
– За челядь не беспокойся, свои даже ежели заподозрят что, не выдадут, – продолжал Михаил, – но чтоб не было разговоров лишних, будем все в тайне держать. К сроку родов привезу я своих людей, а после увезу – никто и знать ничего не будет. Коли спросит кто, почему местных повитух не позвали, скажем, что мать твоя родами умерла, вот и тревожно – самых лучших решили отыскать. И кормилку младенчику сыщем…
Все больше дивясь сообразительности мужа, Настасья молчала.
– Что приуныла, Настенька? – по иному поняв молчание жены, решил поддержать ее Михаил. – Будут у нас и свои детки, погоди немножко. А что чужого воспитывать придется… так ведь и я – не родная кровь покойному деду твоему, но оттого не меньше любил меня боярин Василий.
– Да разве ж я потому беспокоюсь! Горько мне, что столько хлопот я тебе доставила, Мишенька, не так хотела я тебя встретить. А за ребеночка не беспокойся: как родного любить его буду. Да может, оно и к лучшему – вдруг так и не пошлет нам Бог детишек…
Как решили, так и сделали, и вскоре по терему разнеслась долгожданная весть. Вдвойне радовалась челядь за своих молодых хозяев: за то, что мирно закончилась история с государыней, да что будут у Анастасии с Михаилом детки.
Государыня в скором времени поправилась окончательно. Позже в разговоре с царственным супругом пыталась она вступиться за свою подопечную, на что Иоанн ответил, что, дескать, нечего за нее переживать, о себе бы побеспокоилась. По его речам Анастасия догадалась, что по какой-то причине не покарал он боярыню, но расспрашивать боле не стала.
Однако недолго пришлось наслаждаться Михаилу тихим семейным счастьем: не успела еще рать отдохнуть, как пришла в Москву весть о замысле хана Саип-Гирея идти на Россию. В ответ государевы войска немедля должны были двинуться к границам.
Михаил забеспокоился: хотя за сборами да в походе позабыть мог государь, что ожидают они с Настасьей ребеночка, но рано или поздно все едино, поинтересуется. Одному Господу известно, насколько затянется поход, а срок родов выйдет у Настасьи только через два месяца. Хотелось Михаилу самому уладить дело, однако ж, видимо, придется кого-то впутывать. Одного за другим перебирал Михаил и челядинцев, и бояр знакомых, но никому не решался доверить тайну, грозившую монастырем его супруге и, скорее всего, головой самому Михаилу.
