двинутся к Кронштадту. Далее: следует мобилизовать Русскую Армию генерала Врангеля, которая будет действовать при поддержке французской морской эскадры и кораблей Черноморского флота, стоящих в Безерте. (Основное допущение: восстание должно начаться после весенней оттепели, когда растает лед и Кронштадт будет защищен от вторжения с материка, будут подготовлены продовольственные запасы и армия Врангеля будет в полной боевой готовности.)
Далее в «Записке» говорилось: по прибытии Русской Армии в Кронштадт командующий армией должен немедленно взять власть в свои руки. Крепость будет служить в качестве «неприступного опорного пункта» для высадки на материк, чтобы «свергнуть советскую власть в России». Однако успех операции будет зависеть от готовности французов оказать поддержку с моря и обеспечить деньгами и продовольствием. В противном случае, даже если восстание начнется, оно будет обречено на провал. Если правительство Франции согласится оказать помощь, то было бы желательно назначить «человека, с которым представители организаторов восстания смогут более детально обсудить все вопросы и кому смогут сообщить детали плана и дальнейшие действия, а также уточнить информацию о требующихся организации фондах и дальнейшем финансировании восстания».
Хотя автор «Записки» не известен, но все указывает на профессора Цейтлера, представителя русского (эмигрантского) Красного Креста в Выборге. До большевистской революции Цейтлер возглавлял Красный Крест в Петербурге. После революции он эмигрировал в Финляндию, где стал представителем русского Красного Креста. Цейтлер был тесно связан с Давидом Гриммом, бывшим коллегой по университету. Теперь Гримм стал главным представителем Национального центра в Гельсингфорсе и официальным представителем генерала Врангеля в Финляндии. Как представитель Красного Креста, Цейтлер занимался вопросами поставки продовольствия в Кронштадт и Петроград, а эта проблема занимает одно из основных мест в секретной «Записке». Например, в октябре 1920 года он направил сообщение в парижское отделение американского Красного Креста о продовольственном кризисе в Петрограде[90].
Затем, спустя несколько месяцев, Цейтлер направил в адрес Национального центра в Париже весьма многозначительную телеграмму: «В связи с моей запиской. Ситуация требует немедленного решения вопросов о необходимости продовольственных поставок. Действия могут начаться в любой момент»[91].
Дата на телеграмме «28. .1921». К сожалению, месяц не указан, но вполне вероятно, что это февраль: 28 февраля забастовочное движение в Петрограде достигло высшей точки, а в Кронштадте на линкоре «Петропавловск» была принята упомянутая выше резолюция. Под текстом приписка от руки «Здорово!» и подпись: «Г.Л. Владимиров» (бывший царский генерал, военный эксперт Национального центра). «Записка о необходимости продовольственных поставок», на которую ссылается Цейтлер, вполне может быть той самой секретной «Запиской». Еще один факт, говорящий о том, что ее автором является Цейтлер: 5 апреля 1921 года, вскоре после того, как большевики заняли Кронштадт, Цейтлер издал брошюрку, в которой сокрушался, что эмиграция не смогла обеспечить мятежников продовольствием, и предлагал новый план обеспечения поставок в Петроград, в случае если там опять начнутся беспорядки[92].
Во время мартовского восстания Цейтлер превзошел сам себя в усилиях обеспечить мятежникам поставки, чтобы предотвратить трагический конец.
Помимо секретной «Записки», имеются и другие доказательства того, что Национальный центр внимательно следил за событиями в Кронштадте с начала 1921 года. Следует, например, отметить, что первым газетные утки о восстании моряков в феврале 1921 года напечатал Союз русских литераторов и журналистов в Париже – организация, тесно связанная с Национальным центром. Владимир Бурцев – ведущая фигура центра и редактор газеты «Общее дело», газеты, на страницах которой появилась первая из серии статей о восстании в Кронштадте, – был одним из руководителей Союза русских литераторов и журналистов; редакция «Общего дела» одновременно являлась парижской штаб-квартирой Союза. Следует также отметить, что летом 1921 года там же проходили заседания Национального комитета под председательством профессора Карташева (см. объявление в газете «Общее дело» за 23 июня 1921 года).
Возможно, слухи просто отражали искреннюю уверенность экспатриантов[93], что восстание начнется в самое ближайшее время.
Однако лондонская газета «Дейли геральд» не разделяла этого мнения. Статьи в «Ле Матэн» и других газетах, писал корреспондент «Дейли геральд», показывают, что существовала «уверенность в том, что произойдет» в Кронштадте, а это свидетельствует о существовании контрреволюционного заговора, планируемого белой эмиграцией при поддержке союзников[94].
Не оставляет сомнений, что Национальный центр информировал, по крайней мере французов, относительно своих планов на Балтике и просил оказать помощь в претворении этих планов в жизнь[95].
Итак, совершенно ясно, что в Национальном центре разрабатывались планы поддержки будущего Кронштадтского восстания. Судя по секретной «Докладной записке», представители центра на Балтике не собирались ограничиваться второстепенной ролью. Скорее всего, они стремились как можно быстрее наладить активное сотрудничество с мятежниками, предварительно заручившись обещанием французского Верховного командования о совместных действиях «в период подготовки и проведения восстания». Понятно, что центр собирался использовать восстание в собственных интересах.
Но была ли предварительно установлена связь с моряками, поднявшими восстание? В «Докладной записке», написанной в начале 1921 года, говорится о «наличии группы энергичных организаторов для проведения восстания» и что эта информация исходит из Кронштадта, возможно, из источников, дружески расположенных к центру. Маловероятно, что подобная группа была не только сформирована, но и активно действовала, если учесть, что у балтийцев в течение нескольких месяцев накапливалось недовольство правительством. Столь же маловероятно, что в такую организацию, даже если предположить, что она действительно существовала, входили будущие члены Временного революционного комитета. Доминирующая роль Петриченко с первых часов восстания – его подпись под резолюцией «Петропавловска», выступление на Якорной площади, руководство делегатским собранием 2 марта и Временным революционным комитетом – дает возможность предположить, что он начал действовать еще до начала мятежа. Доказательством может послужить и заявление одного из членов ВРК, сказавшего: «Мы приказали отпустить Калинина 1 марта», то есть за день до образования ВРК Петриченко и его товарищи уже отдавали приказы[96].
Тогда получается, что Петриченко и его сообщники были той самой «группой энергичных организаторов», на которую возлагались надежды, и что в январе или феврале 1921 года представители Национального центра вступили с ними в переговоры. Имеется бесспорное доказательство, о котором будет сказано позже, что после подавления мятежа Временный революционный комитет вступил в переговоры с Национальным центром и некоторые из его членов нашли убежище в Финляндии, так что нельзя исключать возможность, что это было продолжение давних отношений. Тем не менее тщательный поиск не дал никаких доказательств, подтверждающих такую возможность. Ничто не указывает на то, что секретная «Докладная записка» была применена на практике или что до начала восстания существовала связь между эмиграцией и моряками-балтийцами. Как раз то, что восстание носило стихийный характер и на первый план быстро выдвинулась группа лидеров, свидетельствует об отсутствии контактов между эмиграцией и мятежниками. У каждого восстания, даже самого
