Он в садах "вкалывает", она торгует на мини-рынках, где не надо платить за место и налог. И чувствует там себя главарем. На таких базарчиках нет для частников прилавков. Каждый продавец устраивается, как может. Кто на ящиках, кто на картонных коробках возле ларьков. Если потребуется, может и подраться за место. Потом сама же об этих своих "подвигах" и рассказывает. Вот один эпизод из ее многотрудной жизни (записано с ее слов).
Приходит однажды Галина на какой-то из импровизированных рынков с цветами (цветы она выращивает сама, не доверяя это тонкое дело своему "негру", мужу то есть). Садится рядом с какой-то женщиной, которая тоже продает цветы. У нее — всякий "сброд", у Галины — розы, георгины какого-то необычного сорта. У сестры моей берут, у ее соседки — нет. И начинает та немного погодя нападать на конкурентку. Оскорбляет, гонит с места. Сестра моя молчит, не торопится принять вызов, копит злость. Нападающая не отстает.
— Смотрите, — говорит, — какая тихонькая!
— Я тихонькая?! — рассвирепев наконец, рявкает Галина. — Я не тихонькая! Ясно?! И если только еще пикнешь, измолочу тебя!
Задира, перепугавшись, тотчас замолкает….
Спору нет, до настоящих богачей, нынешних капиталистов, сестре моей старшей очень и очень далеко. Но по сравнению со всеми своими родственниками, кровными и некровными, она весьма и весьма состоятельный человек. И Родион, зная это, пасует перед нею.
Когда кто-либо звонит в дверь, он всегда открывает сам, но прежде, чем сделать это, внимательно смотрит в глазок. Если кнопку звонка нажимает Галина, он без промедления щелкает замком, и тут же дверь распахивается (надо сказать, что дома он, как какой-нибудь босяк, вечно ходит в трусах). Не стесняясь своего внешнего вида, отступает назад, пропуская богатую свояченицу.
— Заходите, заходите, — бормочет он приветливо, заискивающе улыбаясь. Губы его при этом трепещут, как крылья бабочки, опустившейся на цветок.
О Галине Родиону было все доподлинно известно: как родителей эксплуатировала, как своих детей мучила, тем не менее он преклонялся перед нею и до такой степени, что сказал вдруг однажды своей жене:
— Была бы ты такая, как твоя самая старшая сестра!
Вот уж Лида поревела, услышав от муженька, служила которому, как говорится, верой и правдой уже более тридцати лет, сие заявление. Это же надо было придумать такое! Ну как она могла, живя с ним, подчиняясь ему во всем, исполняя все его прихоти, не имея ни минуты свободного от обязанностей по дому времени, сделаться такой, как Галина, умеющая даже из воздуха делать деньги. Для того, чтобы действовать, как Галина, нужно было, наверно, такой, как она, родиться. Умной. А вот этого качества Лиде как раз и не хватало. И Родьке это было доподлинно известно. Причем с самого начала. В одной же школе, в одном классе учились. Ведь он своими глазами видел тогда, как она "плавала", отвечая на уроках у доски. Если бы он хотел, чтобы супруга его была умной, вот и женился бы на такой, как Галина. А то — ведь взял в жены хорошенькую (в 17–18 лет Лида была очень миленькой, он так и называл ее — "миленькая"), а теперь умную подавай ему! Скорее всего, если бы и Галина родилась смазливой, но выскочила бы за такого дьявола, как Бродька, то и она, не имея возможности "развернуться", тоже не сколотила бы никакого состояния.
Родион об этом не думает. За деньгами свояченицы он уже не замечает ее некрасивости и привлекательности своей "половины". Вот как чужие деньги его приманивают! Безусловно, Лида теперь уже не такая миловидная, какой была в юности, но все равно Галину с нею не сравнить.
В рассказе "Рядом с добрыми", где главная героиня — Галина, я изобразила ее красавицей, но, к сожалению, прелестной она никогда не была. Фигуру, правда, имела идеальную, но этого же мало, чтобы прослыть очаровательной. А теперь и этого своего достоинства, можно сказать, лишилась. И не только потому, что годы свое берут. В основном по той причине, что, сосредоточившись на одном: как бы побольше накопить "барашков в бумажках", перестала следить за собой. Изредка, собираясь в гости в хорошее место, могла одеться, как королева, а в обычные дни — как нищенка. Очень боится Галка: если будет по улицам ходить расфуфыренная, смекнут люди, что богатая она, и найдется какой-нибудь "браток", выследит, где она обитает, заберется в дом и ограбит…
Жилище свое, тот самый особняк, достраивать который помогали ей все родичи, тоже запустила, превратив в сарай. Самой заниматься ремонтом некогда, а маляров нанять — денег жалко.
