— Что это?
— Ммм… собака.
— Я вижу, что собака, Никки. Я спрашиваю, что она здесь делает?
— Эмм… живет? ― осторожно предположила, надеясь, что, если не буду утверждать очевидное, Мак не так сильно разозлится.
Ошиблась.
Именно в этот переломный момент моя неуправляемая собака прыгнула на полку с многочисленными ― и могу поспорить, что любимыми ― наградами Мака.
— Баффи, нет!
Задев хвостом один из кубков ― тот большой, хрустальный ― она столкнула его на пол и, упав, он практически вдребезги разбился. Я зажала лдонью рот, медленно ― очень медленно ― переводя взгляд на Мака. Сказать, что он был разъярен ― ничего не сказать.
Я по выражению его лица видела ― он готов был убивать.
Между бровями залегли морщинки. Веки стянулись от напряжения. Губы плотно поджались. А на скулах заиграли мощные желваки.
Тогда я поняла, что адское терпение Маккейна подошло к концу.
— Я не знаю, откуда здесь эта собака и знать не хочу. Но чтобы к сегодняшнему же вечеру её здесь не было. ― он взял Баффи и передал мне в руки. ― Забери её и найди ей дом. ― и прежде, чем я открыла рот, серьезно добавил. ― В этом она не останется.
Сказав это, Мак опустился на колени перед осколками. Я слышала, как стучит хрусталь и слышала, как отстукивало сердце. Баффи заскулила, облизала мне лицо, и я невольно перевела на неё глаза. Снова эти бусинки, смотрящие глубоко в душу. Снова эта мольба. Эти доверие и верность.
Как я могла всё это предать?
Спустившись вниз, оставила собаку возле её мисок и принялась убирать погром. К моему удивлению, Баффи успокоилась. Удобно устроившись на диване, перевернулась на бок и, вытянув вперед свою мордашку, уснула.
Не знаю, сколько времени прошло. Полчаса. Возможно, чуть больше. Всё это время Мак был наверху. А я убеждала себя, что должна с ним поговорить. Я не могла отдать Баффи сейчас. Я просто не знала, кому. А ставить Маку ультиматум, грозиться, что уйду вместе с собакой ― глупо. На этот раз он мог меня не остановить. А я ― лишиться работы.
Когда Мак спустился, я как раз заканчивала отмывать от арахисовой пасты стол. Он молча прошел мимо меня, открыл кухонный шкаф и выбросил осколки в ведро.
Жаль, что склеить их уже не получится…
— Мне понадобится больше времени, ― я подошла к раковине и, выдохнув, повернула краник. ― До вечера я не найду для Баффи хороший дом. А отдавать её в приют ― подло и нечестно. Я не могу с ней так поступить.
Я помнила слова Тейлор о том, что Мак терпеть не мог собак.
И помнила глаза, которыми он смотрел на Баффи.
Но всё же надеялась, что не ошиблась, когда-то увидев в этих же глазах нечто большее.
— Я поспрашиваю знакомых. Может, кто-нибудь захочет её забрать. А до тех пор она может остаться здесь.
Я ждала ― надеялась ― услышать подобное. Но вместе с облегчением испытала внезапную грусть. Как только представила, что придется расстаться с Баффи…
Так, Никки, девочка, остановись. Не буди лихо, пока оно тихо.
— Спасибо, ― повернулась, останавливая на нём свой взгляд, ― большое.
— Но ты несешь за неё ответственность, ясно? ― серьезно продолжил Мак. ― За любую её проказу спрашивать буду с тебя.
Я улыбнулась, чувствуя в его словах больше веселья, нежели угрозы.
— Договорились. ― Мак сделал вид, что остался так же серьезен, а я не стала разубеждать его в том, что в эту серьезность поверила. ― Так о чем ты хотел поговорить?
Он немного помолчал, а затем, не сводя с меня глаз, подошел ближе.
— Кофе будешь? ― Моргнула несколько раз, а затем вроде бы кивнула. ― Садись, я сварю.
Я взобралась на стул, как завороженная наблюдая за отлаженными движениями Маккейна. На кухне он чувствовал себя как рыба в воде ― уютно, уверенно, комфортно. В его действиях не было стеснения или скованности, только расслабленность и спокойствие. Полный штиль. Отчего я поймала себя на мысли, что ещё никогда не видела его таким.
