Она была рада этому. Водяному плясуну нужны хорошие ноги. Слепая Бет не была водяным плясуном, но она ведь не будет Бет вечно.
Она знала путь к кухням, но ее нос привел бы ее туда в любом случае. Горячий перец и жареная рыба, решила она, принюхиваясь в коридоре, и свежий хлеб из печи Уммы. Запах вызвал урчание в ее животе. Ночная волчица попировала, но это не наполнило живот слепой девочки. Мясо из сна не могло накормить ее, она поняла это давно.
Она позавтракала сардинами, поджаренными до хрустящей корочки в масле из перца, такими горячими, что они обжигали пальцы. Она подобрала остатки масла ломтем хлеба от утренней буханки, выпеченной Уммой и запила все это чашей разбавленного вина, наслаждаясь вкусами и запахами, шершавостью хлебной корки под ее пальцами, тем каким скользким было масло и как жгучий перец ужалил полузажившую царапину на тыльной стороне ладони. Слух, обоняние, вкус, осязание, — напомнила она себе. Есть много способов познавать мир, для тех кто неспособен видеть.
Кто-то вошел в комнату за ее спиной, двигаясь в тапках на мягкой подошве тихо, как мышь. Ее ноздри расширились. Добрый человек. Мужчина пахнет не так, как женщина, и еще в воздухе был намек на запах апельсина. Жрец любил жевать шкурки апельсина, чтобы освежить свое дыхание, когда мог достать их.
— И кто ты этим утром? — услышала она его вопрос, когда он занял свое место во главе стола. Тук, тук, услышала она, потом тихое похрустывание. Разбивает свое первое яйцо.
— Никто, — ответила она.
— Ложь. Я знаю тебя. Ты та слепая нищенка.
— Бет.
Она знала одну Бет когда-то, еще в Винтерфелле, когда была Арьей Старк. Может, поэтому выбрала это имя. Или, может, просто потому, что оно так подходило к ее слепоте.
— Бедное дитя, — сказал добрый человек. — Ты хотела бы получить назад свои глаза? Попроси, и ты сможешь видеть.
Он задавал ей этот вопрос каждое утро.
— Возможно, я захочу их завтра. Не сегодня. — Ее лицо было водной гладью, скрывающей все и не выдающей ничего.
— Как пожелаешь. —;Она услышала как он очищает яйцо, затем легкое серебрянное дзынь, когда он взял ложкой соль. Ему нравилось крепко солить яйца. — И куда же моя слепая бедняжка ходила просить милостыню прошлой ночью?
— В трактир "Зеленый угорь".
– А какие три вещи ты узнала, что не знала раньше?
— Морской Лорд по-прежнему болен.
— Это не ново. Морской Лорд был болен и вчера, и будет болеть завтра.
— Или умрет.
— Вот когда он умрет — тогда это станет новым знанием.
Когда он умрет, здесь появится выбор, и начнется резня. Так было в Браавосе. В Вестеросе умершему королю наследовал его старший сын, но в Браавосе не было короля.
— Тормо Фрегар будет новым повелителем морей.
— Так говорили в трактире "Зелёный угорь"?
— Да.
Добрый человек откусил от яйца. Девочка слышала, как он жует. Он никогда не говорил с полным ртом. Он проглотил и сказал:
— Некоторые говорят, что мудрость в вине. Эти люди глупцы. В других гостиницах, без сомнения, идет молва о других именах.
Он еще откусил, прожевал, проглотил.
— Какие три новые вещи ты знаешь, которых не знала раньше?
— Я знаю, что некоторые люди говорят, что Тормо Фрегар непременно будет новым повелителем морей, — ответила она. — Некоторые пьяные люди.
— Лучше. И что еще ты знаешь?
В речных землях, в Вестеросе, идет снег, едва не сказала она. Но он спросил бы, как она это узнала, и она не думала, что ему понравился бы ее ответ. Она кусала губу, возвращаясь мыслями к прошедшей ночи.
— Шлюха С’врон беременна. Она не знает точно, кто отец, но думает, что это может быть тирошийский наемник, которого она убила.
— Это полезно знать. Что еще?
–;Сардинья Королева выбрала новую «русалку» вместо той, что утонула. Она дочь служанки Престайна, ей тринадцать и за душой ни гроша, но очень хорошенькая.
— Как и все они, поначалу, — сказал жрец, — но ты не можешь знать, что она хорошенькая, если не видела ее собственными глазами, и у тебя ничего нет. Кто ты, дитя?
— Никто.
— Нищенку Слепую Бет, вот кого я вижу. И она некудышная лгунья. Возвращайся к своим обязанностям. Валар моргулис.
— Валар дохаэрис. Она собрала свою миску и чашку, нож и ложку, и поспешила уйти. Последней она схватила свою трость. Она была пять футов длиной, тонкая и гибкая, толщиной в ее большой палец, с обернутой кожей рукоятью в фут от верха. Лучше, чем глаза, когда научишься пользоваться ею, говорила ей бродяжка.
Это была ложь. Они часто лгали, чтобы проверить ее. Никакая палка никогда не сравнится с парой глаз. Хотя некоторая польза все же от нее была, поэтому она всегда держала ее под рукой. Умма стала называть ее Тросточкой, но в именах нет смысла. Она —;это я. Никто. Я — никто. Просто слепая девочка, просто одна из слуг Многоликого.
Каждую ночь после ужина женщина-призрак приносила ей чашку молока и велела выпить. У него был странный, горьковатый вкус, который слепая девочка вскоре начала ненавидеть. Даже его легкий запах, предупреждавший ее, прежде чем она прикасалась к нему языком, вызывал у нее рвотные позывы, но она все-таки осушала чашу.
— Как долго я должна быть слепой? — спрашивала она.
— Пока тьма не станет так же сладка для тебя, как свет, — говорил жрец, — или пока ты не попросишь у нас свои глаза. Попроси, и ты сможешь видеть.
И тогда вы меня прогоните. Лучше слепота, чем это. Они не заставят ее сдаться.
В день, когда она проснулась слепой, бродяжка взяла ее за руку и повела через подвалы и туннели в скале, на которой был построен Дом Черного и Белого, вверх по крутым каменным лестницам в сам храм.
— Считай ступеньки, когда поднимаешься. — говорила она. — И пусть твои пальцы скользят по стене. Там есть метки, невидимые для глаз, но явные, когда их касаешься.
Это был ее первый урок. Потом их было еще много.
Ядами и снадобьями занимались после обеда. У нее оставалось обоняние, осязание и вкус, но трогать и пробовать яд при измельчении было довольно рискованно, а иногда некоторые из более ядовитых зелий призрака было небезопасно даже нюхать. Сожженые розовые кончики пальцев и покрытые пузырями губы стали для нее привычным делом, а однажды она насколько заболела, что не могла удерживать в себе пищу несколько дней.
Время ужина было посвящено урокам языка. Слепая девочка понимала браавосский и могла сносно говорить на нем. Она даже утратила большей частью свой варварский акцент, но добрый человек не был удовлетворен. Он настаивал, чтобы она совершенствовала высокий валирийский, а также учила речь Лиса и Пентоса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
