Странно: вроде бы других машин на обочине было в это раннее утро еще немного, и в лесу грибники не перекликались, но в то же время было видно, что я в лесу не первый. Полно пней, заросших так, что мха не видно, и все срезано! Обидно, досадно, ну, ладно: видно, что и мне тоже грибов хватит, надо только углубиться в лес. У меня был компас, я слышал шум дороги за спиной, день был ясный — словом, заблудиться я не боялся. Не угодить бы только в болото, но уж как-нибудь отличу его от остального леса. А диких зверей вроде бы уже лет двадцать как грибники распугали.
Я прошел километра полтора. Шум дороги стих, заглушенный подлеском, и только слышно было, как где-то наверху вопит дятел. Вы наверняка слышали этот исполненный прямо-таки социалистического оптимизма клич, короткий и отрывистый, но в то же время звонкий. Кто не знает: это так кричит дятел. Черт его знает, что он при этом имеет в виду. Этот крик меня развеселил, и я сказал беззлобно:
— Ну чего кричишь, дятел?
Не в смысле, что это — дятел, а в смысле, что ну и дятел же он.
— Сам ты дятел! — раздалось с верхушки березы.
Так. Картина Репина "Не ждали". Вроде как с утра я был в своем уме, а слуховыми галлюцинациями я не страдал никогда, только в детстве — обостренным воображением. Так или иначе, лицо у меня, наверное, довольно глупое. Хорошо, что никто не видит…
Сверху раздался смешок.
— Ну и лицо у тебя! Будто подушкой долбанули.
— Кто это говорит?! — воскликнул я со злостью.
— Кто, кто! Я говорю. Дятел. Ну и бестолков же ты, приятель.
Н-да… Щипок себя за руку показал, что я не сплю. Стало быть, ктото надо мной шутит. Дурацкая шутка, кстати. Ну, погоди, я тебя выведу на чистую воду! А для этого сначала приму предложенные правила игры.
— Послушайте, господин дятел, Вы не могли бы спуститься пониже, а то я Вас там за ветками не разгляжу.
Дятел слетел на куст передо мной. Впервые я видел эту птицу так близко не в зоопарке. Странно: хоть я, мягко говоря, не знаток мимики птиц, но он явно был польщен вежливым обращением.
— Итак, спрашиваешь, чего кричу?
А вот это уже за гранью технических возможностей, достижимых посреди неэлектрифицированного леса. Значит, передо мной настоящий говорящий дятел, хоть их и не бывает. НЕ БЫВАЕТ. НЕ БЫВАЕТ!!! Но — вот он, сидит на ветке, кокетливо склонив голову, и ждет ответа на заданный вопрос.
— Да нет, это я так… Хотя, вопрос, конечно, интересный.
— Чего интересного… Тебе ведь тоже иногда хочется крикнуть чтонибудь вроде, например, "Эге-гей." И у тебя спрашивают, чего кричишь, но вопрос-то риторический.
— Ну, знаете, если бы я знал дятловый язык, я бы это понял, конечно…
— Ладно, с кем не бывает. Слушай, я тебя прежде здесь не встречал. Ты, вообще, откуда?
— Из Москвы, а что?
— Из Москвы… Иван Петрович Рюриков, год рождения одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, специалист по защите от несанкционированного доступа в вычислительных сетях?
Ну, вот все и выяснилось. Откуда в Подмосковье быть говорящему дятлу, и к тому же осведомленному о том, кто я какой? Это-таки галлюцинация. Я вчера перетрудился. И то верно, компьютерный вирус попался весьма заковыристый, его безымянный автор заложил в конструкцию несколько довольно красивых ходов. Его бы энергию — да в мирных целях…
— Так. Спокойно. Это пройдет. Домой. Спать.
Я развернулся и зашагал в направлении, где по моим расчетам должна была быть дорога. За спиной раздалось хлопанье крыльев птицы, в существовании которой я усомнился, летевшей, как ни странно, не прочь, а вслед за мной.
— Так это Вы — Иван Петрович Рюриков?
— Да, это я. Чур меня, сгинь! — рявкнул я, не оборачиваясь.
Но вместо того, чтобы сгинуть, в следующий момент дятел долбанул меня клювом в макушку. — II-
Все-таки хорошо, что я пока еще помоложе, чем царь Додон из сказки Пушкина. Он-то от эдакого обращения вообще полетел с катушек долой, а я только отключился.
Я лежал на земле под сосной, мне на темя лилась струя воды, а я с трудом пытался сообразить, где нахожусь. Попытки не увенчались успехом, хотя картина, представшая моим глазам, казалась до боли знакомой.
Начать с того, что передо мной была медведица с тремя медвежатами, один из которых залез на покосившийся сухой ствол. Все это освещалось косыми лучами солнца, падавшими сквозь туман.
Ну, да. Шишкин. "Утро в сосновом лесу." С конфеты "Мишка Косолапый." Только в натуре. Там, правда, на стволе сидели два медвежонка, впрочем, и здесь второй начал карабкаться вверх по бревну.
