– Что? Напасть могут татары на замок.
– Но когда же!
– Женщин пугать не нужно, но это так же верно, как дважды два четыре. Доршак к ним бежал и приведёт их. Он знает все слабые стороны, переходы, силу, амуницию, будет знать даже, в какой час это сделать, и выберет подходящий.
Ксендз заломил руки и опустил голову.
– Много имеете людей? – спросил полковник.
– С ранеными и недотёпами, как я, нас около двадцати.
– А оружия?
– Достаточно для двадцати.
– Амуниции?
– Ну, не знаю точно, – воскликнул ксендз Жудра, – если бы Янашек немного выздоровел, вы узнали бы лучше и что делать, и что есть.
– Он скоро отойдёт, здоровая кровь, – вставил, утешая, Дуленга, – татарские стрелы, если не убьют, то после них раны только что нудные. Доршак ни сегодня, ни завтра не может их сюда привести. Ну, завтра…
– Но мог бы? Годится ли его в том подозревать?
Дуленба смеялся, откинувшись на стуле.
– Ксендз, – воскликнул он, – вы невинны, как детя. Это злодей, это убийца, для которого ничего святого нет. Когда в Орховец наехали татары, видели его люди среди них гоняющего с кнутом в татарской одежде и ведущего орду. А сегодня же, отец мой, сбежал бы, если бы на воре шпака не горела?
– Это что-то другое, – начал ксендз Жудра, – это что-то другое, из страха мог убежать, чтобы обвинённым не быть.
– Уже когда кто дом оставляет, – прибавил Деленба, – украдкой, ночью, в таких необычных обстаятельствах, не знаю, чем это пахнет.
Погрустнел ксендз Жудра, так, что, встав задумчивый, не ведал, что предпринять.
– Полковник! Ради Бога! Ты нас не оставляй! – крикнул он, хватая его за руку.
Дуленба крутил усы.
– Чем я вам тут один помогу?
– Мы пошлём за вашими!
– Но у меня есть служба, ей-Богу, – отозвался полковник, – я возле замка лагерем стоять, в замке сидеть не могу. Моё дело – кружить у границы. У меня достаточно дел с этим татарством.
Обеспокоенный в высшей степени ксендз, не зная, что начать, испуганный сегодняшними событиями, подумал, что в недостатке Янаша, который немного бредил под ночь и с которым совещаться было невозможно, следовало хоть Никиту привести на совет. После Корчака был это самый способный из людей и, хотя раненый, не жаловался на инвалидность и хлопотал как здоровый. Побежал поэтому сам звать Никиту. Придворный тут же появился. У него, была, правда, перевязана голова, рука на перевязи, немного ковылял на одну ногу, потому что ему её кони зажали, аж посинела, но на лице смеялась победа и приключение, которому теперь, когда оно счастливо окончилось, почти был рад. Он выпил уже пару раз водки, съел хлеба с солониной и почувствовал себя окрепшим.
– Никита, – воскликнул ксендз, видя его, показавшегося на пороге, – на тебе теперь всё! Я за то, что тебе пан даст свободу и землю… но…
Никита пожал плечами, громко рассмеялся и не дал докончить.
– А! Благодетель! Что о том говорить, говорите что более срочное…
– Предатель Доршак убежал из замка, – сказал Жудра. – Полковник ручается, что на замок тьму татар приведёт.
– А правда! – воскликнул Никита.
– Не знаю ни дня, ни часа, нужно готовиться к обороне.
– Я завтра чуть свет к моим поеду, – вставил Дуленба, – и пришлю вам отряд из десяти.
– Ну, это и хорошо, – засмеялся Никита, – оборонимся от этой саранчи, хотя бы их было и…
– А, ну помедленней – вот! – сказал, поднимаясь, Дуленба. – Помедленней, а не так резко. Доршак лучше вас знает всякие дыры этого своего гнезда. Оборонимся или нет.
Никита задумался, уставив глаза в пол.
– Когда он их приведёт в нижний замок, – сказал Дуленба, – тогда вы погибли, а оборонять нижний замок бессмысленно.
– Та! – зашипел Никита, размышляя. – Или-или. Мы позавчера, обходя с паном Янашом замок, веселились и шутили, словно бы тут пришлось обороняться от неприятеля. Наш Янашек – это голова генеральская, он для гетмана создан, а знаете, что говорил?
– Я любопытен! – усмехнулся Дуленба. – Что же эта генеральская голова такого мудрого нашла?
– Очень простая вещь, пане полковник. Мы подпалим мост… до нижнего замка не достанут.
Полковник стоял удивлённый.
– А! Ей-богу, разумно. Только сначала дайте мне отсюда выбраться. Сегодня на ночь пошлите двух человек, пусть сваи внизу обвяжут соломой и перемажут дёгтем, через час моста не будет.
– Мы тут с голоду погибнем! – воскликнул ксендз.
