Новогодняя елка
Тем временем толпа рулонитов прикалывалась в соседней комнате в еще одной веселой практике. Достирав очередную партию носков, к общему веселью присоединился Мудила.
«Ой, бля, че тут без меня происходит», — подумал Муд, увидев, что рулониты собрались вокруг какой-то бабы, судя по всему, очередной новенькой и что-то старательно ей втемяшивают. Кстати, новенькие в Рулон-холле всегда очень резко отличались от всех остальных своей зачморенностью, зашуганностью и зажатостью. Вот и сейчас эта баба, метра два высотой стояла в середине круга, вжав голову в плечи и сцепив руки на пизде, смотрела зашуганным взглядом на разбитную, веселую толпу учеников, которые бурно крича, смеясь, размахивая руками, наперебой пытались донести до нее какую-то истину.
— Мы тебя будем звать Дылда, — сказал Гнилой харчок, осмотрев снизу вверх длинную как шпала самку, — ты согласна? А впрочем, по хуй согласна или нет, у нас тут быстро ко всем духовные имена приклеиваются, — сказал Гнилой харчок и все его поддержали радостными криками и улюлюканьем.
— Эй, Дылда, сейчас тебе нужно ярко накраситься, нарядиться, сделать красивую прическу, так как скоро будет костер, — выкрикнула чу-Чандра.
«О, Боже, что за костер, — зассала Дылда, перебирая в своей репе разные образы, как она наряжается, а потом ее кидают в костер, — ой, мама, куда я попала, они че — сатанисты? Да, точно, сатанисты. Они и ведут себя как-то припадочно и еще на какой-то костер меня хотят затащить», — еще больше накручивала себе образы Дылда, с ужасом в глазах посмотрев на бурную толпу.
— Чего это ты так испугалась, никто тебя жечь не собирается, — словно прочитала мысли идиотки чу-Чандра, — это костер, на котором рушатся все иллюзии и мамкины установки, где в лучах истины, которые излучает Гуру Рулон, сгорают все старые ложные, внушенные представления, и тогда у тебя появится возможность стать нормальным свободным человеком.
Услышав такое объяснение, Дылда слегка расслабила булки: «Фу, ну, слава богу, хоть не настоящий костер. Но почему они такие все шумные, мама мне говорила, что взрослым не положено громко смеяться, нужно сдерживать свои эмоции. И вообще нужно быть серьезным и загруженным».
— Ты че такая хмурая, хоть улыбнись, — стала ее подбадривать Вонь.
— Видишь, это мать-дура сделала тебя такой закомплексованной. А мы тут раскрепощаемся и становимся детьми. Вспомни, как тебе было радостно и весело в детстве и входи в такое веселое, непосредственное, беззаботное состояние, — говорила Вонь.
— Но ведь я уже не маленькая, — еле слышно осмелилась возразить Дылда, чем вызвала еще большее веселье.
— Знаем мы эту песенку, — заявил Пидор сельский, — нам всем это говорили, что радоваться и смеяться мы могли только в детстве, а теперь пришло время становиться взрослым, а значит, становиться серьезным, костным, отождествленным, загруженным непонятно чем, омраченным. А для чего? А чтобы заводить семью, рожать выпиздышей, то есть намеренно калечить себе жизнь. А тебе это надо, лично тебе?
— Не знаю-ю-ю-ю, — протянула Дылда, — все же так живут.
— В том-то и дело, что мы об этом никогда даже и не задумывались, а просто тупо действовали как зомби по вмонтированной программе. Но лично тебе это надо? Вспомни, чего ты хотела в детстве? Неужели ты хотела создавать семью? Неужели ты хотела вкалывать на заводе, быть подстилкой для мужа-алкоголика?
— Не-е-е-т, — с недоуменным выражением лица помотала головой Дылда, — я, наоборот, в детстве всегда смотрела на взрослых и говорила себе, что я никогда не буду такой скучной, что я всегда буду играть в песочнице, есть конфеты, мороженое, кататься на карусельках.
Пока Дылда вспоминала свое детство, на ее лице появилась улыбка, в глазах вместо зашуганности появилась радость. И она стала себя чувствовать более свободно и легко.
— Вот посмотри теперь на себя, пока ты рассказывала о своем детстве, даже просто от воспоминаний, от мыслей о детстве тебе стало хорошо, — сказала Вонь.
— Да, действительно, — сделала для себя открытие Дылда, — так что, человек не должен быть взрослым никогда?
— Конечно! Все это мышиный маразм! Нам было хорошо и весело в детстве, потому что мы находились в сущностном состоянии и делали то, что хотела наша сущность, — сказала чу-Чандра, бурно жестикулируя, выпучив свои ярко раскрашенные глаза.
