завладеют древней страной на Ниле и осквернят алтари ее богов.
Нектанеб слушал, и его била дрожь. Фараону нечего было сказать. Но пророчество мое слышал не только он один. Как я заметила, принцесса Аменарта, едва поднявшись на борт нашего корабля, отправилась прямиком туда, где лежал на койке Калликрат, — под навес на палубе, и там задушевно, вполголоса беседовала с ним. О чем эти двое говорили, я слышать не могла, но лица их я видела и, наблюдая за ними, все больше уверялась, что грек, когда я лечила раны, не случайно проронил в бреду имя принцессы: передо мною явно были любовники, встретившиеся после долгой разлуки и благополучно избежавшие великих опасностей.
Оставив Калликрата, принцесса вернулась к отцу и встала рядом, прислушиваясь к нашему разговору. Затем вмешалась, не сдерживая гнева:
— Жрица, ты всегда была черной вестницей и пророчила нам беду. Да и не только нам. Ты побывала в Сидоне, и вот уже Сидон горит, однако тебе самой удалось улизнуть, даже не опалив крылья. Теперь ты вернулась в Египет и вновь пророчишь беду, словно сова в ночной пустыне. Расскажи, как же так получилась, о Исида, сошедшая на землю, — ведь тебе угодно, чтобы тебя называли этим именем, — как вышло, что ты единственная вырвалась из Сидона, живая и невредимая, и прибыла сюда, дабы леденить кровь людей своими пророчествами. О, я помню, как ты вещала на пиру, когда с помощью хитрого трюка обратила воду в кровь! Уж не подружилась ли ты с Охом?
— Спроси об этом капитана корабля Филона, госпожа, — спокойно ответила я. — Хотя нет, полагаю, тебе приятнее будет спросить вон у того жреца, грека, имя которого в миру Калликрат. Они оба расскажут тебе о моей дружбе с Охом, о том, как благодаря силе Исиды, благодаря мастерству и мужеству моих защитников лучший военный корабль персов вместе с многочисленной командой и воинами упокоился на дне моря.
— Быть может, все дело в том, что капитан был опытен или некий военачальник отважен — оттого и утонул корабль персов со всем, что нес на борту? Подобное не приходило тебе в голову? Но нет, конечно же, ты приписываешь все заслуги себе, это все произошло исключительно благодаря тебе и твоим молитвам, о Пророчица! Вот что я скажу тебе, фараон, отец мой: будь у меня твой скипетр, я отправила бы эту Исиду, сошедшую на землю, искать Исиду на небесах, пока она не принесла новых бед нам и Египту.
— Нет-нет, — пробормотал Нектанеб, — не говори столь безрассудно, дочь моя, иначе Вселенская Мать услышит и еще раз накажет меня. Прошлой ночью я советовался с духом Демоном, что повинуется мне. Он пришел и говорил. Я слышал все собственными ушами. Да, он говорил об этой Пророчице. Он сказал, что она приближается к Мемфису на корабле. Он предупредил, что она великая, почти богиня, что ее нужно ценить и дорожить ею, что для тебя и для меня она станет защитой от беды, что в ней заключена великая сила Того, Кто выше всех. О Пророчица, о Исида, сошедшая на землю, о Дочь Мудрости, прости необдуманные слова моей дочери, которая обезумела от страха, и знай, что фараон тебе друг и защитник до конца жизни.
— Быть может, твой Демон говорит правду, и прежде, чем все закончится, я стану защитницей фараона и принцессы Египта, которой угодно оскорблять меня, — с достоинством ответила я.
Затем, поклонившись Нектанебу, я повернулась и отправилась в свою каюту.
Глава XIII.
БЕСЧЕСТЬЕ ФАРАОНА
Я и не видела, как уходили фараон и его дочь, но, когда они отбыли, я попрощалась с Филоном, еще раз сердечно поблагодарив отважного моряка, и в награду за все им сделанное призвала на него благословение богини, которое капитан принял, преклонив колени. После этого он поднялся и поклялся впредь верно служить мне, сказав, что, пока жив, поспешит хоть с края света, дабы выполнить мою волю. Также он сообщил мне несколько тайных способов, как я могу позвать его.
Мы распрощались на некоторое время, однако Филон ушел не с пустыми руками: из тех драгоценностей, которыми Теннес буквально заваливал меня и которые почти случайно сохранились во время моего бегства, я выбрала достаточно ценные и вручила ему в качестве подарка от богини. Так мы расстались, но отнюдь не навсегда, в чем оба были уверены.
Как только стало известно о нашем возвращении, жрецы и жрицы Исиды потекли к пристани торжественной процессией, распевая священные гимны. Они провели нас вместе с большинством членов команды «Хапи», которые принадлежали к нашему братству, по улицам Мемфиса к храму Исиды. Я заметила, что одного человека не хватает, и спросила у Нута:
— А где же Калликрат?
Старец улыбнулся и ответил:
— Думаю, его забрали во дворец фараона, чтобы там ухаживать за ним, пока он полностью не оправится от ран. Быть может, еще какое-то время Калликрат продолжит играть роль воина, ибо так предопределено свыше. Однако не бойся, дочь моя: те, на чье чело возложила руки Исида, в конце концов, в жизни или в смерти, должны вернуться к ней. Они словно соколы на лесе, которая хоть и тянется, однако порваться не может.
— Да, — ответила я, — в жизни или в смерти. — И больше о Калликрате не спрашивала.
В разгар празднований по случаю нашего благополучного возвращения мы подошли к городскому храму и принесли подношения. Именно здесь я повесила все драгоценности Теннеса, за исключением тех, что подарила Филону, на алебастровую статую богини в ее святилище, куда могли заходить только я и Нут. Здесь же Исида тайно дала мне знать, что подношение приняла: когда мы стояли вдвоем перед статуей богини в этом священном месте, Нут впал в транс и говорил со мной голосом Исиды. И вот какое божественное послание мне слетело с губ старца:
— Дочь моя! Я, твоя духовная мать, чуткая сердцем, знаю обо всем, что ты претерпела, и обо всем, что тебе еще предстоит испытать. И хотя наступают варвары, и богов Египта сбрасывают на землю, и руины покрывают землю, и ты вскоре останешься в одиночестве, — пребывай здесь до тех пор, пока не получишь мой приказ уехать. От имени своего и от имени Того, Кому под именем Исиды я служу, клянусь, что ни малейшего вреда не будет нанесено ни тебе самой, ни месту, где
