Откинувшись на бревно, подстелив под себя одеяло, она раздвигает ноги для меня, предоставляя мне доступ, которого я отчаянно жажду. Даже не пытаясь быть вежливым, я стягиваю с нее кружевные трусики, засовываю их в карман и перекидываю ее ногу через плечо.
— Я скучал по этому, — говорю я со счастливым стоном.
Боже, и я получил это. Я скучал по тому, как она дергает меня за волосы, когда я сосу ее клитор, выгибает спину, чтобы потереться о мое лицо, когда я провожу своим языком по ее нежной плоти. Я скучал по ее тихим вздохам удовольствия. Ее пальцы запутались в моих волосах. Я подтягиваю ее колени к груди, раскрывая ее, пока она дрожит у моего рта. Она молчит, почти затаив дыхание. По крайней мере, пока я не ввожу в нее два пальца. Затем она неудержимо стонет, и это почти несправедливо, как быстро она кончает. Я хочу, чтобы это длилось для нее дольше, но я также жажду заставить ее дрожать из-за меня.
Я даже не жду, что она меня трахнет. Я был бы счастлив делать ей приятно каждый день и дважды в воскресенье, просто чтобы пойти домой и оставить это в памяти. Но потом Жен бросает одеяло на песок и начинает расстегивать мои джинсы. Она берет мой член в руку и гладит меня, медленно и настойчиво. Мы не разговариваем. Как будто мы оба боимся, что слова разрушат темноту, уединение, которое делает все это возможным. Здесь, в одиночестве и в тайне, это вообще реально? Мы можем быть кем угодно, делать что угодно. Если никто не знает, значит, этого никогда не было.
Она усаживает меня на одеяло, мы оба все еще одеты. Она знает, что у меня в кармане есть презерватив, потому что я почти всегда так делаю, поэтому она берет его, разрывает и надевает на меня, прежде чем опуститься на мой член. Такая влажная и тугая. Ее бедра раскачиваются взад и вперед, принимая меня глубоко, вызывая прерывистый вдох из моих легких. Я расстегиваю молнию на ее платье и расстегиваю лифчик, чтобы взять две пригоршни ее грудей. Сжимаю. Посасываю ее соски, пока она скачет на мне верхом.
Зарываюсь лицом в ее теплую кожу.
Это гребаное совершенство.
С ее губ начинают срываться тихие звуки. Вздохи, которые становятся громче, еще больше отчаяния. Затем она теряет всякий контроль над своим голосом, постанывая мне в ухо.
— Сильнее, — умоляет она меня. — Пожалуйста, Эван. Жестче.
Я хватаю ее за задницу, удерживая ее над собой, пока я толкаюсь в нее. Она кусает меня за плечо. Я не знаю, почему это всегда так происходит, но через несколько секунд я кончаю, сильно, дрожа, крепко прижимая ее к своей груди. Каждый раз с Жен — это лучший секс, который у меня когда-либо был. Сырой и нефильтрованный, самый честный, какими мы только умеем быть.
Если бы только это чувство могло длиться вечно.
ГЛАВА 13
Женевьева
Я забываю бояться себя, того, кем я становлюсь внутри орбиты Эвана. Это такая работа, волноваться, постоянно охранять свои худшие инстинкты, думать и затем бездумно принимать каждое решение. Я забываю ненавидеть себя и вместо этого позволяю своему платью упасть на песок. Я вхожу голая в волны, пока Эван снимает рубашку, наблюдая за мной с берега. Я помню, каково это, когда он смотрит на меня. Зная меня, выжигая меня в своем разуме. Я помню силу в этом, волнение в том, что я делаю с ним, просто стоя здесь.
По пояс в воде, я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как он идет за мной, и вспоминаю, что у него такая же сила. Я в восторге от линий его мускулов и широких плеч. То, как он набирает пригоршню воды и проводит ею по волосам. Дрожь пробегает по мне от этого великолепного зрелища.
— Да, это было весело, — бойко говорит он. — Но мне нужно бежать.
— О, да? Тебе где-то нужно быть?
— Да, вообще-то у меня свидание. На самом деле, я уже опаздываю. Придется заехать в магазин за новыми презервативами.
— Да, конечно, — говорю я, погружая руки в воду, чтобы устоять против течения. — Это кто-то, кого я знаю?
