Ее взгляд стал пугающе отсутствующим, а Каладин не понял и половины того, о чем она говорила.
— Нам нужно добраться до центра, — сказала Шаллан. — Я могу отыскать сердце равнин, следуя закономерности их расположения. И там мы найдем... найдем...
— Вашу тайну, — проговорил Каладин. Что она там говорила раньше? — Клятвенные врата?
Шаллан залилась сильным румянцем.
— Давай двигаться вперед. Разве ты не упоминал, что у нас совсем мало времени? Честно говоря, если бы один из нас не болтал постоянно и не отвлекал всех, я наполовину уверена, что мы бы уже вернулись.
Каладин посмотрел в ее сторону и выгнул бровь. Она ухмыльнулась, а затем указала, в каком направлении им нужно идти.
— Кстати, теперь я показываю дорогу.
— Возможно, так будет лучше.
— Однако, — проговорила Шаллан, — я тут подумала, может быть, лучше, если бы нас вел ты. Так мы могли бы добраться до центра по чистой случайности. Если, конечно, не оказались бы в Азире.
Каладин усмехнулся, потому что казалось правильным повести себя именно таким образом. Но мысленно он разорвал себя в клочья. Полное фиаско.
Следующие несколько часов превратились в сплошное мучение. Через каждые два плато Шаллан требовала остановиться, чтобы обновить карту. Все верно — они не могли пойти на риск снова сбиться с пути.
Просто им приходилось тратить так много времени. Даже если между остановками они передвигались с максимальной скоростью, почти бежали всю дорогу, продвижение вперед стало слишком медленным.
Пока Шаллан в очередной раз дорисовывала карту, Каладин переминался с ноги на ногу, наблюдая за небом. Девушка ругалась и ворчала, и он заметил, как она смахнула каплю пота, когда та упала с брови на становившуюся все более мятой бумагу.
«До шторма осталось часа четыре, — подумал Каладин. — Мы не успеем».
— Пойду покричу разведчикам, — сказал он.
Шаллан кивнула. Они добрались до территории, на которой прыгающие с шестами разведчики Далинара наблюдали за появлением новых куколок. Докричаться до них представлялось слабой надеждой. Даже если бы им повезло настолько, что они обнаружили бы один из дозорных отрядов, Каладин сомневался, что у них окажется веревка, способная достать до дна ущелья.
Но хоть какой-то шанс. Поэтому он отошел подальше, чтобы не мешать Шаллан рисовать, приложил руки ко рту и начал кричать:
— Эй! Пожалуйста, ответьте! Мы в ловушке в ущелье! Пожалуйста, ответьте!
Он покричал какое-то время и замер, прислушиваясь. Ответа не было. Никаких вопросительных криков, доносящихся эхом сверху, никаких признаков жизни.
«Теперь они, скорее всего, уже укрылись в своих пещерках, — подумал Каладин. — Разобрали наблюдательные посты и ожидают прихода сверхшторма».
Он разочарованно уставился на узкую полоску неба, по которому проплывали перистые облака. Такого далекого. Каладин помнил, как спускался в ущелья с Тефтом и остальными и что при этом чувствовал — страстное желание выбраться наверх и сбежать от ужасной жизни мостовика.
В сотый раз он попытался вдохнуть штормсвет из сфер, сжимая одну из них до тех пор, пока его ладонь и стекло не покрылись потом. Штормсвет — сама сила — не полился в него. Он больше не ощущал свет.
— Сил! — закричал Каладин, отбросив сферу и сложив ладони ковшиком у рта. — Сил! Пожалуйста! Ты где-то там?..
Тишина.
— Я ведь до сих пор не знаю, — сказал он уже тише. — Это наказание? Или что-то другое? Что не так?
Ответа не было. Если она наблюдала за ним, то, несомненно, не позволила бы ему здесь погибнуть. Если предположить, что ее осознанности хватило бы, чтобы заметить. Перед глазами Каладина стоял ужасный образ того, как она носится с ветрами, играет со спренами ветра, позабыв и себя, и его, подчинившись страшному, блаженному неведению того, кем она была на самом деле.
Подобная перспектива ее пугала. Она ее ужасала.
Шаллан поднялась, скрипнув ботинками.
— Ничего?
Каладин покачал головой.
— Что ж, идем дальше. — Она глубоко вздохнула. — Сквозь боль, без сил мы движемся вперед. Может, желаешь понести меня немного?..
Каладин смерил девушку взглядом.
Шаллан с улыбкой пожала плечами.
— Подумай, как славно! Я бы подгоняла тебя хворостиной. А ты бы мог по возвращении рассказывать остальным охранникам, какой я ужасный человек. Отличный повод для жалоб. Нет? Ну, ладно. Пошли.
— Странная вы женщина.
— Спасибо.