Он сварил нам кофе, взял одну чашку для себя, а другую поставил передо мной.
Идеальное сочетание зерен и молока.
И идеальный мужчина, который это сочетание нашел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Так… в чем дело? Ты сказал, что хотел поговорить? ― он кивнул. ― О чем?
— О нас.
Не ожидая такого ответа, я подавилась, выплеснула кофе обратно, обожглась и облила свою новую белую блузку, которую надела первый― вот―же―незадача ―раз.
Мак ― как истинный рыцарь ― тут же оказался рядом, отставил чашку в сторону, протянул мне салфетки и, осмотрев зону бедствия, заключил:
— Нужно застирать. Снимай.
— Прости? ― сморгнула я, вытирая салфеткой рот.
— Нужно застирать, ― повторил он, ― иначе останется пятно.
Э―эм… ну―у―у…
— Я как бы не планировала перед тобой раздеваться. ― Адекватное объяснение, разве нет? ― Схожу наверх и переоденусь.
— Ты, конечно, можешь и дальше изображать из себя обиженную недотрогу, но тогда пятно въестся в ткань и сделать уже будет ничего нельзя.
Не то чтобы его слова про обиженную недотрогу разозлили, но задели ― однозначно. То ли я хотела что―то ему доказать, то ли просто гормоны шалили, но от его взгляда по всему телу пробежало такое бешеное электричество, что контролировать свои действия стало довольно трудной задачей.
Не отрывая от него взгляда, потянулась к пуговицам на блузе и стала медленно расстёгивать одну за другой. Первую. Затем вторую. Третью.
При каждом прикосновении к шелку сердце безудержно колотилось.
Дыхание сбивалось. Голова кружилась.
Я чувствовала себя девчонкой, и понимала, что не хочу это чувство терять.
— Перестань, ― прошептал Мак, и я улыбнулась ему лишь одними глазами.
— Что? Ты ведь сам просил меня раздеться.
— Я просил снять блузку.
— Я это и делаю, ― расправившись с последней пуговицей, задышала чаще.
— Никки…
— Да?
Мне нравилась эта игра между нами. И, хотя я знала, что после снова будет больно, неправильно и сложно, уже не могла остановиться.
Я чувствовала эту невыносимую тягу между нами ― это сумасшедшее электричество ― и знала, Мак тоже его ощущал.
— Что ты делаешь со мной?
Его губы находились так близко, что не касаться их было настоящим мучением.
Но Мак прекратил его, когда, ответив, грубо ворвался в мой рот. Я застонала, понимая, что капитулирую. Понимая, что такой я была только с ним. Лишь с ним. Ещё ни один мужчина не вызывал во мне настолько противоречивые эмоции. В один момент мне хотелось задушить его, а в другой ― поцеловать. И это медленно сводило с ума.
Подавшись вперед, я сильнее прижалась к мужскому телу. А когда его руки коснулись обнаженной кожи ― задрожала. Мне хотелось больше. Хотелось его всего. Полностью. Лишь для себя. Сейчас.
Я могла бы «изображать из себя обиженную недотрогу», как выразился Мак, но зачем? Если я могла получать удовольствие от близости с мужчиной, которого хотела? К чему играть в игру, в которой ты ― заведомо проигравшая сторона?
— Нам лучше остановиться, ― прохрипел он, и я распахнула глаза.
— Так остановись.
Это был вызов. И не только для него ― для нас обоих.
Приняли ли мы его?
Да.
Мак зарычал и вновь втолкнулся в мой рот. Рывком придвинул меня ближе, заставив стул скользнуть по плитке. Я снова застонала и окончательно потерялась в его руках. Весь мир в мгновение перестал существовать. Остался только ОН ― его прикосновения, его поцелуи, его дыхание и пульс.
Я едва не умерла, когда мужские пальцы тысячевольтным зарядом прошибли позвоночник. Крохотные змейки расползлись по спине, проникая под кожу, задевая оголенные нервы.
Каждый. Мой. Нерв.
Абсолютно.
Что означало, что на этот раз мы оба пойдем до конца.
Это пугало и будоражило одновременно.
Каждая клеточка во мне трепетала, и сколько бы раз Мак не касался меня, мне всё время было мало. Я хотела ещё ― сильнее, больше, горячее. Хотела и без стеснения брала.
Мы оба были на грани. Оба горели от желания и оба понимали, что не остановимся.