— Сомневаюсь в этом. Она метровая горничная.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Горячая штучка. — Я сдерживаю смех. — Как раз в твоем вкусе. Я знаю, как ты сходишь с ума по гражданской власти.
— Ты знаешь, это полиэстер, если честно. Безвкусная униформа делает мой член твердым.
— Так что, если я скажу тебе, что стала девушкой из UPS в Чарльстоне…
— Я бы уничтожил это.
— Обещания, обещания.
Схватив меня за талию, он поднимает меня, и я обхватываю его бедра ногами. Я цепляюсь за него, обхватив руками его шею, пока он удерживает нас от толчков и притяжений волн.
Эван сжимает мою задницу обеими руками.
— Пожалуйста, Жен, позволь мне сделать это снова. Я умоляю тебя.
На это я выплескиваю на него пригоршню соленой воды.
— Животное.
Он стряхивает воду с лица, откидывая волосы назад.
— Гав.
У нас и так все хорошо. В том-то и дело. Было бы легко уйти, если бы он был ублюдком, который плохо обращался со мной и был милым только тогда, когда хотел переспать. Но это совсем не так. Он мой лучший друг. Или был.
— Так что продолжай, — хрипло говорит Эван. — Расскажи мне о Чарльстоне. В какие неприятности ты вляпалась?
— Ты будешь разочарован. — Прошедший год был определенно серым, но так и должно было быть. Полная социальная детоксикация. — На самом деле рассказывать особо нечего. Я устроилась на работу в агентство недвижимости. Секретарь/помощник/разное такое. Если ты можешь в это поверить.
— Это, должно быть, было адское собеседование при приеме на работу.
Волна набегает на нас сбоку и швыряет к берегу. Эван ставит меня на ноги, но держит свои сильные руки на моих бедрах.
— Почему это?
Его глаза сверкают в лунном свете.
— Ну, я предполагаю, что при соответствующем опыта, ты перечислила поместье Goldenrod.
Упоминание об этом месте вызывает в памяти всевозможные пакости. Несколько лет назад Goldenrod Estates был жилым комплексом, который все еще строился к югу от залива Авалон. Еще одно закрытое сообщество для людей, у которых больше денег, чем вкуса, все эти безвкусные особняки McMansions, стоящие друг на друге. Но когда ураган прошел и снес половину города, строительство остановилось, поскольку каждая компания бросилась выполнять все реставрационные и ремонтные работы, которые они могли сделать. Места были заброшены на месяцы, оставляя таких детей, как мы, свободно бродить по пустым, открытым домам.
— Это было хорошее лето, — признаю я. Одно из наших самых любимых воспоминаний. — Вечеринка у пустого бассейна.
— О, черт. ДА. Как будто пятьдесят человек запихнули в огромную бетонную яму.
— Потом прибежал Билли и сказал, что копы едут.
Ночь, о которой идет речь, вспыхивает в моей голове. Я помню безумное появление брата, как мы выключили музыку и фонарики. Все мы, затаив дыхание, присели в темноте.
— И твоя тупая задница решает стать героем, — говорю я, скорее забавляясь, чем обвиняя. — Вылезает из бассейна и бежит через улицу.
— Тебе не нужно было следовать за мной.
— Ну, да. — Я покачиваюсь в такт течению, позволяя пальцам ног скользить по песку, когда сила прилива толкает и тянет. — Но я не собиралась отпускать тебя в тюрьму одного
Воспоминания продолжают всплывать. Мы с Эваном забрались на крышу дома через дорогу, наблюдая, как красные и синие огни становятся ярче на фоне стен недостроенных домов по мере приближения машин. По крайней мере, полдюжины авто. Затем, надеясь отвлечь копов от наших друзей, мы начали размахивать фонариками и кричать полицейским, чтобы привлечь их внимание. Мы прыгали с крыши, стучали по тротуару и проносились между домами, убегая от полицейских, в конце концов потеряв их в лесу.
Боже, вместе мы были непобедимы. Неприкасаемые. С Эваном мне не было скучно ни минуты в моей жизни. Мы оба постоянно подпитывались кайфом, в поисках следующей порции адреналина, когда нажимали на пределы нашей собственной способности к неприятностям.
— У тебя там есть парень? — внезапно спрашивает он. — Вернешся в Чарльстон?
