— Лисичка? — удивился он подозрительно знакомым голосом. Не менее удивленная, я подняла глаза и посмотрела ему в лицо. Я не сразу его узнала. Трудно было представить себе человека, который изменился бы больше за такое короткое время…
— Мартин? — спросила я, не веря своим глазам.
— Да, это я, — светясь новой монетой ответил он.
— Что ты здесь делаешь?
— То же могу спросить и у тебя. Имею право, данное мне добрейшим королем Альвадо.
Я не стала его разочаровывать рассказом, что думаю о короле Альвадо, вместо этого потрясенно уставилась на брата. Мартин всегда был высокий и жилистый, но в доме у тетки, затравленный, вечно голодный и ссутуленный, он казался жалким. Теперь спина его была гордо выпрямлена, почти как у Рональда, плечи казались шире, на щеках проступил здоровый румянец, а смотрел он прямо и весело. Нельзя было поверить, что это тот самый человек, которому я отдала кошель с деньгами меньше двух недель назад.
— Когда ты оставила нам деньги, маме стало совсем плохо. Она начала бросать в нас все, что ей попадалось под руку, тогда я забрал братьев и ушел. Мы все мечтали увидеть столицу, и решили отправиться туда, раз уж дома у нас все равно больше не было. Благодаря тебе денег на дорогу у нас хватало, мы дошли за два дня с остановками. Потом мне повезло — когда мы бродили по Альмагарду в поисках места для ночлега, меня увидел начальник королевской стражи и взял к себе в отряд на обучение. Сегодня мое первое дежурство, — очень гордо добавил он. — Остальные братья тоже здесь — мы снимаем две комнаты у одной старушки тут неподалеку. Младших я пристроил подмастерьями. Ты бы видела Дэвида, его взял к себе пекарь, и он изменился еще больше, чем я. Теперь мы сами себе хозяева, и все это благодаря тебе. Хорошо, что мы встретились.
Удивлению моему не было конца. Мне казалось, что мы расстались с Мартином вечность назад, такими далекими казались события в доме у тетки. Среди тревог сегодняшней ночи мелькнул лучик радости. Мелькнул и тут же угас.
— А ты как, Лисичка? Тебя от нас забрал герцог Страх, он тебя не обидел? Если обидел — только скажи, я не побоюсь того, что он герцог. Если понадобится — я сам с ним разберусь, или пойду к добрейшему Альвадо, чтобы просить заступиться за тебя и покончить наконец с ужасным герцогом!
— Мартин, запомни... мои... слова... раз и навсегда, — чеканя каждое слово произнесла я. — Герцог меня никогда не обижал и никогда не обидит.
Мартин удивленно посмотрел на меня.
— А что же ты делаешь на улице посреди ночи? Девушке опасно ходить одной в такое время.
Я не выдержала и снова расплакалась.
— Мартин, я потеряла Альберта.
— Кого?
— Альберта. Это мой кот. Помнишь? Рыжий такой, толстый, мех до земли, — слезы текли по моему лицу ручьями. — Только сегодня он не рыжий, а черный, я его покрасила.
— Он из-за этого сбежал?
— Нет. Он сам попросил. На него напали королевские собаки.
Мартин задумался.
— Я дежурю сегодня на улицах с обеда, и видел черного облезлого кота, удирающего от собак. Он бежал в ту сторону, — Мартин указал рукой в том направлении, где я, казалось, уже обошла все. — Я помогу тебе его искать, мне все равно, какие улицы обходить в этой части города.
Он, видя, что я еле держусь на ногах, подставил мне локоть, и я благодарно повисла на нем. Туфли пришлось снять — идти в них и дальше было невозможно, водяные мозоли размером с большую монету кровоточили. Без туфель идти было не лучше — сколько я не всматривалась под ноги, все равно время от времени наступала на острые камни или брошенный на дорогу мусор. Несколько раз под ступнями оказывалось битое стекло. Теперь я шла прихрамывая, и чувствуя, как налипает дорожная пыль на подсыхающую кровь. Так мы медленно сворачивали с улицы на улицу, пока из одной канавы я наконец не услышала слабый стон и прорывающееся через забытье отчаянье.