— А потом напали всякие маразматичные бабушки, дедушки, тети, дяди, — поддержал живую, эмоциональную беседу Гнилой харчок, — дружно стали забивать нашу сущность и формировать ложную личность, внушая, что мы должны получать высшее образование, создавать семью и прочую ахинею.
— Но мы больше не будем быдлом, а будем всегда детьми, — стали лозунгами выкрикивать рулониты, веселясь под разбитную музыку.
— Мы будем жить в свое удовольствие, мы будем развиваться, совершенствоваться, ибо только в этом истинное счастье!!!!!!
«Вот это да, об этом я никогда не задумывалась, — загрузилась Дылда, уже с радостью посмотрев на рулонитов, — какие они веселые и свободные, я тоже хочу быть такой. Как тут хорошо и радостно! Здорово! А я и не думала, что детство может продолжаться всю жизнь».
— Ну, что вступаешь в ряды секористов? — закричал Пидор сельский, с вызовом посмотрев на Дылду.
— Да! — неожиданно для всех с несвойственной для нее уверенностью выкрикнула Дылда.
— О-уе! Да! А теперь давай, забивай этих мышей проклятых, которые хотели изуродовать всю твою жизнь. И первая для тебя практика — это скинуть с себя все свои лохмотья и надеть на себя красивые, шикарные наряды, как у нас, — заявила чу-Чандра, показывая себя.
Но Дылда, посмотрев на чу-Чандру, одетую в сексуальный наряд: в ажурных колготках, в мини юбке, в гипюровом лифчике и с кучей разных украшений, вдруг почувствовала, как внутри нее поднимается волна дискомфорта.
«Ой, мама говорила мне, что нехорошо так одеваться, неприлично, так ходят только женщины легкого поведения, а я должна быть скромной, лишний раз никогда не высовываться», — стала она вспоминать, как мать ей всю одежду всегда покупала на вырост, заставляя ходить в длинных до пят, как у старух, юбках, в блузках с длинными рукавами, и не дай бог одеть «декольте» или что-то просвечивающее.
— Эй, что с тобой? — стал размахивать руками Гнилой харчок перед застывшим взглядом Дылды, — у тебя что, кататонический ступор?
— Ну, давай смелей, наряжайся, — стали подбадривать Дылду рулониты, пододвигая к ней огромные коробки со всевозможными нарядами, украшениями, цветами и прочими красивостями. И через несколько секунд Дылда буквально утопала во всей этой красоте, но от этого ее ебальник только еще больше вытянулся.
— Я не-е-е могу это одеть, — кое-как, заикаясь, сказала она.
— Почему? — искренне удивилась Пухлорожая, откусив большой кусок торта и вытирая ладонью рот от крема, размазывая при этом губную помаду по всей морде.
— Я никогда такого не носила, я не умею так одеваться как вы, — призналась Дылда, посмотрев на ярко разнаряженных самок, которые окружали ее.
— Правильно, еще бы, мать этому не учила. И мы тоже никогда этого не умели, — сказала чу-Чандра, — так давай, начинай учиться прямо сейчас.
Но мамочкины установки настолько сковали Дылду, что она не могла ни сдвинуться с места, ни что-либо думать или говорить. Видя такое замешательство мамочкиной дочки, рулониты переглянулись и, почесав затылки, стали думать, что можно предпринять в этой ситуации. Наконец, Вонь Подретузную осенило:
— Слушай, Дылда, а какой твой любимый праздник был в детстве?
— Новый год, — не задумываясь, сказала та.
— А что ты обычно одевала на Новый год?
Дылда снова погрузилась в воспоминания своего беззаботного детства и начала рассказывать:
— Я помню, что когда отец приносил в дом елку, коробки с елочными игрушками, мишурой и гирляндами, сначала я наряжала елку, потом долго любовалась ее сказочной красотой, а потом думала: «Я тоже буду такой красивой, как елочка», и тогда я начинала сама себя увешивать елочными игрушками, разноцветным дождиком, сыпала на голову конфетти, разные блестки и так ходила весь праздник, воображая себя королевой всех елок.
— Вот это то, что нужно! — обрадовалась Вонь Подретузная, — и теперь ты сделаешь то же самое, нарядишься в елку, а мы тебе поможем.
— Уау! Вот это веселье! — поддержали радостными возгласами рулониты идею Вони и тут же разбежались за елочными игрушками, оставив недоуменную Дылду одну. Буквально через несколько минут перед Дылдой оказалась куча коробок, сумок с разноцветной мишурой, гирляндами и елочными игрушками разной причудливой формы.
чу-Чандра с Вонью Подретузной набросились на Дылду и стали стягивать с нее длинную бледно-голубого цвета юбку, затем розовую с мышиными рюшечками блузку. Дылда, не успев опомниться, просто подчинилась, еще не совсем врубаясь, что происходит. И когда она осталась в одном нижнем белье, то самки стали напяливать на нее новую одежду.