– Надо из городка ночью стянуть, не прося, что найдётся, – прибавил Дуленба. – Для этого, Никита, ты имеешь всю ночь и часть завтрашнего дня. Я под вечер пришлю вам отряд, значит, с поджёгом моста не спешите, но так, чтобы никто не знал, всё приготовьте. На верхний замок не доберутся, пожалуй, какая-нибудь тайная вылазка подземельями есть, которыми Доршак мог бы их провести.
Ксендз Жудра заломил руки.
Никита крутил головой.
– Но, полковник, – сказал он минуту спустя, – действительно ли может быть, чтобы этот негодяй?.. Может ли это быть?
– Это не только может быть, но обязательно будет, – начал Дуленба. – Надо знать Доршака и татар.
– А не лучше было бы, собравшись, уйти? – спросил Никита.
– С больными? Десять или пятнадцать человек, чтобы на вас напали по дороге, – говорил полковник. – Думаете, что он здесь в замке или городке шпионов не имеет? Что ему не донесут?
– Выбросить баб и парубков его, – сказал Никита, – и не дожидаясь.
– Баб стеречь, а парубков выгнать сегодня, или нет, это ничем не поможет. На сегодня самая срочная вещь – провизию в замок привести и мост приготовить.
Дуленба договорил, когда медленным шагом вошла мечникова. Несколькими минутами ранее она уже стояла у порога, слушая разговор. На её лице совсем не видно было страха, но великая грусть и серьёзность.
– Я всё слышала, – сказала она, входя. – Мой Никита, пока Янашек не выздоровеет, ты нас защищай.
Придворный с воодушевлением схватил руку пани и поднёс к губам.
– Пусть ясно пани будет спокойна. Бог милостив, – сказал он взволнованным голосом, – когда Он нас сегодня вырвал из такой опасности, не даст нам погибнуть напрасно. Я пока охвачу разумом, потяну, а не хватит, приду за советом.
– Я не думаю ложиться спать, – заявил Дуленба, – бывай с рапортом, будем советоваться.
– Бог тебя к нам прислал, полковник! – сказала мечникова.
– Пусть пани спокойно отдохнёт, нужны силы и назавтра, – говорил Дуленба. – Э! Как-то это будет! – И приблизился, чтобы поцеловать руку мечниковой.
– Только спокойно, – добавил он.
– За нас не бойтесь, – отвечала мечникова, – мы обе имеем довольно мужественные натуры и если сегодня от страха не померли, уже нас ничто, наверно, не испугает. Наиболее болезненно мне только, что по моей причине страдает Ядзя, столько людей, Янашек.
– Не нужно его нежить, – подхватил полковник, – он должен радоваться, что ему повезло и вышел из этого нашпикованный. Это ему на здоровье выйдет и на славу. Дельный хлопец, но нежить его – портить.
Мечникова вздохнула.
– Мой полковник, – выговорила она несмело, – не гневайтесь на меня!
– Но за что?
– Что-то желаю сделать, что вы должны добрым сердцем принять, – произнесла она, – я обязана вам моей жизнью и жизнью единственной дочки, и моих всех. Мы о вас, пока живы, не забудем, но, – добавила она быстро, – хочу вам подарить памятку.
Дуленба фыркнул.
– Добродетельница, – запнулся он. – Как засушенный старый солдат… я… того, не в каких памятках не нуждаюсь, чтобы счастья не забыть. А это же было настоящее Божье благословение. Но пфе! Но пфе! – обеими руками, словно отгоняя что-то навязчивое, отмахнулся Дуленба.
Мечникова стояла и из платка дрожащей рукой доставала карабелу. Глаза полковника упали на неё и он перестал отмахиваться.
Карабела была старая, по виду можно было догадаться, что клинок имела турецкий. Оправа была позолоченная или золотая, однако простая и неизящная.
– О Боже! Карабела, но откуда же?
– Специально для вас тут нашла.
– Но нет, не приму, – начал преследовать её глазами Дуленба. – Только прошу её показать.
Была это старая сабля, найденная в замковом сундуке. Тот, кто её сконструировал, хорошо смазал маслом, так, что ничуть не заржавела, а, очищенная, светилась как серебряная. Вытащенным клинком Дуленба опёрся о пол; светились его глаза на неё.
– Ты должен её принять, полковник! – настаивала хозяйка.
Дуленба в молчании спрятал её в ножны и вздохнул.
– Не могу.
– Почему?
– Почему? Я суеверный: железо дружбу рассекает. Карабела отличная, аппетит к ней не меньший, но не могу.
– Дай мне пол-тинфа за неё! – рассмеялась мечникова.
– Ну, согласен, – румянясь, сказал Дуленба и сделал движение, словно искал дорожную сумку, хотя хорошо знал, что найдёт её пустой. Не имел и пол-тинфа в кармане. Стыдно ему было. Сказал, что потерял, видно, кошелёк по дороге.
– Дам в кредит, – смеясь, прыдко добросила мечникова.
