Она никому ничего не сказала. Да и на помощь Сайласа рассчитывать не приходилось. На материнскую – неизвестно, но Люси не захотела рисковать. Еще накануне она нашла возчика, который за шиллинг согласился доставить их на рассвете к Лондонскому мосту. Закутав Горацио в пальто и шарф, она оставила его у реки и пошла в Саутуарк за лодкой.
– А что мы будем делать, когда доберемся до Лавендер-Хилла? – спросил тот слабым голосом. – Я, пожалуй, не смогу ходить с тобой и искать кузину.
– Заглянем к доброй леди, которая возила нас в двуколке, – утешила его Люси. – Ее-то мы сразу найдем.
– Это здорово, – согласился он.
На реке еще только рассветало, когда Люси подогнала лодку к ступеням и перенесла в нее Горацио. Тот лязгал зубами, но не жаловался. Через несколько секунд лодка медленно устремилась вверх по течению.
Тем же утром сквозь предрассветные сумерки пробирался еще один человек. Он был одет в теплое пальто и старую треуголку, смахивая на ночного сторожа или фонарщика, каким-то чудом сохранившегося от века минувшего. Но под пальто находился цветастый шелковый халат, а на ногах вместо грубых сапог красовались лакированные туфли. Чуть поодаль за ним следовал лакей.
Примерно в то же время, когда Люси с Горацио проплыли под Вестминстерским мостом, граф Сент-Джеймс добрался до Севен-Дайлса.
На улицах появились люди. В Ковент-Гардене по соседству уже заработал рынок. Откуда-то пахло свежим хлебом. Небо затянули серые тучи, но день обещал быть теплым. Дойдя до маленького монумента Севен-Дайлса, граф ненадолго остановился, как будто кого-то высматривал. Затем прогулялся вокруг и вернулся к ограде. И там, по-прежнему под присмотром лакея, какое-то время стоял, пока не заметил приближавшегося костермонгера с тележкой. Тот был приветливым малым и быстро смекнул, что у старого джентльмена не все дома, а потому заговорил довольно предупредительно. Правда, одно поставило его в тупик. Старый джентльмен изъяснялся на кокни.
– Папаню моего не видели?
– О ком вы, сэр?
– О Гарри Доггете, костермонгере. Я папаню ищу.
– По-моему, старина, ваш папаня давным-давно помер.
Граф Сент-Джеймс сдвинул брови:
– Вы что, не слышали о Гарри Доггете?
Костермонгер задумался, осознав, что имя ему смутно знакомо. Он слышал о Доггетах в детстве. Но с тех пор прошло сорок лет.
Тут к ним подошла женщина с ведром устриц, решившая, что происходит нечто забавное.
– Кто это? – спросила она.
– Папаню ищет, – ответил костермонгер.
– Ишь! – рассмеялась та. – Ну а маманю где потерял, дорогуша?
– Не, – замотал головой Сент-Джеймс. – От нее добра не жди.
– Это почему же?
– «Сукин сын», вот почему, – отозвался он горестно. – Надобно Сепа сыскать.
– Сепа? А это еще кто? И зачем?
– Так это он должен был залазить в дымоход, а не я, – объяснил его светлость.
– Моча ударила в голову, зуб даю, – сказала женщина.
– Где Сеп? – вдруг заблажил Сент-Джеймс. – Мне надобно сыскать Сепа!
В эту секунду неподалеку остановился экипаж, из него вышел лорд Боктон. За ним последовал мистер Корнелий Силверсливз.
Они двигались очень медленно: лодка перегружена, а Люси гребла против течения. К моменту, когда прошли под мостом Воксхолл, Горацио, который непрерывно дрожал, вдруг странно притих. У Челси он уронил голову на грудь, и Люси заметила капли пота на его бледном лице. Дыхание стало хриплым.
Место, куда она направлялась, находилось за длинным плесом близ Челси. В конце виднелся причудливый, довольно ветхий деревянный мост, после которого река резко сворачивала влево. Чуть дальше, теперь южнее, располагалось старинное селение Баттерси, откуда рукой подать до склонов Лавендер-Хилла и приятного плоскогорья Клэпхем-Коммон.
Люси подгребла к берегу уже поздним утром. Местом высадки она наметила небольшую пристань у сельской церкви. Люди говорили, что церковь эта старая, еще времен Завоевателя.
Горацио пришлось выносить из лодки.
– Смотри, мы уже добрались, – сказала Люси, но он будто не слышал.
Она не без труда снесла его на берег и растерялась, не зная, что делать. Люси огляделась и приметила в церковном дворе старинную фамильную гробницу с широким бортиком. Подхватив брата, отнесла туда, села, привалилась к урне и, положив его голову себе на грудь, стала баюкать.
