не разжимая губ, пояснил:
— Они думают, на борту царь с царицей, и хотят захватить их живыми. Вот, слышишь? Кричат, чтобы мы сдавались.
Филон отдал команду, и вскоре трирема наша настолько сбавила ход, что мы чуть отстали от персов. Затем последовал второй приказ, и мы вновь устремились вперед, изменив курс. Теперь до меня дошло, что капитан задумал протаранить «Священный огонь». Персы тоже догадались об этом и свернули в сторону. Мы прошли совсем рядом с вражеским кораблем. Наш острый нос зацепил пятирядную линию весел, сломав большую их часть, словно тонкие прутики, и свалив гребцов в бесформенную кучу в недрах трюма.
— Прекрасный удар, Филон! — восхитилась я, но он, в высшей степени скромный человек, как все искусные моряки, покачал головой и ответил:
— Нет, госпожа, я ударил мимо цели, и сейчас нам придется заплатить за это... Ага, так я и думал!
Не успел капитан договорить, как с палубы «Священного огня» выметнулись абордажные крючья, которые зацепились за леера, тросы и скамьи гребцов «Хапи», соединив оба судна вместе.
— Идут на абордаж, — сказал Филон. — Теперь, госпожа, молись Матери Исиде о помощи.
С этими словами он дважды свистнул в свисток. Тотчас на палубу поднялась команда: около сотни человек в доспехах под командованием грека Калликрата. За их спинами я заметила также гребцов с лодки Теннеса, вооруженных тем, что им удалось найти.
Персы перебросили с одного судна на другое сходни, трапы и доски, по которым захватчики, в большинстве своем греки, толпами устремились к нам. Битва началась. Наши защитники зарубили много врагов и немало утопили, сбрасывая в море сходни и трапы с людьми на них. И все же очень многим нападавшим удалось удержаться на борту «Хапи». О, сколь яростна была та схватка! И всегда в самой гуще борьбы я видела Калликрата, на голову возвышавшегося над всеми, — меньше всего сейчас он был похож на жреца Исиды. Калликрат разил и убивал, и один враг за другим падали перед ним, и меч его все взлетал и взлетал, а он выкрикивал какой-то древний боевой клич, тот самый, с которым шли в бой его праотцы-греки.
Окруженный кольцом убитых и умирающих, он лицом к лицу сошелся на палубе с командиром абордажной команды, настоящим великаном, тоже, думаю, греком. Они бились страшно, в то время как остальные прекратили сражаться и замерли, наблюдая за поединком, достойным, наверное, того, чтобы его воспел сам Гомер. Калликрат упал, и сердце мое болезненно сжалось. Нет, вот он снова на ногах, но его бронзовый меч сломался о щит врага.
У противника был топор, и он взмахнул им, надеясь завершить схватку. Калликрат, бросившись вперед, уклонился от удара, обхватил здоровяка руками, и они стали бороться на скользкой палубе. Судно накренилось, оба покатились к фальшборту. Враг освободил одну руку, вытащил кинжал и ударил Калликрата, потом еще и еще... Калликрат изогнулся и свободной рукой схватил противника за ногу под коленом. Могучим усилием он рванул его вверх и прижал к краю фальшборта. На мгновение оба, казалось, застыли, затем Калликрат нанес здоровяку удар в лоб, потом еще два страшных удара — словно молот бил по наковальне.
Хватка командира абордажников ослабла, и голова его безвольно откинулась назад. Калликрат ударил еще раз, и враг перекатился через фальшборт, и рухнул вниз, и, угодив меж бортов двух качающихся на волнах кораблей, был размолот в прах. Слуги Исиды с победными криками бросились на подавленных персов, и те отступили.
Я отыскала взглядом Филона, пробивающегося ко мне вдоль фальшборта. В руке его был топор, но он не сражался. Один раз капитан, правда, остановился, чтобы отдать приказ, заметив, как и я, что ветер внезапно усилился. Несколько матросов бросились к мачте, и вскоре огромный парус пошел вверх.
Между тем Филон стал красться вдоль того фальшборта, укрываясь за ним, как тать. Всякий раз, проходя мимо абордажной кошки, он останавливался и отсекал приспособление от троса, притягивавшего его к борту. Так он обрезал три кошки, и борты кораблей начали отдаляться друг от друга.
Большой парус встал на место и наполнился ветром. Трирема «Хапи» стала медленно, но неуклонно набирать ход, разворачивая корму «Священного огня» несколькими оставшимися абордажными тросами. Тут персы все поняли и явно испугались. Те, кто еще остался в живых на нашей палубе, кинулись к уцелевшим сходням и трапам, но добрались дотуда немногие, потому что Калликрат со своими людьми преследовал их по пятам. Враги были отрезаны, они валились с падающих сходней и трапов или прыгали в море и в большинстве своем тонули. Очень скоро на нашем борту не осталось ни одного захватчика.
Итак, кошки вырваны, тросы обрублены — мы свободны. Однако персы не были разбиты, ибо на палубе вражеского корабля еще оставалось множество людей: утонула в море и пала от наших мечей едва ли десятая часть неприятелей.
На «Священном огне» тоже принялись готовить парус и выставили новые весла, чтобы продолжить преследование. Его капитан, стоя на полуюте, проревел:
— Египетские собаки, я вздерну вас всех!
Филон услышал сие и поднял лук. В этот момент мы пересекали курс «Священного огня» приблизительно в сотне шагов. Филон прицелился и спустил тетиву. Таким верным был его выстрел, что стрела ударила капитана под шлем, и перс упал.
Гибель его страшно разъярила команду «Священного огня». Они налегли на весла, крича друг на друга, словно не зная, что делать. Затем их парус начал подниматься, и я увидела, что квинкирема разворачивается.
Филон рядом со мной коротко рассмеялся.
— Мать Исида благоволит нам, — устало проговорил он. — Смотрите-ка, охотник сделался дичью!
Затем он отдал распоряжения команде, и мы развернулись так, что наш огромный парус обвис и захлопал о мачту.
— Спустить парус! На весла! — прокричал он. — Гребите так, как не гребли никогда в жизни!
Матросы повиновались. О, это было прекрасное зрелище: как играли мышцы на широченных спинах гребцов, как они тянули на себя весла, а те гнулись в воде, словно луки. Никакого сравнения с рабами, ибо все они были слугами Исиды и свободными людьми. Филон бросился к рулю и с помощью другого моряка взялся управлять им. Мы устремились вперед, словно пантера на свою жертву. На «Священном огне» разгадали наш маневр и попытались уклониться. Но поздно, слишком поздно! Потому что очень скоро острый нос «Хапи» врезался в борт вражеского корабля с таким треском и силой, что стоявшие на палубе, и я в том числе,
