Неожиданный вопрос застал Селину врасплох.
— М-м-м… Несколько. Ты не находишь мой план прекрасным?
— Весьма вероятно. Когда мы познакомились, ты была в зеленом. То платье также было взято взаймы?
Она вздернула подбородок, задетая его агрессивным тоном.
— Да.
— Зеленый цвет идет тебе. Я надеюсь, ты снова будешь его надевать.
Селина устремила невидящий взор в парк.
— Платья мы просто берем взаймы. Они не мои, и у меня не остаются, — сказала Селина, ненавидя себя за то, что снова приходится выкручиваться и лгать.
— Значит, ты надеваешь платье один раз и возвращаешь его?
— Я… я не оставляю их себе. — Селина думала, как она объяснит Дейвиду эту новую выдумку. Он поймет и скажет, что наше дело правое и что не стоит беспокоиться о мелочах.
— Объясни, кем приходится тебе этот тип Летчуиз?
Селина с трудом сдержалась:
— Я ничего не обязана вам объяснять, сэр.
— Конечно нет. Меня зовут Джеймс, между прочим. Ты ответишь на мой вопрос?
— Я никем не прихожусь Персивалю Летчуизу.
— Но, возможно, ты каким-то образом связана с его отцом?
Они глядели друг другу в глаза.
— Откуда ты знаешь? То есть нет, не связана! Все это не так.
— Слухи разносятся быстро, дорогая. Я слышал, болтают о твоем обручении с Бертрамом Летчуизом, богатым купцом и близким другом твоего отца.
— Никакого обручения не было, — сказала задумчиво Селина. В голосе Джеймса ей послышался гнев. Почему он сердится?
— Пойдем в парк. Может, у тебя развяжется язык там, где нет опасности, что нас подслушают.
Глаза его блестели, губы приоткрылись, обнажив сверкающую полоску белых зубов. Он выглядел более опасным, чем все желающие подслушивать. Но ей хотелось пойти с ним в парк.
— Не думаю, что у меня развяжется язык.
— Ты боишься, Селина?
Можно подумать, что он читает самые потаенные ее мысли.
— Я ничего не боюсь, — твердо заявила она.
— Ничего? — засмеялся он, и у нее заскребло на сердце. В этом смехе прозвучал вызов. И в то же время — обещание.
— Почти ничего, — уточнила она, сбавив тон.
— Тогда пойдем погуляем среди деревьев, моя золотая девочка. Мне нужны простор и воздух. И мне нужна ты, чтобы освещать путь. А я буду тебя охранять.
Сердце Селины екнуло. Ясно, он играет с ней.
— Хорошо. Но вскоре я должна вернуться к Летти. Она будет беспокоиться обо мне. — Селина знала, что идти не следует, что ни одна молодая леди не должна ставить под угрозу свою честь. Но ничего не могла с собой поделать.
— Я вскоре доставлю тебя назад.
Они медленно спустились по каменным ступеням. Правой рукой Джеймс держал руку Селины, а левая его рука легла ей на талию. Дорожка извивалась среди подстриженных кустов, которые поднимались выше головы девушки. Вскоре уже ни один луч света из окон дома не достигал прекрасной пары. Селина ощущала себя отрезанной от всего мира. Ей было страшно.
— Я думаю, дальше идти не надо, — сказала она робко. — Здесь предостаточно свежего воздуха.
Они остановились под раскачивающейся веткой каштана. Луна проглядывала сквозь листву, кружевная тень дрожала на траве у их ног.
— Как пахнут цветы.
— М-м.
Джеймс прижался грудью к спине Селины и обвил руками ее талию.
— Я думаю, это розы сорта «Милый Уильямс». И ночные фиалки. — Ее сердце билось так сильно и бурно, что он, должно быть, чувствовал эти удары.
Он с нежностью потерся подбородком о ее волосы. Нежно повел им взад-вперед.
— Но мои самые любимые цветы — полевые. Они всегда напоминают мне родной дом. Дорсет.
На мгновение он замер.
— Время от времени, когда удается, я выезжаю верхом ночью к побережью. Ветер несет мне в лицо запах морской воды и диких трав. Мой маленький мерин по кличке Клеопатра…
— Мерин?
— О да.
— Но… Ну да ладно. Он вороной?
— Нет, серый. Он понимает каждое мое слово.
— Итак, серый мерин по кличке Клеопатра?
— Совершенно верно. Он бы тебе понравился, если бы ты его увидел.
— Не сомневаюсь, что увижу, — сказал Джеймс и нежно поцеловал ее в висок. — Чувствую, я смогу полюбить все, что важно для тебя, Селина.
Он загадка: то холоден, жесток, способен испугать, то, мгновение спустя, — нежен настолько, что можно расплакаться. Только она никогда не плачет.