Вокруг было тихо. Похоже, что мало кто приходил сюда в такую рань. В ветвях чирикали воробьи; над берегом, пронзительно крича, носились речные птицы. На несколько минут сквозь серую пелену даже выглянуло солнце, и Люси развернула к нему лицо брата в надежде, что под его лучами тому станет легче. В конце концов Горацио открыл глаза и тупо уставился на нее.
– Мы на месте, – объявила Люси. – Смотри! – Она указала на близкие склоны. – Вон он, Лавендер-Хилл.
Он трудом улыбнулся, хотя и не сразу.
– Вот поднимемся, и тебе полегчает, – пообещала Люси.
Горацио медленно кивнул.
– Давай еще немного посидим, – сказал он тихо после короткого молчания.
– Ладно, – согласилась она.
Какое-то время брат молчал, хотя Люси видела, что он смотрит на Лавендер-Хилл. Потом его взгляд обратился к церковному двору.
– А где живет Бог, в церкви?
– Конечно в церкви.
Тогда он произнес: «Лавендер-Хилл» – и прикрыл глаза, застигнутый кашлем. Это был глубинный, булькающий кашель, какого Люси не слышала, как будто его легкие наполнились жидкостью. Она ласково придерживала его и гладила по голове.
– Люси? – позвал он очень тихо.
– Что?
– Я умираю?
– Конечно нет!
Он попробовал помотать головой, но сил не хватило.
– По-моему – да.
Она ощутила дрожь, пробежавшую по его телу, затем услышала слабый вздох.
– Если бы я мог жить, – глухо произнес Горацио, – я поселился бы с тобой на Лавендер-Хилл. – Он помолчал, потом пробормотал: – Здорово, что ты меня сюда привезла.
– Не бросай меня! – взмолилась Люси. – Ты должен бороться!
Горацио не ответил. Затем снова закашлялся.
– Люси, – прошептал он наконец.
– Что, мой хороший?
– Спой про лаванду.
Она запела, очень тихо, баюкая его в объятиях:
Лаванда зеленая, дилли-дилли,Лаванда справа и слева —Я буду король, дилли-дилли-дилли,А ты – моя королева.
Он вздохнул и улыбнулся:
– Еще.
И Люси повторила, как будто песенка могла каким-то чудом его исцелить. И опять, стараясь петь как можно ровнее, хотя сердце грозило разорваться. Она не вспомнила потом, на пятый ли, шестой раз при словах «я буду король, дилли-дилли-дилли» хрупкое тельце вздрогнуло и обмякло. Она же допела до конца, пусть и знала, что его больше нет.
– В высшей степени замечательный случай, – констатировал Силверсливз. – Полная смена личности. Обратите внимание на изменение голоса. Похоже, он даже относит себя к другой семье.
– Значит, безумен? – спросил Боктон.
– О да, совершенно.
– И вы можете его запереть?
– Безусловно.
– Когда.
– Хоть сейчас, если вам угодно.
– Это меня полностью устроит, – ответил Боктон. – Даже политика выиграет.
Накануне палата лордов привела общественность в такую ярость, что к середине утра новая полиция сэра Роберта Пиля и полицейские силы мэра в Сити приготовились к беспорядкам. После голосования в Вестминстере не прошло и часа, а депутаты уже говорили, что королю придется выдвинуть дополнительных пэров от вигов, чтобы протолкнуть реформу.
– Без моего отца – на одного меньше, – сухо заметил Боктон.
В половине двенадцатого утра ворота знаменитого Бедлама, что в Ламбете, пропустили закрытый экипаж, откуда вывели сломленного и спятившего графа Сент-Джеймса и провели его в ослепительную приемную.
Впрочем, ему было не суждено задержаться там надолго.
Бедлам был открыт для почтенной публики, если та покупала билет. А благодаря этой либеральной практике любопытствующие могли войти и посмотреть на всех, кого записали в сумасшедшие либо уголовные суды, либо Силверсливз с его друзьями. С иными, безобидными, разрешалось поговорить. Несколько джентльменов мнили себя Наполеонами и сыпали блестящими, глубокомысленными высказываниями. Другие хохотали и несли вздор. Третьих приковывали к кроватям, и те тупо смотрели в одну точку, а то еще раздевались и предавались диким, разнузданным действиям. Большинство посетителей находило это весьма забавным. Один старик, посаженный получасом раньше, назвался графом Сент-Джеймсом.
Вскоре после полудня прибыл Мередит. К нему обратился молодой Джордж, узнав, что случилось с дедом.
Банк «Мередитс», едва не лопнувший в 1825-м, серьезно преуспел, и Мередит прилично разбогател. Седые виски сообщали его высокой фигуре нечто патрицианское. Его совет не обрадовал Джорджа.
– Я думаю, что с помощью Силверсливза ваш отец почти наверняка добьется признания его невменяемым. Мы должны вызволить вашего деда из Бедлама. У вас это, скорее всего, не получится, потому что Боктон предупредил их о вашем приходе. Но я могу попытаться.