Каладин пошел рядом с ней в ногу.
— О, нет, — заметила Шаллан. — Вижу, над твоей головой сгустился очередной шторм.
— Я погубил нас, — прошептал он. — Взял на себя руководство, и из-за меня мы сбились с пути.
— Ну, я тоже не заметила, что мы направились не по той дороге. У меня не получилось бы вести нас лучше.
— Мне следовало подумать о том, чтобы вы отмечали на карте наш сегодняшний маршрут с самого начала. Я был слишком самоуверен.
— Теперь поздно жалеть, — ответила Шаллан. — Если бы я яснее выразилась насчет того, как хорошо способна изобразить плато, тогда ты, возможно, смог бы лучше использовать мои карты. Я этого не сделала, а ты не знал, и вот к чему мы пришли. Нельзя во всем обвинять только себя, согласен?
Каладин шел молча.
— Э-э, согласен?
— Это моя вина.
Шаллан преувеличенно закатила глаза.
— Ты в самом деле полон решимости обвинять во всем только себя, да?
Его отец раз за разом повторял то же самое. Но Каладин был именно таким. Неужели они ожидали, что он изменится?
— С нами все будет в порядке, — сказала Шаллан. — Вот увидишь.
Он помрачнел еще больше.
— Ты до сих пор считаешь, что я слишком оптимистично настроена, не так ли?
— Вы не виноваты, — ответил Каладин. — Лучше бы я был как вы. Лучше бы я не прожил ту жизнь, которую имею. Я бы хотел, чтобы в мире существовали только такие люди как вы, Шаллан Давар.
— Люди, которые не способны понять боль.
— О, все люди способны понять боль, — возразил Каладин. — Я не о том. Но...
— Горе, — тихо проговорила Шаллан, — когда наблюдаешь как рушится чья-то жизнь. Когда изо всех сил стараешься ухватить ее и удержать, и только начинаешь чувствовать надежду, как все в момент оборачивается прахом, и лишь кровь капает сквозь пальцы.
— Да.
— Это чувство — когда ты сломлен. Не горе, а гораздо сильнее. Когда тебя разбивают вдребезги, так часто и так жестоко, что эмоции становятся тем, о чем можно лишь мечтать. Если бы только можно было заплакать, чтобы хоть что-то почувствовать. Но ты чувствуешь лишь пустоту. Только... мглу и дым внутри. Как будто уже мертв.
Каладин остановился посреди ущелья.
Шаллан повернулась и посмотрела на него.
— Сокрушающее чувство вины, — продолжила она, — от собственной беспомощности. От желания, что лучше бы они навредили тебе, а не тем, кто рядом. От воплей, жалкой борьбы и ненависти, в то время как твои любимые обращены в пепел, выдавлены, как гной из раны. А ты должен наблюдать, как их радость утекает прочь, не в состоянии ничего сделать. Они уничтожают тех, кого ты любишь, но не тебя. И ты умоляешь, чтобы вместо них били только тебя.
— Да, — прошептал Каладин.
Шаллан кивнула, удержав его взгляд.
— Да. Было бы прекрасно, если бы никто в мире не ведал подобного чувства, Каладин Благословленный Штормом. Я согласна. Целиком и полностью.
Он увидел это в ее глазах. Боль, разочарование. Ужасную пустоту, что скреблась изнутри и пыталась задушить. Она знала. Это сидело там, внутри. Она была сломлена.
Затем Шаллан улыбнулась. О, шторма. Несмотря ни на что, она улыбалась.
Ее улыбка оказалась одной из самых прекрасных вещей, которые он видел за всю свою жизнь.
— Как? — спросил Каладин.
Шаллан слегка пожала плечами.
— Помогает, если ты сумасшедший. Пошли. Я все еще полагаю, что мы немного стеснены во времени...
Она заспешила дальше по ущелью. Каладин остался стоять, чувствуя себя опустошенным. И странным образом очистившимся.
Ему снова следовало почувствовать себя идиотом. Он еще раз проделал все то же самое — наговорил ей, насколько простой была ее жизнь, в то время как она столько скрывала внутри. Однако на этот раз он не испытывал подобного чувства. Ему казалось, что он понял. Что-то. Он не знал, что именно. Просто в ущелье стало немного светлее.
«Тьен всегда влиял на меня так же... — подумал Каладин. — Даже в самый темный из дней».
Он простоял так долго, что оборцветы вокруг снова раскрыли свои широкие, похожие на веер, листовидные отростки с прожилками и запестрели всеми оттенками оранжевого, красного и фиолетового. Наконец мостовик побежал за Шаллан, напугав растения, и они захлопнулись.
— Думаю, — сказала она, — нам стоит сосредоточиться на позитивной стороне нашего пребывания в этих ужасных ущельях.
