— Откуда?! — боль и гнев сквозили в крике. — Откуда вы знаете колыбельную моей матери?!
Мелодия оборвалась и лицо пересеченное шрамом повернулась в сторону юной кагэми. Хоть глаза и были скрыты под непроницаемой черной повязкой, ошибиться было нельзя — шиварец смотрел прямо в глаза своей тайро.
Глава 8
Сидя на возвышение в позе лотоса, шиварец и сам напоминал камень. На его лице не дрогнул ни единый мускул. В момент, когда к пруду вышла т'эрка, он по своему обыкновению играл на тодарге — шиварском струнно-духовом инструменте.
Он напоминал обыкновенную флейту, со складывающимися «плечами» как у арбалета. От плеч, или крыльев, как их называли шиварцы, к основанию шло по три струны с каждой стороны. В зависимости от того, распахнуты крылья или собраны, менялось и звучание инструмента. На тодарге обучали играть с раннего детства, но не каждый мог похвастаться ловким умением управлять им. Ансацу входил в число тех немногих, кто все же смог покорить сей инструмент.
Он ловко перебирал пальцами по струнам, одновременно вдыхая жизнь в тодарг. Музыка лилась из него нескончаемым потоком. И продолжала бы литься, если бы игру шиварца не потревожила малолетняя кагэми.
— Откуда?! — повторила свой вопрос девчонка.
Шиварец не собирался отвечать на ее вопросы, но и продолжать играть в отсутствии тишины он явно уже не мог. Ансацу сложил крылья тодарга, заткнул за пояс и легкой поступью сошел с импровизированного холма-водопада. Он переступал с камня на камень с такой легкостью, словно всю жизнь прожил в горах. Обойдя периметр пруда по валунам, шиварец направился к т'эрке. Девчонка следила за каждым его шагом. Но кто она ему? Очередная кагэми, по иронии Судьбы и решением Цитадели, а так же скорее всего и Монад, ставшая его тайро. В причастии Монад шиварец не сомневался, не зря они отказали ему в аудиенции после происшествия в обеденной зале.
Вот только он на это не соглашался.
Многие сотни лет он провел в Цитадели и ни разу не согласился взять себе тайро. Неужели Верховные считали, что сейчас он изменит свое решение: «не иметь ничего общего с малолетними кагэми»? Ему на всю его многовековую жизнь хватит того единственного случая, что изменил его раз и навсегда.
Ансацу поравнялся с девчонкой, и тут произошло то, чего мужчина не ожидал. Тайро схватила своего Амо за руку.
— Ответьте мне! — голос малышки дрожал.
Медленно мужчина повернул голову к т'эрке. Даже при том, что глаза шиварца были спрятаны под повязкой, юная кагэми в полной мере ощущала всю тяжесть его взгляда. Ее трясло. Казалась, что она становилась еще меньше, но все равно продолжала сжимать его ладонь обеими руками.
— Отпусти, — без тени эмоций произнес шиварец. Да, он мог с легкостью откинуть слабые ручки девочки, но он хотел, чтобы она сама, испытав всю гамму ужаса, отступила. Т'эрка лишь крепче сжала ладонь Амо. Мужчина ощущал ее страх. Ансацу нагнулся и приблизил лицо к юной кагэми. Лишь повязка разделяла их глаза. — Ты жаждешь испытать всю полноту моего гнева, Альнас[29]?..
Тихим, дрожащим голосом, в котором читались боль и отчаяние, т'эрка произнесла:
— Откуда вы знаете мелодию?
— Ты не знаешь других слов? Твой разум оцепенел настолько, что это все, что ты можешь произнести?
— Я не боюсь вас, — девочка сглотнула.
— Нехорошо лгать тем, кто видит тебя насквозь. Я настолько пугаю тебя, что твой вопрос «откуда?», всего лишь жалкая бравада. Ты прекрасно осознаешь, что я могу с легкостью переломить тебе шею, — прошипел Ансацу в самое ухо нарушительницы своего спокойствия. Свободная рука мужчина медленно сжал тонкую шею девочки.
— Кагэми не убивают кагэми.
— Твои блохастые друзья успели тебе это поведать. А они не сказали, что этот закон не мешает мне прямо сейчас сломать тебе руку, которой ты посмела остановить меня?
Ансацу освободил ладонь из захвата маленьких ручек и вывернул кисть девочки. Из глаз малышки брызнули слезы, но освободиться она не пыталась.
— Откуда?.. — сглатывая ком в горле и превозмогая боль, повторила кагэми.
Это стало раздражать шиварца и, резко выпрямившись, он оттолкнул от себя назойливую девчонку. Та отлетела к водоему, сильно ударившись о валуны. Шиварец смотрел на свою тайро не больше пары секунд и направился к деревьям. Но не успел он пройти и пары метров, как за спиной раздались характерные звуки извержения содержимого желудка.
Мужчина остановился и медленно развернулся. Удар не мог быть настолько сильным, что бы вызвать рвотные позывы, а значит, причина крылась в чем-то другом. Шиварец внимательно смотрел на свою подопечную. Агрессией по отношению к ней более не веяло.
Девочку продолжало рвать. Желудок избавился от недавнего ужина и теперь кагэми исторгала из рта желчь с примесью крови.
Скривившись и пройдясь нелестными словами о Цитадели, «дряхлых Монадах» и умственных способностях некоторых особо мохнатых видах кагэми, неспособных увидеть очевидное, шиварец быстрой походкой приблизился к трясущейся т'эрке.
Мужчина присел около малышки и, схватив ее за волосы, не церемонясь окунул лицом в воду. По поверхности пошли мутные круги. Тайро начала бить шиварца по рукам, но тот был непреклонен. Лишь когда на теле девочки стали проступать узоры дэне эшекей, он вытащил ее из воды.
Т'эрка откашливалась водой, но рвать ее перестало. Мокрая и заплаканная, сейчас она выглядела маленькой беззащитной девочкой в чужом и опасном мире. Обычным ребенком. Портило это впечатление только проявившиеся по всему телу знаки кагэми.
Малышка подняла лицо на Шрама, но все что она успела запомнить перед погружением в спасительную темноту, так это руки шиварца, тянущиеся к ее голове и слово «Альнас», которым он ее назвал.
* * *
Фурри и денром выбежали из жилой части Цитадели и замерли у ворот. Нужно было найти подругу до того, как она в очередной раз влипнет в неприятности. Но впопыхах кидаться искать ее по всей территории было не разумно. Хесед и Гебура вдохнули воздух полной грудью, пытаясь уловить запах т'эрки. Раньше у них этого не получилось, но с тех пор, как девочка приобрела свой путь и стала полноценной кагэми, она распространяла уникальный для них аромат. Каждый из жителей Цитадели источал запах, больше всего напоминающий воздух после дождя. Описать его иначе было не возможно, он был потрясающе чист и имел свою неповторимую окраску. Это нельзя было передать, так же как и звук растущей травы и падающего листа.
Как шорохов крадущейся тени в отсветах заката.
Еще одной его особенностью было то, что его могли чувствовать только кагэми. Для всех остальных существ, которые в своей жизни могли повстречаться с блуждающими во тьме, кагэми не пахли. От них вообще не веяло жизнью. Окружающие чувствовали только Пустоту, Тишину и Тьму. Потому к услугам жителей Цитадели обращались только в крайних случаях.