Вновь обретя силы и не чувствуя боли в израненных ногах, я кинулась на звук. Улица кончилась неглубоким оврагом, поблескивающим лужей нечистот. В этой местности куполов не было, разглядеть что-то казалось невозможным, но едва уловимое движение заставило меня заметить в центре вязкой грязи что-то живое. В этом нельзя было узнать кота, из вонючей жижи наружу торчала только круглая голова, облепленная репьями. Зверь едва шевелился и вряд ли был в сознании. Страшная, унизительная смерть протягивала к Альберту костлявые руки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Забыв обо всем, даже не подняв платье, я шагнула в грязь и сразу провалилась по колено. Второй шаг — и я увязла по пояс. Грязь крепко держала за ноги, приходилось отвоевывать у нее каждый сантиметр и проклинать все на свете за то, что кот так далеко, и уже не шевелится. Казалось, ушла вечность, пока я подобралась достаточно близко. До Альберта оставалось несколько шагов. Вокруг него грязь была изрыта следами. Альберт весь день провел в яростных попытках выбраться. Грязь победила в этом бою, и теперь всеми силами не давала мне сделать последние несколько шагов. Тогда я легла на тугую поверхность, вытянула руки, нащупала в густой вонючей каше живот кота и потянула к себе изо всех сил, отбирая у вязкой массы ее жертву.
Грязь протестовала, она пускала пузыри, густо чавкала, тянулась смолой, налипала огромным неподъемным комом, цеплялась за каждую шерстинку кота. Мне показалось, что сил не хватит, что я потеряю сознание, что Альберт уже мертв и спасать некого, но тут он приоткрыл глаза и слабо проговорил:
— Лисичка…
Я зарычала, рывком дернула его на себя, грязь в последний раз жадно чавкнула и сдалась. Кот был мой! Крепко прижав его к животу, я так же медленно стала выбираться на твердую землю. Альберт и раньше весил как хороший поросенок, а теперь был просто неподъемным, но он принадлежал мне, и никто не смел его отобрать. Кое-как выбравшись, я положила кота на колени и отчистила его от самых больших сгустков грязи.
Мартин с недоумением смотрел, как я, по уши перепачканная грязью, поднялась на ноги, взяла полуживого кота на руки и пошла к замку. Он предложил взять Альберта, но кот был мой, и я просто не могла разжать руки и отдать его кому-то еще. Мартин провел меня до самого купола, поддерживая под локти. Я мало что понимала тогда от усталости и схлынувшего перенапряжения. Грязный след тянулся за мной до самого замка, четко отмечая наш путь.
Когда мы наконец дошли до купола, я поцеловала Мартина в щеку, основательно перепачкав ее, и сказала:
— Мартин, за тобой больше нет никакого долга, этот кот для меня дороже, чем все золото мира.
Альберт так и не пришел в себя и лежал, как неживой, на моих руках. Грязь на его шерсти засохла и превратилась в жесткую корку. Сил плакать не осталось, руки отрывались от тяжести, подол платья, перепачканного грязью, мешал идти. Лицо, руки, волосы — каждый кусочек моего тела были в грязи. Более жалко выглядеть было просто невозможно. Я шагнула под купол, и увидела, что на пороге меня уже поджидает как всегда идеальный герцог Рональд. Он не сразу узнал меня. Я решила, что лучше умру, чем сделаю еще хоть шаг, и села прямо на дорогой плитке парадного подъезда, оскверняя ее грязью, какой она никогда раньше не знала.
Очередка и ее целительные свойства
В виде исключения под купол на время были позваны несколько солдат герцога, которые помогли Мэлли наносить и нагреть воду. Кота у меня из рук Рональд взял сам, не боясь перепачкать свою безупречную рубашку. Он пообещал, что займется им. Я понадеялась, что герцог «займется им» в хорошем смысле, и позволила ему унести бедолагу. Все равно пока я была не в состоянии ему помочь. Меня Рональд оставил на попечение няни Мэлли.
Платье, в котором я ушла на ночную прогулку, решено было выбросить, восстановлению оно не подлежало. Я предположила, что меня тоже, наверное, проще выкинуть, чем отмыть, но няня не согласилась и стала тереть мою спину щеткой. Блаженно отмокая в ванне, я подумала, что еще обязательно зайду навестить братьев.
Первая вода почернела мгновенно, ее вылили уже через пять минут и наполнили ванну во второй раз. Теперь уже в ход пошли мыло и ароматные травы, которые были очень кстати, так как пахла я после «целебных» грязей не очень. Наконец меня обдали чистой водой, обтерли и завернули в теплый халат. Няня Мэлли заварила мне тот самый успокаивающий чай, который я отказалась пить вчера. Сегодня я приняла его с благодарностью. Теперь это было то что нужно.