Совпадение маловероятное, к тому же откуда в ближнем Подмосковье медведи?
Гораздо менее знакома была рука, лившая воду, причем не из чегонибудь, а из берестяного туеска. Формы вполне человеческой, она была исполинского размера и покрыта зеленой шерстью. Обладатель ее помещался у меня за головой, разглядеть его я не мог.
— Вы вполне пришли в себя?
Голос обладателя зеленой руки был глубоким и низким, немного с хрипотцой.
— Похоже на то…
Я сел, и повернувшись к нему, понял, что, кажется, поспешил с утвердительным ответом. Представьте себе павиана двух с половиной метров роста, покрытого гладким зеленым мехом, только без хвоста. Примерно так выглядел мой новый знакомый. А на плече у него, заинтересованно глядя на меня, сидел Дятел.
Уже пора его называть с большой буквы, ибо он в моей истории всерьез и надолго.
— Как видите, Иван Петрович, Дятел — вовсе не галлюцинация. Хоть и не дипломат, как выяснилось.
— Верно, верно! — вставил Дятел, — Меня ведь просили тебя встретить. Кстати, прости, что пришлось применить клюв для убеждения.
— И ты извини, что я на тебя наорал.
Так. Возвращение домой откладывается. Сначала надо вернуться в себя. Вспомним опыты Фейнмана по управлению сном. Пусть герои этого бреда пошлют меня домой. А для этого буду воспринимать их как реальность, и действовать в этой реальности, по возможности стараясь ее не злить, а то выйдет из под контроля.
— Итак, чтобы покончить с персоналиями: Вы — Иван Петрович Рюриков, с Дятлом Вы уже знакомы, ну а я — Леший, — сказал зеленый павиан, — У Вас, я полагаю, накопилось немало вопросов. Давайте пройдем в более удобное место, и я на них отвечу.
Я покорно поднялся на ноги.
— Мальчики, домой! — раздался за спиной хотя и рык, но вполне членораздельный, так иногда разговаривают медведи в мультфильмах.
Я оглянулся. Медвежата помладше, хныча: "ну ма-а-ам, давай еще погуляем," слезли с бревна, старший вдруг вынул изо рта здоровенный комок жевательной резинки, клубничный запах которой явственно донесся за десять метров, прилепил было ее к дереву, но под укоризненным взглядом мамаши отодрал и понес в лапе.
Все семейство тронулось мимо нас в кусты, причем старший медвежонок ритмично притопывал на ходу, если не сказать: пританцовывал. Когда он поравнялся со мной, я разглядел среди густой шерсти стереонаушники в его ушах и плейер, который он для удобства повесил на шею. Дополняла картину доносившаяся из наушников, как это ни удивительно, песенка тридцатилетней давности, знаменитая «Шизгара». Медвежонок лукаво мне подмигнул, и это меня доконало.
Давясь от смеха, я повернулся к Лешему и увидел среди кустов его стремительно удалявшуюся спину. Не будь осень, я бы его уже потерял из виду, а так мелькавшая на фоне пожелтевших листьев орешника зелень его меха позволяла хоть как-то ориентироваться, пока я бежал за ним. Потом он вдруг исчез, как сквозь землю провалился. Я подбежал к тому месту, где это произошло, и увидел открытый лаз в земле, из которого доносился громоподобный хохот. Вниз вели ступеньки. Я скатился по ним и тоже расхохотался в голос. — III-
Минут пять мы на пару отводили душу, потом я вытер слезы и увидел, что Леший опять серьезен, хотя в глазах его и осталась смешинка.
— Уж эта мне современная молодежь… Ну, ладно, к делу. Я готов ответить на Ваши вопросы. Присаживайтесь.
Пока я оглядывался, Леший закрыл входную дверь (именно дверь, ибо в помещение вел коридор, оканчивавшийся лестницей наверх). Освещенный то ли керосиновой лампой, то ли чем-то под нее стилизованным, ибо таких ярких керосиновых ламп я в жизни не видел, интерьер землянки был прост, если не сказать: аскетичен. Грубо сколоченный стол, три колченогих табурета, в углу — топчан, явно под размер Лешего, то есть величиной с небольшой аэродром. А в другом углу… В другом углу синел экран компьютера. Черт его знает, к чему он был подключен, но вид экрана при загруженном девятом «Нортоне» я ни с чем не спутаю. Хотя древнеславянский шрифт на экране и делал картину чуть менее привычной, но в конце концов, на общем фоне это — мелочи. Ибо монитор представлял собой овальное серебряное полированное блюдо, стоявшее на ребре под углом, исключавшим любую возможность равновесия, по его краю катался роскошный фрукт — алма-атинский апорт с два кулака величиной, системного блока просто не было, а клавиатура явно лежала отдельно, безо всяких соединительных проводов, что само по себе — не такая уж и новость, не будь она сделана из дерева, то, что называется: без единого гвоздя. Все-таки, удивительно изощренный у меня бред. Пожалуй, пора вообще перестать удивляться, если я не хочу окончательно сойти с ума. Я сел на один из табуретов и повернулся к Лешему.