Почти незаметно для Селины его руки сдвинулись с ее талии и скользнули выше, пока большие пальцы не остановились на нежной, чрезвычайно чувствительной нижней части грудей. Он целовал ее шею, плечи. Селина чувствовала его дыхание, ласковое, словно шелк, на нежных выпуклостях в вырезе платья. Он глухо застонал. Значит, он и получал наслаждение? Касаясь ее? Полуприкрытые глаза Селины широко распахнулись.
— Селина? — Он поднял голову, голос его изменился. — Что с тобой? О чем ты думаешь?
Мысли ее прыгали. Есть выход! Есть возможность разделаться с Бертрамом Летчуизом! Трепеща от волнения, но твердо решив ничего не дать заметить Джеймсу, Селина повернулась к нему лицом и заглянула в его глаза:
— Я думаю, слишком много мужчин и женщин вступают в брак по ошибке. — Объятия слегка ослабли. — Не кажется ли тебе трагичным, что мужчина и женщина, намереваясь прожить вместе целую жизнь, не выясняют по-настоящему, подходят ли они друг другу?
— Ах, вот что…
Селина знала: все получится. Она предчувствовала успех, надо лишь быть терпеливой. Сегодняшний вечер будет началом, и если она верно оценила положение, ей удастся приобрести союзника!..
— Что ты имеешь в виду, Селина? — грубовато спросил Джеймс.
— Во-первых, что, по-твоему, должна ожидать женщина от своего будущего мужа, чтобы почувствовать: они подходят друг другу?
Он прокашлялся.
— Вероятно, некие глубинные ощущения, свойственные женщине?
— Конечно же! — воскликнула Селина. — Должно быть, в конце концов она сможет надеяться, что между ними сложится что-то прочное. Она должна ощущать его доброту и нежность, и согревающее чувство безопасности. И полное взаимопонимание, конечно.
— Доброта и нежность… — Джеймс говорил не свойственным ему слабым голосом. — И полное взаимопонимание?
— Да, да.
— А что… — Джеймс на мгновение задумался. — Что должен ожидать мужчина от своей будущей жены?
— Ну… — Селина была уверена, что разговоры насчет необходимости женского послушания — пустая болтовня. — Она тоже, конечно, должна стремиться понимать его. Насколько возможно.
— Продолжай, — попросил Джеймс.
— Муж должен всегда видеть в жене равную себе личность.
Джеймс поперхнулся и закашлял так сильно, что Селине пришлось постучать ему между лопатками. Но вот его дыхание успокоилось, и он так крепко прижал ее к себе, что ее лицо оказалось в каком-то дюйме от его груди.
— А что еще? — Голос его прерывался. — Что еще должен ожидать муж?
Дело, похоже, зашло дальше, чем она наметила для первого шага.
— Что еще?.. Думаю, муж должен ожидать от самого себя, что будет способен обожать свою жену, любить ее больше всех на свете — даже больше самого себя.
Он молчал, и ей стало неудобно в стальном капкане его рук.
— Есть ли еще что-нибудь, что, по-твоему, может быть необходимым для людей, вступающих в брак? — спросил он наконец.
— Уверена, что вспомню больше, но в данную минуту упомяну лишь аксиомы.
— Аксиомы — бесспорные истины?
— Они самые. Совершенно обязательно, чтобы муж узнал, чего абсолютно не переносит его жена. А за этим должен, естественно, последовать компромисс.
Джеймс издал звук, который можно было понять как просьбу разъяснить сказанное.
— Например, я абсолютно не вынесла бы того, что мой муж читает за завтраком.
— А что же ему тогда делать? — Голос Джеймса звучал странно.
— Есть конечно. И разговаривать со мной. Ведь у него будет масса времени для чтения, когда я займусь своими обязанностями… Отправлюсь за покупками или поеду развлекаться. Ну, ты понимаешь…
— Есть ли другие аксиомы?
— Да, конечно. Я не выношу, когда мужчина вваливается в дом в грязных сапогах. Это ужасно. Всюду комья грязи. Я бы ожидала, что он снимет сапоги. И еще нельзя забывать о выпивках. Пьяные у меня вызывают отвращение. Мой муж пить не будет.
— Совсем?
— Абсолютно. И поскольку я испытываю страх перед всем, что ползает, муж будет обязан проинспектировать мою спальню, прежде чем я лягу в постель, нет ли там этого кошмара.
— А что же ждет его перед тем, как он ложится в постель?
— Что он делает в своей спальне, прежде чем ложится в постель, меня совершенно не интересует.
Джеймс, кажется, вздрогнул.
— Джеймс, ты в порядке?
— М-м. Мне хорошо.
Не будь Селина и сама уверена в этом, она сочла бы, что он пытается сдержать смех. Или кашель.
— Есть еще аксиомы? — спросил он.