— Ну как бы он жил с такой? — плача приговаривала Лида. — Чистоту и порядок спрашивает, и вкусную пищу ему подавай. А когда бы она, хозяйка, порядок и чистоту в квартире наводила и еду изысканную готовила, если бы с рынка не уходила? Она, жена его, еще и на производстве работает, а та — нет! Пенсионерка уже! Совсем сдурел мужик от зависти!
Короче говоря, очень сильно, в первый раз за всю их совместную жизнь обиделась на своего супруга Лида. И даже вслух обиду высказала. Слез не могла сдержать. Еле-еле успокоилась. Не знаю, как повел бы себя по отношению к свояченице этот ловелас, будь у нее наружность поприятнее, но, на Лидино счастье, она такая, какая есть, и перемениться в лучшую сторону, похорошеть вдруг уже не сможет…
* * *
Напряженная атмосфера дома не замедлила сказаться на самочувствии мамы. Тут еще участились магнитные бури, которые она переносила с трудом. Чуть ли не каждый день приходилось вызывать для нее "скорую помощь". Данным обстоятельством, а также тем, что я, либеральничая с Юдиными, не поддержала Галину, задумавшую выставить их из маминого сада, и решили воспользоваться Родион и Лида, чтобы завладеть, если уж не им самим, то хотя бы тем, что на участке выросло за три летних месяца текущего года. Именно такую идею, вероятно, и подала им баба Стюра, когда они оба к ней бегали за советом. Лично я ничего бы в материальном смысле не потеряла, если бы моей сестре и ее мужу удалось своего добиться. Я же не торговала тем, что выращивала. Я представить себе не могла, что сижу, как Галина, на рынке и что-то из овощей и фруктов продаю. И, уезжая, почти ничего из этих продуктов не брала, чтобы не надрываться в дороге. Но я не могла допустить, чтобы маму бессовестным образом обворовывали. Душа моя не могла с этим смириться. Юдиным же до моих чувств было как до лампочки. Они стали действовать по заранее намеченному плану.
Случилось это в субботу, Лида была дома. "Скорая" к нам и в этот день приезжала. Сделав маме укол и прихватив свой чемоданчик, медики удалились. Закрыв за ними дверь, сестра заявила мне категорическим тоном (так она со мной пока еще не разговаривала):
— Завтра мы с Родей поедем в сад.
— То есть? — удивилась я в очередной раз.
— А ты будешь с мамой. Ее же нельзя одну оставлять.
— Но я сюда приехала ведь не для того, чтобы дома сидеть, а для того, чтобы в саду работать! — резко возразила я, давая сестре понять, что ничем она не удержит меня, что в сад они без меня не поедут. Слишком большая это была бы для них роскошь. Я могла бы вдобавок к сказанному напомнить Лиде, с какой целью она с мамой соединилась и какое за это согласие ухаживать за старушкой получила вознаграждение. Но не стала ничего этого говорить, тем более при маме. Заметила лишь, сдержав гнев:
— Командуешь здесь — пожалуйста. А там — уже не твои владения.
Родион отсутствовал. Мама, которая после укола еще не успела уснуть, не проронила ни слова. Ее молчание поняла Лида как согласие со мной и, как теперь говорят, "отвяла" от меня.
Родион вернулся домой поздно. Как выяснилось на следующий день, он обошел всю свою родню, приглашая в тещин сад. Одну меня не позвал. Я сама приехала. Он вслед за мной. Не спросив у меня, чем следует заняться, он уселся под кустом красной смородины на перевернутое вверх дном десятилитровое ведро и стал ее обрывать.
А надо сразу сказать, что красная смородина — любимая мамина ягода. Она долго висит на веточках, не осыпается и не портится, почему с ее сбором можно не торопиться и лакомится ею до самых холодов. Такого задания — собирать ягоды — мама нам с Родькой не давала, когда мы уходили из дома. Но я не стала ему это напоминать. Кроме того куста, к которому он пристроился, был еще один, совершенно не тронутый, и я сказала зятю, что тот, с которого уже собирали ягоды, можно весь оборвать: Галина же не претендует на красную смородину. А другого куста можно пока еще не касаться. Только вымолвить успела, глядь: за моей спиной стоят Светлана, ее муж Михаил, сын Максим и собака Белка. У Светланы в руке пятилитровое капроновое ведро (чтобы такое ведерко наполнить смородиной, оборвать нужно не один, а два таких куста, как у нас), у Михаила — большущий мешок. Как я и предполагала, приехали они, воспользовавшись приглашением Родиона, урожай снимать. Было бы тут дело, мелькнула у меня в голове мысль, если бы я послушалась Лиду и осталась дома. Все до последней ягодки и до последнего яблочка содрали бы и утащили к себе домой Светлана и Мишка…
